Я снова бегу, ощущая свободу, мне необходимо, чтобы она наполнила мое сердце. Трэвис быстро догоняет меня и хватает руками за талию. Он разворачивает меня в воздухе и закидывает к себе на плечо, и я смотрю на его идеальный зад. При обычных обстоятельствах неконтролируемая близость наших тел испугала бы меня, но я не могу перестать смеяться.

Даже после того, как Трэвис бросает меня в воду, смех продолжает вырываться из меня.

— Ты думаешь, это смешно? — спрашивает он.

Неистовый взгляд пронзает меня, и весь юмор улетучивается. Я узнаю этот взгляд. Удовольствие пронизывает мой позвоночник, пока его глаза пожирают меня. Я погружаюсь в воду, пытаясь собраться с мыслями, но они так же изменчивы, как и мое сердцебиение.

Когда я всплываю на поверхность, губы Трэвиса впиваются в мои, и я начинаю падение в пропасть, от которой не хочу бежать.

Я открываю для него рот, предлагая гораздо больше, чем он берет. Это в некотором смысле мой первый поцелуй. Запускаю руки в его мокрые волосы, в то время как его руки ласкают мою спину, когда он поднимает меня. Ногами я обхватываю его талию и нежно прикусываю губу, когда стон вырывается из меня.

Волна врезается в нас, и под водой я забываю все, у меня начинается паника. Тревога звенит в моих ушах, мне становится страшно от внезапного осознания того, что я не могу дышать, и кто-то держит меня под водой. Каждая волна сбивает меня, но я отказываюсь принимать свою судьбу. Я борюсь против него, против ярости океана и пробиваюсь на поверхность прочь от рук, которые причиняют мне вред.

— Отпусти меня! — ору на него, задыхаясь, и стучу кулаком по его твердой груди, слезы катятся по моим щекам.

Оказавшись на свободе, я пулей вылетаю из воды, упав несколько раз, прежде чем добираюсь до песка. Я беспорядочно вдыхаю и выдыхаю воздух, рыдая. С трясущимися руками и ногами мне удается сесть на песок, где я укачиваю себя, пока мое тело дрожит от воспоминаний, которое оно помнит, а я нет.

Спокойствие отводит мои кошмары, воздух вибрирует страхом и смятением, исходящим от моего тела. Трэвис сидит рядом со мной и обнимает меня. Я хочу уйти от его прикосновения, но он тянет меня ближе к себе, я беспокойно плачу, прислонившись к его голой груди. Он гладит мои волосы и шепчет слова утешения до тех пор, пока я не прекращаю плакать и дрожать.

Вода приближается к тому месту, где мы сидим, песок поглощается волнами. Просторы океана оставляют меня опустошенной. Мои страхи смешиваются с прохладным бризом, фрагменты нормальной жизни погружаются на дно моря.

Нормальная жизнь. Если бы я знала, что это означало.

— Я не сумасшедшая, — бросаю взгляд на Трэвиса через мокрые ресницы и вижу только беспокойство в его глазах.

— Это под вопросом, Холли, — отвечает он через секунду.

Я резко поворачиваю голову к нему, готовая защищать себя и послать его к черту, но встречаюсь с его полуулыбкой, так что опасливо улыбаюсь ему в ответ.

— Может быть, — смягчаюсь я. — Но ты целовал сумасшедшую.

Его смех окутывает меня, избавляя от боли и страха. И я тону в нем.

Но он лишь прижимается носом к моей шее, пока я смотрю на него, и наши губы снова встречаются. Только на этот раз его губы не касаются моих, а только спрашивают разрешение, так что я плотно прижимаюсь своими губами к его. На этот раз поцелуй более медленный, менее навязчивый и слаще. Но мой пульс и дыхание все равно учащаются. Я задерживаю дыхание, когда мы заканчиваем наш поцелуй.

Я смотрю в глаза Трэвиса, видя в них сочувствие и желание понять меня. Почему он выбрал меня — мне неизвестно. Но, похоже, я выбрала его.

— Несколько месяцев назад я была похищена, — говорю, держа руку так, чтобы он молчал. — Похищена, — заявляю я, уточнение было необходимо. — Я не помню этого, но я отсутствовала в течение шести месяцев.

Слушая морской рев и ощущая ветер на нашей обнаженной коже, я продолжаю рассказывать ему историю, которую слышала уже десятки раз, только на данный момент это ощущается более личным. Эта история никогда не звучала с моей точки зрения. Это оттого, что полиция взяла на себя всю историю, правильную версию. Мы знаем даты, когда я пропала и когда меня, блуждающей по лесу, нашел Деда. Те многочисленные травмы, которые я получила, вместе со сроками немного намекали на то, что это реальная история.

— Так ты ничего не помнишь? — спрашивает Трэвис, ласково выводя маленькие круги на моей спине.

Я опираюсь на него, игнорируя стеснение в груди, и слушаю стук моего израненного сердца и сердца, бьющегося в его груди.

— Ничего, — отвечаю я. — Никого, — просто нескончаемая тьма, что калечит мою душу.

Трэвис целует меня в плечо и в неверии качает головой. Мы сидим в тишине в течение длительного времени, в то время как Трэвис осознает то, что я сказала ему.

— Я помогу тебе, — говорит он, наконец.

Оглядываюсь на него, не понимая, что он имеет в виду.

— Вместе мы можем попытаться помочь тебе вспомнить.

Я вздыхаю. Так много людей пыталось помочь мне, и я разочаровала их всех.

— Трэвис, я хочу вспомнить. Правда. Но это не то, зачем я приехала сюда.

— Тогда зачем ты приехала? — спрашивает он.

Чтобы встретить тебя.

— Так я могу выяснить, как быть более независимой. Таким образом, я могу научиться жить снова, — чтобы найти место, где я не всегда разочаровываю кого-то.

Трэвис кивает головой, и я знаю, что он понимает или, по крайней мере, хочет понять.

— Итак, давай жить.

Он помогает мне подняться на ноги и оборачивает свою руку вокруг моей талии. Мое сердце выбивает имя Трэвиса, пока он ведет нас прогуляться вдоль берега. Волны манят нас, но мы продолжаем идти вместе. Мы ступаем на тот путь, который определила для нас судьба. Руки Трэвиса выжигают отпечатки пальцев на моем искалеченном сердце.

Я хочу жить. Я хочу ощущать.

— Пойдем кататься на велосипеде, — лучезарно улыбаюсь ему.

— А, так ты имеешь в виду велосипед... — поигрывает бровями он, дразня.

— Велосипед, Трэвис, — закатываю глаза, повернувшись так, что он не может видеть мою улыбку.

— Просто будь осторожна, чтобы не споткнуться о мою подножку и не упасть.

Банально. Так банально. Но все равно моя улыбка становится шире.

Я сижу внизу на диване, пока Эрика спит после приема снотворного, которое я дал ей сегодня утром.

Она проснулась взволнованная, растерянная и напуганная. Затем злилась, когда не получалось сформулировать слова, которые она хотела произнести. Я пытался объяснить ей, что понял ее, но она не слушала. Эрика металась в кровати, пытаясь встать, но ее тело не было готово к этому, и я вынужден был дать ей успокоительное. Моя душа разрушена и разбита. Я стоял возле нее, держа за руку, не желая больше ничего, кроме как успокоить ее, тогда ее тело наконец-то сможет отдохнуть. Сопротивление Эрики сжигало меня, и я пытался сдержать слезы, когда смотрел на нее. В ее пристальном взгляде отчетливо просматривалось обвинение в предательстве.

Сегодня плохой день. Ее врач надеется, что все наладится, и он хочет регулярно видеть ее на магнитно-резонансной томографии, таким образом, он может наблюдать за ее мозгом, чтобы увидеть, есть ли какие-либо изменения. (Примеч. магнитно-резонансная томография (МРТ) — томографический способ исследования внутренних органов и тканей с использованием явления ядерного магнитного резонанса). Я уже знаю, что нет, и никогда не будет. Сначала надежда закралась в мою голову, но она была слишком далеко, вне досягаемости, поэтому я не был столь разочарован, когда понял, что моя Эрика ушла навсегда.

Я встаю со стула и начинаю вышагивать, в то время как наш сын Бэб готовит нам ужин. В его двадцать с небольшим лет он еще наивен, молод и считает, что все хорошо. Эрика находится в худшем настроении, в котором она, кажется, в сознании, но ничего не напоминает ее прежнюю. Предыдущий опыт мне подсказывает, что это продлится день, возможно, два. Потом однажды она проснется, не понимая мучений, которые мы пережили.