Желудок скручивается, я начинаю задыхаться и обнаруживаю, потеряла способность говорить. Я захлебываюсь словами, которые хочу сказать Трэвису, когда он берет у меня трубку. Я не слышу его слов, но я так или иначе ловлю его взгляд, который выдает его мысли, и я знаю, что Деда в опасности.

— Это он, — кричу я Трэвису, дрожу, пытаясь вырвать у него телефон.

Он кивает мне, но отказывается отдавать телефон.

— Что мы должны сделать? — спрашивает он, его голос напряжен, а глаза темные и опасные.

— Нет, — говорит он звонившему, и, услышав этот ответ, я прихожу в ярость.

Слишком много завершенности в этом слове.

— Дай мне телефон, — отчаянно требую я.

Я безжалостно ударяю его, но страх разрушил мою собранность, я становлюсь легкой добычей, и он легко удерживает мое тело на песке. Разбиваясь на осколки, я извиваюсь под его весом, дергая ногами в воздухе, но он отказывается слезать с меня. Пойманная в ловушку, я концентрирую свои мысли, успокаиваю разум достаточно, чтобы мыслить. Когда его хватка слабеет, я отстраняюсь и отползаю от него.

К тому времени, когда я завладела трубкой, вызов уже завершился.

— Как ты мог? — кричу я пронзительно, переполненная яростью и страхом, и бью Трэвиса в челюсть, заставляя его сделать несколько шагов назад.

Ослепленная яростью, я едва вижу семью Трэвиса, хотя они стоят вокруг нас, наблюдая за нами, вероятно, пытаются выяснить, стоит ли им вмешаться.

— Холли! — кричит он на меня, хватая мои руки, прежде чем я снова ударю его. — Твой дедушка в порядке, — он пытается успокоить меня.

— У него Деда! — мотаю я головой.

— Я знаю, — говорит он.

Он знает, и не позволил мне поговорить с ним!

Он крепко меня держит, я пинаю его, готовая биться с ним из-за его высокомерного невежества, которое подвергло опасности жизнь Деда еще больше. Мы снова кувыркаемся на песке, и на этот раз он удерживает меня таким образом, что я не могу бороться с ним, поэтому делаю единственное, на что способно мое тело. Я плачу.

Роберт пытается оттянуть Трэвиса от меня, но Трэвис отталкивает его, заставляя упасть с громким глухим стуком. Затем он тянет меня в свои крепкие объятия, губами касаясь моего виска, пока приглаживает мои волосы.

— Мы вернем его, — успокаивающий голос Трэвиса не соответствует жестокому взгляду и сильному захвату, которые удерживают мое тело.

— Как? — мне плевать на него. — Ты не дал мне поговорить с ним! Как я должна вернуть Деда, когда ты не позволил мне выяснить, что он хотел?

— Ему нужна ты, Холли, — шепчет Трэвис, его слова душат меня.

— Тогда, он получит меня.

Трэвис качает головой.

— Это не тебе решать! — кричу я, мое сердце кричит громче, чем мой голос.

— Достаточно, — голос Трэвиса суров и так резок, что я замолкаю, и этого достаточно для того, чтобы он продолжил говорить. — Твоя борьба со мной ничего не исправит. Позвони своему другу Деррику и объясни ему, что произошло. Я организую наш вылет.

Трэвис отрывается от меня, шагает мимо своей семьи, которая тихо замерла на месте, и возвращается в свой дом, оставив меня сидеть в одиночестве на песке. Не позволяя страху взять меня в очередной раз в заложники, я отрываюсь от земли, готовая сделать все необходимое, чтобы вернуть дедушку.

Я виновато смотрю на Барбару и остальных членов семьи Трэвиса, но у меня нет сил или желания, объяснять им, свидетелями чего они только что стали, поэтому я возвращаюсь в свой дом и звоню Деррику. Прижав телефон к уху, я вижу Барбару, которая идет к моему дому. Она входит и в ободряющем жесте кладет руку мне на плечо. Я напрягаюсь от ее прикосновения, мои эмоции взрываются, поэтому я начинаю считать телефонные гудки.

Один.

Два.

Три.

Четыре.

— Деррик, — шепчу я в трубку, когда он отвечает после четвертого гудка. Мои руки, липкие и потные, дрожат, поскольку мой кошмар становится реальностью. — Он похитил Деда.

— Что? — голос Деррика отзывается эхом в моей голове.

Я трясу головой, чтобы очистить ее от всего, но я должна рассказать Деррику.

— Ты уверена?

— Он позвонил мне с телефона Деды. Голос Деда был такой…

— Не надо, Холли, — прерывает он меня. — Не мучай себя, думая о том, какой был голос у Деда. Он сильный, — напоминает он мне.

— Мы должны вернуть его, — я всасываю нижнюю губу и кусаю её достаточно сильно, до крови.

— Деда не хотел бы, чтобы ты пошла за ним.

— Это не ему решать.

После нашего разговора, я теряю единственную цель, ради которой упорно держалась на ногах, и оседаю на пол. Барбара опускается на колени рядом со мной и приглаживает мои волосы, в то время как я задыхаюсь от рыданий, сотрясающих все тело. Она заключает меня в свои объятия, и я охотно иду к ней, как ребенок в поисках утешения.

— Деррик позвонит в полицию, — Барбара напоминает мне, что слушала мой разговор с Дерриком.

Деррик пытался меня убедить, что единственный способ помочь Деду — это обратиться в полицию. В противном случае, это будут просто Деррик, Трэвис и я, которые отправятся на поиски Деда. Я не стала напоминать Деррику о той помощи, которую я «получила» от полиции, когда была в плену.

Даже в разгар депрессии я могу почувствовать Трэвиса прежде, чем вижу его. Его присутствие неуловимое и напряженное, как будто он был дыханием, в котором я нуждаюсь. Я медленно освобождаюсь из объятий Барбары и смотрю на Трэвиса с бледной улыбкой.

— Я возьму ее, — он не ждет, что Барбара ответит. Он просто подходит и берет меня на руки.

Я злюсь на него. Но, пока я нахожусь у него на руках, и он оставляет мягкие поцелуи на макушке моей головы, я должна напоминать себе, что рассержена.

Он несет меня в комнату, в которой мы проводили каждую ночь с того дня, как он взял меня поплавать в пещере, и он садится на кровать со мной, устраивая меня на коленях. У меня небольшая пауза от реальности, но разве я могу быть настолько наивной, чтобы думать, что это будет длиться вечно?

Во рту пересохло, и я облизываю губы.

Сухо, во рту так сухо, и мое тело устало, я была уверена, что попаду в какую-нибудь разновидность комы, вызванную обезвоживанием. По крайней мере, я надеялась на это. Комната вращалась, запах моих собственных испражнений делал все происходящее еще невыносимее. Я ногтями скребла пол, пытаясь найти стену, чтобы прислониться и сесть прямо.

— Воды, — попросила я тихо.

Но никто не мог меня услышать.

Его не было в течение нескольких дней.

Если бы он умер, то я бы в скором времени тоже умерла.

Мое упрямое сердце продолжало быстро барабанить в моей груди. Слишком быстро. Слишком тяжело. Интересно, может ли осколок моего ребра проколоть мою грудь?

Успокаивающий голос Трэвиса возвращает меня к реальности, к пляжному домику и комнате, в которой мы любили друг друга, и я начинаю опять рыдать в его объятиях. Минуты и часы проходят мимо, но я этого не осознаю, пока Трэвис позволяет мне разваливаться на куски. Когда слезы, наконец, останавливаются, я прижимаюсь лицом к его груди, прилипая к его телу.

— Все будет хорошо, Холли, — он проводит руками по моим волосам. — Мы его найдем, — обещает он.

Его голос как шелк. Его уверенность почти заставляет меня поверить ему. Но он не знает. Он понятия не имеет, на что способен мой похититель.

Трэвис не смог организовать вылет для нас в тот же день, и мы остались ждать до завтра. Ранее его братья разожгли костер на пляже, и после долгих уговоров я оставляю свою кровать в комнате и присоединяюсь к ним. Я даже не забываю улыбаться в нужный момент.

Но мое сердце снова болит, неистовая боль очевидна окружающим и истощает меня.

Пока все болтают, Трэвис упрямо остается рядом со мной, крепко обнимая, тем самым сдерживая холод, растущий внутри меня.