— Отлично! — невесть чему порадовался управляющий. — Терпеть не могу пустого трепа. Но к сожалению, я сейчас занят, очень занят! Вы должны понимать, что супермаркет — сложный механизм, требующий постоянной регулировки и смазки.

— Понимаю. Сочувствую... Скажите, Петр Алексеевич, что вы ищете на складе компании?

Петру Алексеевичу округлить бы глаза, залепетать невинным младенцем, еще не познавшим мерзости дикого российского рынка.

О чем вы говорите? Никак не врублюсь! Какие склады, какой интерес? Обычное простительное любопытство. Но черт будто подтолкнул в спину.

— Вчерашний день! — со злостью огрызнулся он. — Возможно, и завтрашний, — намекнул он на предстоящие, мягко говоря, неприятности, ожидающие подпольных дельцов. — Если точнее, то, что вы так стараетесь скрыть. Вы прячете, я ищу — классическая обстановка. Этакая игра в казаки-разбойники. Вот только уровень этой «игры» чуть повыше дворового... Хотите кофе? — более миролюбиво предложил он расслабиться. — К сожалению, по состоянию здоровья крепких напитков не держу.

Резкий отрицательный жест. Словно Хомченко отбросил камень, мешающий ему идти к цели. К какой именно? То, что речь идет о вчерашнем посещении склада, можно не сомневаться, но чего так боится «референт-консультант»? И снова, чертом из табакерки выскочили и завертелись неопознанные пакетики.

Хомченко недовольно поморщился. Беседа свернула на скользкую тропку, ведущую никуда.

— Не надо! Когда неизвестны правила и условия игры, стоит ли вмешиваться в нее? Можно легко проиграть или... выиграть.

Белугин задумался и искуситель воспрянул духом. Колеблется, дерьмовый самодеятельный сыскарь? Это хорошо, даже прекрасно. Дай Бог, наметившееся противостояние разрешится банальным примирением. Товар-деньги-товар. Молодкина Маркс, тонко подметил!

Петр Алексеевич не колебался, он привычно анализировал обстановку, намечал пути отхода.

Неужели зам по поставкам предложит отступное? В переводе — взятку? Если бы добропорядочный заведующий не открылся Лаврикову, он бы еще задумался над деловым предложением собеседника, но дурацкая откровенность крест-накрест перечеркнула согласие.

Деньги нужны всем: и мелкому чиновнику, и сверхбогатому олигарху — древняя истина, отказываются от них либо идиоты, либо люди, зацикленные на старомодной моральной устойчивости. Белугин не принадлежал ни к тем ни к этим. Несмотря на широко распространенное мнение о торгашах, как о бессовестных стяжателей, он никогда не брал мзду.

И еще одна опасность заставляет Белугина отказаться. Вдруг дензнаки — меченные, обработанны в ментовской, а за дверью нетерпеливо переступают с ноги на ногу оперы? Потом, когда повяжут, доказывай, что ты не ишак и не верблюд. Бесполезно.

— Беда в том, что игра идет на моем поле. А я — ответственный служащий, поэтому не потерплю беспорядка. Тем более, что этот беспорядок чреват... Сами понимаете чем.

Хомченко беспокойно задвигался на сидении, Похоже, жесткое обращение гнилого интеллигента пришлось ему не по вкусу. Усевшись, наконец, по человечески, он резко сменил тактику. Никаких требований, никаких угроз — обычное мурлыканье голодной кошки, выпрашивающей сметанку.

— Успокойтесь, Петр Алексеевич, не становитесь в позу охранителя высокой нравственности. Вам не грозят ни беспорядки, ни, тем более, ограбление... Все-таки, мы ведем общий баланс компании...

Достать, если не кнутом, так пряником? Ну, что ж, Белугин готов к отражению «мягкой» атаки.

— Ошибаетесь, мы не ведем общий баланс, у нас — не частный бизнес. Мы просто служим, Борис Антонович, исполняем свой, так сказать, долг. А служить нужно честно, без мошенических выкрутас, — наглядно изображая эти самые «выкрутасы», Петр Алексевич поднял руку и пошевелил пальцами. — Жульничать не позволяет возраст и положение выскопоставленных чиновников.

Хомченко преехидно ухмыльнулся.

— Возраст позволяет вам не служить — прислуживать! Не обидно ли? Неужели ломать поясницу в поклонах, подобострастно улыбаться, лизать задницы идиотам — все это вас устраивает? За нищенское жалованье и копеечные премиальные.

В чем-то хитрый искуситель прав: жалованье, действительно, нищенское, премиальные походят на обгрызанные кости с барского стола. На подобии удачливого рыболова, он подбросил глупой рыбешке жирного червя. Заглотнет, а там — острый крючок. Все, извольте бриться — застегнут наручники, сопроводят за решетку. Потом, когда преступник вволю наглотается баланды, состоится суд и переселение на зону.

Представил себе Петр Алексеевич горькое свое будущее и возмутился. Не на того напал, упырь!

— Не стоит терять времени, перекупать меня. Я не лот, выставленный на аукцион.

— Тогда, по крайней мере, не будьте откровенным дураком! Сами не хотите достойной жизни — другим не мешайте!

— Нейтралитета не обещаю.

— Хорошо подумали?

— Можете не сомневаться... Желаю здоровья и личного счастья!

— Того же и вам...

Покинув кабинет управляющего, Хомченко, успокаиваясь, несколько долгих минут прогуливался по торговому залу. Невидяще разглядывал полки, заполненные баночками и пакетами, бутылками и флаконами. И думал, думал...

Злость душила его, толкала на необдуманные поступки. Из-за этого лощенного идиота придется ломать закрученную и тщательно отрежиссированную машину, которая изо дня в день аккуратно подкачивает немалые доходы.

Честный дурак, идеолог высокойморали, проще говоря — мерзкий стукач. Известно, как поступают со стукачами — либо превращают в «петушков», либо — башкой в унитаз, то-бишь, в камерное отхожее место.

Хомченко не довелось париться в камере или на зоне, знание тамошних законов он почерпнул из множества прочитанных детективов. В обществе, конечно, ими не щеголял, но в одиночестве либо при общении с такими же, как он, любителями острых ощущений баловался не без удовольствия.

Забравшись в салон недавно приобретенного «фордика», Борис Антонович выбил на баранке руля одному ему понятную бравурную мелодию и... окончательно успокоился. Паниковать, трубить отбой — рановато, не все потеряно. Необходимо принять некоторые меры профилактического порядка.

Хомченко достал из бардачка мобильник, уважительно провел пальчем по кнопкам и клавишам. Он вообще преклонялся перед электронными чудесами: сверхумными компьютерами, услужливыми телевизорами и магнитофонами, многопрофильными телефонами. Но особенно боготворил мобильники, которые, по его мнению, являются величайшим достижением человечества.

Ласково прикасаясь к кнопочкам, набрал знакомый номер.

Мамыкин ответил мгновенно. Он ни на минуту не расставался с

сотовым.

— Слушаю?

— Григорий Матвеевич, желаю здравствовать. Это Борис беспокоит. Тут у нас с последней партией товара накладочка получилась... Засветилась партия. А вашему товару прямые солнечные лучи противопоказаны... Понимаете, вредны. Так что во взаиморасчеты придется внести уточнения... Да и вам не грех появиться в столице. Поучавствовать в совещании, связанном с вопросами поставок... Когда? В три часа в основной конторе... Откуда сквознячек? Как вы наверно уже догадались, он дует именно огттуда, с вершин. Ежели удастся до трех его, этот ветер, утихомирить, было бы замечательно...

Сказать, что «сквозняк», о котором сообщил Хомченко, вывел Мамыкина из состояния равновесия, значит, ничего не сказать. Легкое головокружение, будто Григория Матвеевича подняли на парашютную вышку и столкнули с нее. Не сработает замок парашюта — все, кранты, амба, вместо удачливого криминального бизнесмена — кровавая лепешка.

Никакой лепешки не будет, сам себе запретил разбиваться Мамыкин, замок сработает, обязательно сработает. Или — его подстрахуют. Тот же Бабкин отработает получаемые на халяву дефициты. Московские доброхоты встанут непрошибаемой стеной, хорошо оплачиваемые адвокаты разворошат кодексы и отыщут статьи, оправдывающие деяния окимовского бизнесмена.