У Гарри даже руки опустились. Он недоверчиво глядел на компаньона. Попытался что-то сказать, но увидев, как расстроен его напарник, решил не углублять тему.
- Ладно, перетащим все к многограннику, - спокойно сказал он, - а к тому времени вы, наверное, уже вспомните, как и что.
- Но я никогда ничего так не забывал, - потрясенно сказал Питерс, помогая собрать с земли кучу снаряжения. - Просто за пределами понимания.
Они выбрались на прогалину, где загадочный многогранник все еще сиял таинственным светом.
Они сложили поклажу возле снаряда и тут Питерс внезапно разразился хохотом.
- Ну конечно, я знаю, что со всем этим добром делать! Проще некуда!
Гарри снова уставился на него.
- Вы вспомнили?
- Разумеется, - уверенно ответил ученый, - передайте-ка мне самую большую коробку, на которой написано окись бария, и вот эти два контейнера. Скоро мы его откроем.
Репортер с отвисшей от изумления челюстью наблюдал, как Питерс решительно управлялся с инструментами и реактивами. Он быстро смешивал в сосудах растворы. Вздымалась пена.
Работал он быстро, сноровисто, и не просил у репортера никакой помощи. В движениях его была настолько совершенная точность и уверенность, так не похожая на былую нерешительность, что в мозгу Гарри Адамса вспыхнула и разгорелась невероятная идея.
Внезапно он сказал Питерсу:
- Доктор, вы полностью представляете, что и зачем вы делаете?
Питерс досадливо оглянулся.
- Ну разумеется, - отрывисто бросил он. - А что, не похоже?
- Пожалуйста, сделайте для меня одну такую вещь, - попросил Гарри, давайте вернемся к дороге, туда, где разгрузилась машина.
- Это еще зачем? - возмутился доктор. - Я хочу побыстрее все закончить.
- Не сердитесь, я прошу вас не просто так, это очень важно, - сказал Гарри. - Это очень важно.
- Глупости все это. Ну ладно, идем, - сказал ученый, отрываясь от работы. - Полчаса потеряем.
Продолжая ворчать, он потащился за Гарри к грязной дороге за полмили от многогранника.
- И что же вы хотели показать мне, - спросил он, озираясь.
- Только спросить, - сказал Гарри, - вы все еще помните, как надо открывать многогранник.
Лицо Питерса вспыхнуло гневом:
- Вы... вы... кретин малолетний! Время ему некуда девать! Конечно, я...
Он сразу умолк. На лице отразился панический, слепой ужас перед неведомым.
- Не помню! - закричал он. - Пять минут назад все помнил, а сейчас даже не знаю, что я там делал.
- Так я и думал, - сказал Гарри Адамс. Хотя его голос был ровен, но по спине вдруг пробежал холодок. - Когда вы стояли возле этого многогранника, вы превосходно знали, как вести процесс, абсолютно неизвестный современной человеческой науке. Но стоило вам отойти от многогранника подальше - и вы уже знаете об этом не больше, чем любой другой ученый на Земле. Вам понятно, что это значит?
Лицо Питерса моментально прояснилось:
- Вы считаете, что некто... нечто в многограннике или возле него вкладывает в мой мозг сведения о том, как его открыть?
Его глаза расширились.
- Невероятно, но похоже, что так оно и есть. Ни я, и никто другой на Земле не знает, как расплавить замороженную энергию. Но когда я стою возле многогранника, я знаю, как это сделать.
Их глаза встретились.
- Если кто-то хочет открыть эту штуку, - медленно проговорил Гарри, он должен сидеть внутри многогранника. Он не может вскрыть его изнутри, но может заставить вас сделать это снаружи.
Некоторое время они стояли в теплых утренних лучах солнца, глядя друг на друга. Окружающий лес испускал аромат теплой листвы, сонно гудели насекомые. Когда репортер вновь заговорил, его голос невольно стал тише.
- Вернемся - сказал он, - вернемся, и если возле него вы снова будете все знать, то это значит, что мы правы.
Они шли медленно, нерешительно. Хотя Гарри и молчал, но, когда они вышли на прогалину и стали приближаться к многограннику, волосы у него встали дыбом.
Они все приближались, пока не остановились возле самой цели. Тут питерс повернул к репортеру побледневшее лицо:
- Вы были правы, Гарри, - сказал он. - Вот мы вернулись сюда, и мне вдруг стало ясно, как его открыть. Кто-то изнутри говорит со мной, вы правы. Кто-то, запертый внутри долгие века, и теперь стремящийся на свободу.
Внезапный страх сковал обоих, повеяло ледяным дыханием неведомого.
- Бежим отсюда, - крикнул Гарри. - Ради Бога, бежим скорей!
Они развернулись и бросились прочь, но успели пробежать лишь четыре шага, когда в мозгу у Гарри ясно и громко прозвучало:
- Подожди!
В голосе была такая мольба, так ясно он проник в сознание Гарри, как будто бы тот слышал голос своими ушами.
Они остановились, Питерс ошеломленно поглядел на Гарри.
- Я тоже слышал, - прошептал он.
- Подождите, не уходите! - проникло в их головы торопливое послание. - Выслушайте меня, наконец, дайте мне все объяснить, пока вы не убежали.
- Идем, пока еще можем, - закричал Гарри ученому. - Питерс! Кто бы там ни был внутри, кто бы ни говорил с нами, это не человек, он не с Земли. Он пришел из космоса, из далекого прошлого. Уйдем же!
Но доктор Питерс уже снова зачарованно смотрел на многогранник. На лице его отражались следы душевной бури.
- Знаете, Гарри, я останусь и выслушаю его, - вдруг сказал он. - Я должен узнать все, что только возможно. Вы не ученый - вы не поймете. А вы идите, вам незачем. Я возвращаюсь.
Гарри уставился на него, потом ухмыльнулся, хоть бледность еще не совсем сошла с его лица.
- У ученого своя страсть, у журналиста - своя. Я возьму и тоже вернусь. Но, ради Бога, не беритесь за инструменты, не пытайтесь вскрыть многогранник, пока мы не поймем, хоть немного, что же там, внутри.
Доктор Питерс молча кивнул, и они медленно направились к сияющему многограннику. Им казалось, что обычнейший солнечный полуденный мир вдруг утратил реальность. Когда они приблизились к многограннику, мысль, исходящая изнутри, ворвалась в их мозги.
- Я чувствую, что вы остались. Подойдите ближе к многограннику. Мне очень трудно пробить своей мыслью силовую оболочку капсулы.
В каком-то оцепенении они приблизились к самому боку сияющего многогранника.
- Помните, - свирепо прошептал Гарри ученому, - что бы он нам ни внушал, что бы ни обещал, не открывать!