— Вы в состоянии мне ответить?

— В пять он ездит верхом в Гайд-парке... Ну конечно! В шесть часов Джек всегда пишет письма в маленькой задней гостиной клуба, один Бог знает почему.

— Можете встретиться со мной в клубе ровно в шесть, Джемми?

— Да, но...

— И еще один вопрос. — Даруэнт посмотрел на часы. — Вы потрясающий парень, Джемми. Вы знаете всех, с кем стоит водить знакомство. Не скромничайте, так оно и есть. Не знакомы ли вы, случайно, с хирургом мистером Эстли Купером?

— Всего лишь костоправ. Зачем он вам нужен?

— Окажите мне великую услугу, Джемми. Уговорите его прийти... Где живут Роли?

— На Лукнор-Лейн, — отозвался мистер Малберри, задумчиво глядя на Джемми. — Недалеко от театра.

— На Лукнор-Лейн, неподалеку от Друри-Лейн, в дом мистера Огастеса Хорейшо Роли. Предложите хирургу любой гонорар, который его удовлетворит, и удвойте его, если он будет колебаться. Обещаете сделать это, Джемми?

— Да, старина, если вы настаиваете. Но...

— Благодарю вас. Приношу извинения за то, что покидаю вас так внезапно. — Даруэнт приподнял шляпу и подал знак кучеру. — Лукнор-Лейн!

Красная коляска тронулась, оставив Джемми Флетчера с моноклем в глазу и удивлением на добродушной физиономии, возле кучи сапог в витрине мастерской.

Хотя сначала карета продвигалась медленно среди заполнивших дорогу экипажей, она увеличила скорость на Лестер-сквер с ее борделями и игорными домами. Некто, придерживающийся республиканских взглядов, швырнул в карету ком грязи, просвистевший рядом с белой шляпой мистера Малберри.

Адвокат не обратил на это никакого внимания. Он сидел скрестив руки на груди.

— Ну, приятель, — мрачно произнес Малберри, нарушив долгое молчание, — начали вы превосходно.

— Надеюсь.

— В шесть часов вы встречаетесь с Бакстоуном, могу догадаться зачем, в клубе «Уайте». Немного позже, по причине, которую я угадать не в состоянии, вы встречаетесь с вашей женой на Сент-Джеймс-сквер. — Он повернулся к Даруэнту: — Черт побери, не собираетесь ли вы встретиться и с убийцей Фрэнка Орфорда?

Даруэнт, чья тревога за Долли усиливалась с каждым стуком копыт двух вороных лошадей, запряженных в коляску, барабанил пальцами по дверце.

— Обязательно бы это сделал, если бы знал, кто он. Но у нас достаточно времени, чтобы отправить его в камеру смертников.

— Будем говорить откровенно, — с горечью вздохнул Малберри. — Вы никогда не увидите его в камере смертников, и это факт.

Хотя Даруэнт покосился на адвоката, это замечание, похоже, не слишком его удивило.

— Вот как? Почему?

— Потому что вы сами повинны в лжесвидетельстве! Вы лгали под присягой в двух судах насчет дуэли с Орфордом. Нам пришлось это сделать, чтобы спасти вас. Но теперь вы не можете обратиться к магистрату с совсем другой историей. Вам это приходило в голову?

— Да.

— В самом деле?

Даруэнт улыбнулся. Казалось, улыбка изменила не только выражение его худощавого лица и спокойных серых глаз, но и все мысли и чувства.

— Я много думал об этом, — ответил он, — но всякий раз оказывался в тупике. — Даруэнт вновь побарабанил пальцами по дверце. — Почему меня доставили в Кинсмир-Хаус в голубой карете? Каким образом недавно меблированную комнату превратили за ночь в руину, покрытую пылью и паутиной? Кто может объяснить?

— Я! — неожиданно отозвался адвокат, ударив себя кулаком в грудь. — Старый Берт Малберри! Факт в том, Дик, что я предал вас!

— Предали? Каким образом?

— Напившись как свинья!

— Господи, и это все?

— "И это все?" — спрашивает он! — обратился мистер Малберри к спине кучера. — Я был пьян, когда впервые увидел вас в той комнате на Боу-стрит. А когда вернулся после поисков сельского дома, то еле держался на ногах.

— Да, помню. Но что это изменило?

Малберри в приступе раскаяния снова стукнул себя по груди.

— Когда мистер Брутейбл защищал вас на процессе, я сидел в зале с ухмылкой на лице и с головой полной грога. Как я инструктировал защитника? Никак! Чего я заслуживаю? Виселицы! Ибо мне понадобился целый месяц, чтобы понять то, о чем должен был догадаться, когда вы впервые поведали мне вашу историю.

Сердце Даруэнта словно перестало биться.

— Значит, вам известно, кто убил Фрэнка Орфорда?

— Нет. Но понять остальное не стоило труда, и я должен был доказать это на вашем первом суде. Вас бы оправдали, Дик, будь у меня на плечах трезвая голова. Вот почему я так старался спасти вас. Но я не мог рассказать вам об этом, пока вы не вышли на свободу.

Даруэнт глубоко вздохнул, убедился, что серая накидка держится на левом плече, и неожиданно засмеялся:

— К чему винить себя? Ведь все кончилось хорошо. Вы спасли меня, и я на свободе.

— Да, вы свободны! — Лицо Малберри побагровело. — Но я знаю правду о заколдованной комнате! Знаю, почему там оказался Орфорд! Тем не менее нам уже не удастся отправить убийцу на виселицу!

Оставив позади Лонг-Эйкр и миновав ряд мрачных переулков, карета свернула на Друри-Лейн.

— Нет, — устало вздохнул мистер Малберри. — Вы не в состоянии думать об убийстве, Дик. Но вечером, если вы еще будете живы...

Адвокат замолчал. Они проезжали мимо здания театра, перестроенного после пожара 1809 года, чьи двери были закрыты на все лето. Лукнор-Лейн, пользующаяся дурной репутацией со времен Карла II, уходила влево от Друри-Лейн, если стоять лицом к югу. Когда красная коляска свернула на Лукнор-Лейн, на улицу с радостными криками высыпали оборванные голодные дети.

— Остановитесь! — приказал кучеру мистер Малберри. — Вот этот дом.

Даруэнт не нуждался в указаниях. Открыв дверцу, он спрыгнул наземь и крикнул:

— Мистер Роли! Миссис Роли!

Каменная ступенька вела к шаткой двери. Справа от нее два окна первого этажа радовали глаз аккуратными и чистыми занавесками. У одного из них сидели мистер и миссис Огастес Роли, попивая джин с водой, благо к вечеру жара начала ослабевать.

— Эмма! — воскликнул мистер Роли необычайно глубоким голосом, несмотря на впалую грудь. — Благослови Господь мою душу! Смотри, кто приехал!

Дорогие сердцу воспоминания о времени, когда он преподавал фехтование в Ковент-Гарден, нахлынули на Даруэнта, словно он отсутствовал двадцать лет.

Актеры и актрисы пользовались дурной славой — это знал каждый респектабельный торговец. Они были всего лишь слугами их величеств и привередливой публики, которая много лет назад заставила Дейвида Гаррика[53] просить прощения на коленях. С тех пор мало что изменилось. Старый мистер Джон Кембл[54] и миссис Сиддонс[55] из театра «Ковент-Гарден», изрядно поблекшие в борьбе со славой Эдмунда Кина в «Друри-Лейн», пользовались уважением, но считались исключением из правила. Ни одна достойная женщина не могла позволить себе войти в буфет театра «Друри-Лейн».

Но Даруэнт никогда не разделял этих взглядов. К тому же мистер и миссис Роли не были актерами. Распахнув входную дверь, он нащупал в темноте дверь маленькой передней и открыл ее.

— Дик!..

Миссис Роли, маленькая пухленькая женщина в муслиновом чепчике с кружевами, больше не смогла произнести ни слова. Даруэнт сначала обнял ее, потом пожал руку мистеру Роли — пожилому мужчине среднего роста, с бледным, как у трупа, лицом.

— Ваша одежда! — наконец ахнула миссис Роли. — И коляска!..

— Сейчас нет времени объяснять. — Даруэнт снова стиснул руку мистера Роли, тщетно пытаясь говорить спокойно. — Где она?

Огастес Роли, обладающий скорее импозантными манерами актера, нежели художника-декоратора, церемонным жестом указал на дверь спальни.

Даруэнт колебался, взявшись за дверную ручку. Он хотел выглядеть спокойным, но ему не удавалось. Повернув ручку, он вошел в комнату и закрыл за собой дверь, оставшись в полумраке.