В старших классах сверстников Джона охватила эпидемия сексуальной озабоченности, и сам он тоже не избежал «прелестей» пубертатного периода. Он сам открыл для себя мастурбацию и некоторое время занимался ей, не зная, что это такое; но в этом было что-то безусловно грязное, и рассказать матери он не решился — это стало второй его тайной. Потом он прочитал учебник по биологии и понял, что к чему, однако занятия своего не бросил, поражаясь про себя глупости других парней, которые бегают за девчонками, чтобы получить то же самое удовольствие куда более сложным способом. Миссис Кроуди, впрочем, догадывалась об этом его занятии, но не вмешивалась, не пыталась его застукать или что-то ему сказать, находя, что это куда более безопасно, чем если бы ее сын спутался с какой-нибудь девкой. Таким образом, даже и в этот период Джон не искал новых знакомств и привязанностей за пределами дома; мать по-прежнему оставалась единственным небезразличным ему человеком.

В это время, приучившись равнодушно смотреть на смазливых сверстниц, Джон впервые задумался о радикальном способе борьбы со своим вечным страхом. Вся беда в том, рассуждал он, что он слишком любит свою мать; поэтому ее смерть станет для него горем чудовищных масштабов. Он не может сделать ее бессмертной; что ж, значит, надо решать задачу с другой стороны и попытаться искоренить свою любовь, или, как минимум, существенно ее уменьшить. Теоретически задача выглядела вполне разрешимой: ведь сумел же он избежать любви к девушкам, а если верить книгам, половая любовь сильнее сыновней. Правда, он избежал лишь психической ее составляющей, занимаясь физическим самоудовлетворением; но ведь в его отношениях с матерью только психическая составляющая и присутствует.

Сделав этот вывод, Джон стал воплощать свою идею в жизнь. Его поведение дома резко переменилось, он прекратил задушевные беседы с матерью, сделался груб, резко обрывал попытки приласкать его, запретил ей называть его нежными словами, которые были у них в ходу с раннего детства. Он сознательно провоцировал конфликты и акцентировал свое внимание на каждом недостатке матери. Миссис Кроуди лишь тяжело вздыхала, списывая все на трудности переходного возраста и надеясь, что в скором времени ее сын перебесится. Но Джон последовательно проводил свою линию и добился, как ему казалось, заметных успехов. Уже многое в матери раздражало его, иногда был противен сам звук ее голоса; если очередная ссора доводила ее до слез, он не чувствовал жалости, а лишь брезгливость. Он пытался представить себе, как переживет ее смерть, и чувствовал безразличие.

— Может быть, ты хочешь пожить отдельно? — как-то спросила она его.

— Выжить меня из моего дома у тебя не получится, — ответил он. — Если тебя что-то не устраивает, можешь уезжать сама.

— Как скажешь, сын, — спокойно ответила миссис Кроуди и пошла собирать вещи.

Знакомое неуютное чувство шевельнулось в душе Джона, но он сказал себе, что это всего лишь боязнь бытового дискомфорта, связанная с тем, что ему придется самому все делать по хозяйству. Он закрылся в своей комнате и не выходил из нее, пока не услышал, как отъехала машина, а затем включил телевизор и щелкал каналами, пока не нашел какое-то юмористическое шоу. Он вдоволь посмеялся, но как только передача кончилась, ему вновь стало невесело. В тот день Джонни рано лег спать, убеждая себя, что наутро его настроение улучшится (была как раз суббота, и на следующий день не нужно было идти в школу).

День действительно прошел нормально — Джон читал, слушал музыку, разогрел в микроволновке обед и почти не возвращался в мыслях к вчерашнему происшествию. В довершение всего он справил в очередной раз свою сексуальную нужду, не опасаясь, что его могут застукать. Однако к вечеру настроение его стало ухудшаться, и после захода солнца стало совсем тоскливо. В это время раздался телефонный звонок.

Миссис Кроуди все же не выдержала и решила выяснить, как дела у ее сына. Тот сдержано ответил, что все нормально.

— Я у тети Анжелы, — сказала она (тетя Анжела была ее кузиной и проживала неподалеку в маленьком городке Гринстаун). - Мне бы не хотелось слишком ее утруждать, так что я, пожалуй, поеду домой. Если ты не возражаешь.

— Как я могу возражать? Это такой же твой дом, как и мой, - равнодушно ответил Джон, хотя был чертовски рад слышать эти слова.

— Тогда до встречи, — она повесила трубку, тоже сохранив до конца спокойный тон.

Дорога в это время, когда на шоссе мало машин, должна была занять не больше часа. Таким образом, миссис Кроуди должна была приехать не позже десяти. Джон еще немного почитал книжку — какой-то фантастический боевик — а потом решил приготовить, наконец, ужин; можно было дождаться матери, но ему хотелось продемонстрировать ей, что он вполне способен решать бытовые проблемы. Большого труда это не требовало — в холодильнике еще оставались полуфабрикаты, которые оставалось лишь засунуть в микроволновку. Затем он решил еще заказать пиццу и позвонил в круглосуточную пиццерию.

Там вышла какая-то заминка, и пиццу доставили с опозданием было уже 10:12. Однако миссис Кроуди все еще не было. Джон выразил свое неудовольствие разносчику и вернулся в дом. «Наверное, она уехала не сразу, а еще трепалась с тетей Анжелой», — подумал он. «Однако, этак еда остынет.» Прошло еще 10 минут. Потом еще и еще.

В 10:45 Джон, давно уже барабанивший пальцами по столу, встал и нервно заходил по кухне. «Ну, где ее черти носят?» Он решил есть один и сделал это без особого аппетита, нарочито медленно и избегая смотреть на часы. Затем все-таки посмотрел. 11:03.

«Если бы они так заговорились, она бы позвонила, что задерживается. Наверняка бы позвонила. Неужели решила меня проучить? На нее это совершенно не похоже.» Он мог бы сам позвонить тете, но гордость не позволяла. «Наверняка ведь нажаловалась ей на меня! Еще не хватало теперь увещевания от тетки выслушивать!»

В 11:15 он все-таки снял трубку и позвонил. Тетя Анжела была откровенно испугана, когда услышала, что миссис Кроуди до сих пор нет. «Она выехала сразу же, в девять. Ну, может, пять минут десятого. Пожалуйста, Джонни, пусть она позвонит сразу же, как приедет. Я понимаю, что ты волнуешься. Я тоже теперь не усну, пока не узнаю, что все в порядке», — у тети Анжелы всегда было что на уме, то и на языке, и она даже не попыталась сделать вид, что в происходящем нет ничего особенного.

Джон медленно опустил трубку на рычаг.

— Ну, где она?! — крикнул он пустой квартире. — Где?!

«Ничего же не случилось, — повторял он про себя. — Ведь правда, ничего не могло случиться?»

Логика, однако, подсказывала обратное. Стояла осень, днем моросил дождь, дорога была скользкой. Да и в темноте легче чего-нибудь не заметить. Особенно, если ты спешишь домой, а чувства твои расстроены из-за ссоры с сыном.

«Надо лечь спать, а когда я проснусь, она будет уже дома», - решил Джон. Он плюхнулся, не раздеваясь, на кровать, но сон не шел к нему. В животе словно разливался жидкий азот. Джонни встал, снова зажег свет, снял с руки часы и сунул под подушку, чтобы не видеть. Он хотел развернуть к стене часы на шкафу, но прежде взгляд его упал на циферблат. 11:38. Долго удерживаемые слезы разом прихлынули к горлу, и Джонни зарыдал в голос.

Отчаяние не позволяло ему оставаться на одном месте; он ходил по всей квартире, оглашая ее рыданиями и размазывая слезы и сопли по лицу. Иногда он падал на пол и принимался стучать по нему кулаками; иногда кусал себе губы и пальцы — больно, но все же не до крови. Мысль о том, что в случившемся виноват он сам, заставила его подумать о самоубийстве, однако даже и на пике истерики он сохранил достаточно разума, чтобы не принять эту идею всерьез.

«Она жива,» — повторял он, как заклинание, — «просто попала в больницу. Не во всех же авариях гибнут люди!»

Затем ему пришла в голову мысль, что, если бы произошла авария — а она должна была случиться часа два назад — то ему бы уже сообщили из полиции, ведь у матери были с собой документы. Потом он услышал шум подъезжающей машины и бросился к окну. Автомобиль завернул за угол дома, но Джон успел увидеть, что эта машина ему незнакома, и снова в отчаянии сел на пол.