На следующее утро на территории института началась беготня. Я видел, как Шварц несколько раз торопливо прошёл из своей лаборатории в южную и обратно, как из южной лаборатории пробежали трусцой в здание Грабера несколько человек в белых халатах, как по дороге вдоль восточной ограды взад и вперёд метались рабочие.
В этот день обо мне забыли.
Однако вскоре после обеда в моем помещении появился Фернан. С первого же взгляда было ясно, что он очень взволнован, и я даже не удивился тому, что он не принёс никаких препаратов для анализа.
— Чем могу служить? — спросил я насмешливо, понимая, что немцы переполошились из-за приезда начальства.
Фернан виновато улыбнулся и как-то очень просто сказал:
— Ух, забегался! Решил у вас отдохнуть…
— Отдохнуть?
— Да. Вы не возражаете, если я у вас посижу несколько минут?
Я пожал плечами и показал на стул. Он сел и проговорил:
— Прошу вас, если придёт доктор Шварц, рассказывайте мне что-нибудь о своей работе. Это будет выглядеть так, будто я пришёл к вам по делу,
Я внимательно посмотрел ему в глаза. Все это начинало меня злить. Я спросил:
— Вы, наверно, думаете, что я безнадёжный идиот и не понимаю, что значит вся эта комедия?
— Комедия? — Он даже привстал. — По-моему, это не комедия. Может быть, для вас, но не для меня…
— Господин Фернан, давайте договоримся: если вам поручили за мной следить, то делайте это как-нибудь поумнее…
Он опустил голову, потёр рукой лоб и тихонько засмеялся:
— Черт возьми! А ведь верно, какое право я имею на ваше доверие? Никакого…
Мне показалось странным, что он так говорит. Вёл он себя очень непосредственно.
Подумав, он вдруг заговорил снова:
— Хорошо. Давайте будем откровенны. Другого выхода у меня нет. Только ответьте мне на один-единственный вопрос. Он может вам показаться странным, но для меня это важно. Согласны?
— Смотря какой вопрос, — насторожённо сказал я.
— Вы любите Францию?
Пока я думал, он смотрел на меня широко раскрытыми чёрными глазами, излучающими какой-то глубокий душевный жар… Я внезапно почувствовал, что передо мной не тот человек, за которого я его принимал.
— Если это так важно, я могу ответить: да.
— Я вам верю. Слушайте. — Он перешёл на шёпот: — Я не Фернан, и мне грозит опасность…
Мы долго молчали, разглядывая друг друга. Он смотрел мне прямо в глаза, и в них я не находил ничего, кроме искренности…
— Кто же вы тогда? — прошептал я.
— Вы это узнаете в своё время. Но я не немец. И не француз…
— Пойдёмте в рентгеновский кабинет. Там можно запереться и поговорить, чтобы нас никто не услышал, — прервал его я.
Мы прошли в рентгеновскую лабораторию, и я включил установку. В комнате стало шумно. Фернан наклонился ко мне и сказал:
— Я приехал сюда по документам некоего Роберта Фернана из Мюнхенского исследовательского центра. После войны этого Фернана приговорили к пожизненной каторге за медицинские и биологические опыты над военнопленными. Однако с помощью своих западных коллег он вскоре оказался на свободе и занял важное положение медицинского советника при нынешнем правительстве в Бонне…
— Да, ну, а вы…
— Я недаром спросил, любите ли вы свою родину. Дело в том, что моя родина — здесь…
— Здесь? В Африке?
— Да, здесь, на этой самой земле. Нас давно уже тревожит то, что тут окопались немцы. Им в этом помогли заокеанские друзья нашего нынешнего правительства. Но с этим пора кончать.
Последние слова Фернан произнёс решительно, как призыв, и выпрямился во весь рост. Мне вдруг стало стыдно за то, что я европеец.
— Постойте, одну секунду, Фернан… или как вас… Но ведь, насколько я знаю, Грабер ведёт лишь научные исследования.
— Научные? — Он резко наклонился к самому моему лицу. — Роберт Фернан проводил над людьми тоже так называемые научные исследования. Он замораживал их живыми, он вливал им в вены растворы солей свинца, чтобы получить уникальные рентгеновские снимки, он…
— Неужели и Грабер?.. — в ужасе воскликнул я.
— Н-не знаю, не знаю… Собственно, я здесь был для того, чтобы все узнать. В нашем народе ходят кое-какие слухи…
— Какие?
— Не буду их повторять. Нужно точно проверить.
— Чем я могу вам помочь? — спросил я, взяв его за руку. Мысль об античеловеческом характере работы института Грабера приходила мне в голову очень часто, но я гнал её от себя, не веря, что в наше время наука может заниматься чем-то мерзким и преступным. Теперь, когда эту мысль Фернан выразил чётко и ясно, я понял, что обязательно стану его помощником, если не хочу стать соучастником преступления.
— Чем я могу быть для вас полезен? — снова спросил я.
— Хорошо, слушайте, — прошептал он. — Скоро для инспектирования института Грабера приедет группа военных из Объединённого штаба. Кроме военных, там будут представители двух исследовательских фирм: американской «Уэстерн биокемикал сервис» и немецкой «Хемише Централь». Собственно, это одна и та же фирма. Свою деятельность у нас они начали с того, что стали ввозить мыло и леденцы. И то и другое появлялось в одной и той же упаковке, но с надписями то на английском, то на немецком языках. Так вот, представители этих двух фирм приедут осматривать и одновременно показывать генералам своё, так сказать, африканское хозяйство, знакомиться с успехами и достижениями доктора Грабера. Нужно попасть на испытания.
— Какие испытания?
— Грабер будет демонстрировать результаты своей работы.
— Где?
— Наверно, в парке, за стеной.
— Так что же нужно сделать?
— Нужно, чтобы на испытания попали вы.
— Я? Вы смеётесь! Они меня из этого барака выпускают три раза в день на прогулку: пятьдесят шагов вправо от двери и пятьдесят влево. Вы же знаете, что территория просматривается часовыми.
— Да, — он тяжело вздохнул, — я знаю. И тем не менее это нужно сделать.
Я вспомнил о своём путешествии под землёй в «оазис алых пальм», и у меня шевельнулась смутная надежда.
— Ну, допустим, я что-нибудь придумаю. Может быть, свершится чудо и мне удастся попасть на эти испытания, хотя я даже не знаю, где они будут. Ну, а вы? Ведь вам нужно скрыться. Вам нужно бежать. Если приедут представители фирмы и увидят, что вы не Фернан…
Он медленно покачал головой:
— Я не могу бежать. Я должен не попадаться им на глаза. Даже если меня и потребуют, хотя я надеюсь, что во мне никакой нужды не будет.
Мы долго молчали. Затем я спросил:
— Вы, кажется, довольно свободно перемещаетесь по территории?
— Да. Относительно.
— Куда вам разрешается ходить?
— Всюду, за исключением резиденции Грабера и этого странного парка за стеной.
— Вы имеете в виду «оазис алых пальм»?
— Алых? Почему алых? Эти пальмы грязно-песочного цвета.
Я засмеялся:
— Это я придумал название. В день моего приезда они были окрашены лучами заходящего солнца в ярко-красный цвет.
— За ограду я доступа не имею, хотя моя лаборатория примыкает к стене, за которой находится оазис.
Я удивился. Неужели Пуассон не имел прямого доступа в оранжерею, в которой я побывал? Впрочем…
— Слушайте, — сказал я, — есть план. Вы можете попасть в сад. Но учтите: постройка за стеной обитаема и я не знаю, кто там живёт. За время, оставшееся до приезда военных, вы должны хорошенько все разведать. Если вам удастся выяснить, где будут демонстрироваться достижения Грабера, я попытаюсь что-нибудь сделать.
— А как я смогу попасть в оазис?
Я выключил рентгеновский аппарат, и мы вышли в лабораторию.
— Кстати, как ваше настоящее имя? — спросил я.
— Называйте меня пока Фернаном, — ответил он улыбаясь.
Я устыдился своей наивности.
Мы подошли к висевшему на стене ящику, на крышке которого были изображены череп и две кости, перечёркнутые красной молнией.
— У вас в лаборатории это есть? — спросил я. Он кивнул головой.
Я подошёл к спектрографу, вытащил из-под рельсы ключ, открыл ящик. Фернан заглянул внутрь и легонько свистнул.