– Ник, ты сейчас в лоб получишь! На тебя что нашло? Перестань!

– Да успокойся, перестал. – ага. Целовать-то он меня перестал, зато так к себе прижал, что я чуть не задохнулась.

– Ну, Ник, не хочу портить Еленке день рождения. А то бы я рассказала тебе, кто такие враги народа. Ничего, я с тобой на улице разберусь.

– Правда? Тогда пошли. Мне кажется, что уже пора.

Иногда мне жаль, что я сожгла свои дневники. Не потому, что хотелось бы перечесть прожитое, нет. Я и сожгла их потому, что не хотела этого делать. Жаль потому, что иногда хочется дописать туда что-нибудь еще. То, что в данный момент непрерывно будоражит мою душу. Ник тоже был в моем дневнике. И в моем прошлом.

В тот вечер он проводил меня до остановки, мы целовались под разбитым фонарем ни о чем не думая, и расстались ни на чем.

Когда я проснулась рано утром, у меня было предчувствие чуда, которое наступило, пока я спала, или вот-вот наступит и будет принадлежать мне. Такое испытываешь в детстве. На день рождения или Новый Год. Слипшиеся глаза не хотели открываться, а я уже улыбалась, думая о подарке. Да, в то утро я проснулась именно с таким сказочным ощущением. Только никакого чуда не случилось.

В таких случаях меня полностью поглощает ощущение того, что я одинока. Тут не помогут друзья, потому что у друзей… у друзей свои личные дела. А одиночество страшно. Ведь это не просто ощущение того, что ты совершенно один, не просто состояние души, но и странная, совершенно иная ипостась человеческого бытия. Тебя поглощает тоскливое ожидание, и ты перестаешь верить в то, что когда-нибудь все будет иначе. Стекла не обязательно лизать весеннему ветерку или летнему солнышку. Меня вполне бы устроили и осенние дожди. Было бы только с кем их разделить.

Так уж получилось, что я должна была уехать на какое-то время, потом меня отвлекли дела. Я не видела Ника месяца два и уже успела от него отвыкнуть. Случай – это великая вещь. Его прихоти далеки от объяснения и понимания. Он бывает милостивым, бывает щедрым и невероятно скупым на даруемые нам радости. В общем, целых два месяца со мной, не случалось ничего особенного, а потом он (случай) расщедрился, и я встретила Майка. Доброго, старого и невероятно замечательного моего друга. Я сто лет его не видела, и поэтому встреча была душевной. Откуда он взялся в районе моего места жительства – я понятия не имела, но порадовалась ему откровенно.

– Ты откуда здесь взялся? – искренне удивилась я. Майк самодовольно хмыкнул.

– А у меня подруга здесь живет. Я к ней вчера вечером приехал, а сегодня решил домой вернуться, – улыбнулся он, и тут ему загорелось: – слушай, а поехали со мной, а? Я сто лет тебя не видел. Поболтаем. В гостях у меня побываешь… Да и у других друзей тоже. Сколько ты их не видела?

– Да тоже сто лет.

– Ну вот! – я подумала и согласилась сорваться.

– Ладно, поехали. Ты мне только одно заранее скажи – из меня твоя подруга перья не повыщипывает?

– Обойдется! – хмыкнул Майк, и мы направились в центр. Погуляли по улицам (сколько январский холод позволил), попили кофе в какой-то забегаловке, купили билеты на электричку и отправились к Майку в гости.

Путешествие в электричке – это дело особое. Об этом надо книгу отдельную писать. Немощные старушки, которым уступаешь место в автобусе, а потом на своей остановке они взваливают на плечо два мешка с картошкой и вприпрыжку бегут на базар. Бомжи, пересчитывающие крупные купюры, пьяные скинхеды, плюющиеся семечками, продавцы газет и контролерши, размером с небольшую цистерну.

До Майковского дома мы добрались весело и не без приключений. Матушка Майка накормила меня под завязку пирожками, напоила молоком, и я приблизилась по габаритам к Майковскому коту, который не то, что мышей ловить – ходить нормально только весной мог. Он подполз к Майку, и тот налил любимому коту валерьянки. После этого мы с Майком отправились по друзьям. Друзей была куча, поэтому, когда мы дошли до Ника, мне уже ничего не хотелось. Ник оказался дома и был несколько удивлен, увидев меня на своем пороге.

– О, привет, проходите.

Я была усажена в кресло, Ник понесся на кухню жарить картошку, а Майк был послан за бутылочкой чего-нибудь согревающего. После прогулки по январскому морозу это было самое то. Майк вернулся, Ник поставил на стол сковородку, и понеслась дружеская беседа. Ник был явно рад меня видеть. Я его тоже. Сцена Еленкиного дня рождения была прочно мною забыта, и я даже не обратила внимания на то, что Майк как-то подозрительно быстро слинял. Можете даже не удивляться, что я об этом забыла. Если бы вы пообщались с мое со всякими творческими людьми, вы бы тоже разучились принимать все слишком всерьез. Мало ли что произошло? Из этого ничего не следует. Однако на этот раз следовало. Еще как следовало. Ник целенаправленно меня спаивал и наблюдал за мной исподлобья. Я не выдержала.

– Ты что на меня смотришь такими глазами?

– А у меня других нет.

До меня как-то не доходило, чем все это может обернуться. Выпивка кружила голову нам обоим, а разговор был абсолютно ни о чем. Я даже не могу сказать, когда до меня, наконец, дошло, чего хочет Ник. Но когда дошло, то я растерялась.

Вы знаете, очень трудно решиться на близкие отношения с классным другом. Ну хороший знакомый, ну малознакомый, ну, для рисковых, первый встречный… Уже сложнее с бывшим любовником или чьим-то другом. Но переспать с собственным другом? Переступить дружеские отношения? Это очень сложно. К тому же, совершенно неизвестно, чем кончится. С любовными отношениями может ничего и не выйти, а дружба будет потрепана. Или (что еще хуже) потеряна. Я растерялась, но Ник уже все решил за меня. Если честно, меня это даже обидело. Неужели для него наши дружеские отношения ничего не значили, раз он готов был так ими рискнуть? Ведь он же не любил меня. Это-то я знала определенно!

Ник был моим другом Теплым, надежным, с резко-грубоватой манерой общения. Он был больше, чем другом, потому что я желала ему счастья. Сколько раз мы расставались, столько раз судьба сводила нас снова. Уж наверное, это было не случайно.

Ольга прикрыла глаза и нервно потерла переносицу. Все это тоже было враньем. Все ее дружеские негодования и возвышенные слова. Ее просто убивала мысль о том, что Нику она безразлична. Совсем. Он не любил ее настолько, что даже не ценил их отношений. Ольга придумала мир, которого не было, а Нику этот мир был абсолютно до лампочки. Тогда Ольга даже не понимала, почему пошла у Ника на поводу. Сейчас она это осознавала. Она просто его захотела. Почему бы, в конце концов, не признаться в этом хотя бы себе самой? Это было бы гораздо большей правдой, чем ее жалобные стоны по поводу отношения к ней Ника. И, по крайней мере, она не выглядела бы такой дурой. Ольга хмыкнула. Да, страх действительно был. Во-первых, потому что никто не знал, чем это могло кончиться, а во-вторых, потому что она не была готова к тому, что их отношения с Ником закончатся совсем. Ольга до сих пор помнила, как это было: вино притупило горечь ее мыслей, а поцелуи Ника заглушили вопли ее совести.

Ник был нежным. Ласковые слова, как бабочки, слетали с его губ, касались моей шеи и скользили вниз.

– Ник, ты ненормальный.

– Я нормальный, я очень нормальный, я никогда еще не был таким нормальным.

– Слушай, ну это уж слишком…

– Кажется, у тебя шея чувствительная?

– Ник!!!

Я чувствовала себя в его руках очень хрупкой. Под нежными губами Ника я таяла как воск. Внутри меня что-то взрывалось, рушилось, потрясалось. Единственное, о чем я жалела в тот момент – что не смогу остаться у Ника ночевать. Я даже не хотела думать о том, что мы уже никогда не сможем дружить с Ником так, как это было раньше, что между нами всегда будет стоять то, что произошло. Я даже была готова к тому, что это никогда не повториться. Я не могла о чем-либо жалеть после того, что было. Ведь мне было с Ником очень хорошо. Правда, я была совсем не уверена в том, что это стоило нашей дружбы. Мужчины совершенно другие, чем женщины. У них свой взгляд на вещи. С пьяной нежностью Ник влез мне в душу и вывернул ее наизнанку. Вряд ли он отдавал себе полный отчет в том, что он делал. Конечно, мне очень хотелось чем-то для него стать, но для этого мне лучше было бы оставаться его другом. А я не осталась. Мои пальцы сами потянулись к пуговицам рубашки, и Ник рванул ее не глядя. Его нежность и сдержанность сменилась не менее возбуждающей порывистостью и уже не сдерживаемой страстностью и напористостью. Да, то, что мы там устроили, лучше не пересказывать. Ник был крут.