– Уйдем отсюда! – в один голос подхватили бедуины.

Стивен внимательно наблюдал за Нур-эд-дином. Он не мог не признать, что этот человек обладает странной властью над людьми. Но как этот араб ухитрился уговорить бедуинов прийти сюда, оставалось для него загадкой. Конечно, разбойники и убийцы не так суеверны, как феллахи, но за долгие годы скитаний Стивен не встретил ни одного человека, который бы при одном лишь упоминании Черного Города не воздевал руки к небу в священном ужасе.

– Я знаю о страшном заклятии. На мусульман оно не распространяется. К тому же его уже снял этот неверный. – Нур-эд-дин указал на Стивена. – Он умрет жестокой смертью. Аллах нашими руками накажет гяура и его слугу!

Седой бедуин, видимо самый старший в шайке, подал голос:

– Это заклятие было наложено, когда Магомет еще не родился. Да славится имя его в веках! Все мы дети Аллаха! Этот город был построен еще в начале начал. Здесь жили жестокие, злые люди. Они угоняли в рабство наших предков и насиловали наших женщин. Они проводили свою жизнь в пьянстве, драках и убийствах. Не было на земле греха, который бы не совершали каждый день эти исчадия ада.

И правил ими царь Ашурбанипал.

Старшим колдуном во дворце царя был чернокнижник по имени Сафтлан. Никто не знал, откуда он пришел, сколько лет живет на земле, кто его предки. Он был так уродлив и гадок, что ни одна женщина не коснулась его. Завидев Сафтлана, дети с плачем бежали прочь. И поклялся колдун страшной клятвой, что отомстит всему роду человеческому. Призвав себе на помощь никому не ведомые чары, он смог пройти все семь ворот ада и вернуться оттуда живым. Стоголовые чудовища со змеиными хвостами не тронули его. И вынес Сафтлан из гиенны огненной камень, сотворенный из адского пламени. И люди прозвали этот камень – Пламя Ашурбанипала.

И стал Сафтлан любимцем царя, ибо, вглядываясь в этот камень, колдун мог узнавать тайны прошлого и предсказывать будущее. Ничего неведомого не было для Сафтлана. Но в один злосчастный день в царстве начался мор, неизвестная болезнь поражала целые города, и в народе стали говорить, что виной всему колдун, что джинны карают их за то, что Сафтлан потревожил обитателей ада.

Долго не соглашался Ашурбанипал расстаться со своим предсказателем, но в конце концов велел ему отнести камень назад. Колдун отказался и решил бежать. Здесь, в этом городе, царь настиг Сафтлана и приказал пытать его в этой комнате, ибо хотел узнать тайну пророческого камня. На этом самом троне сидел Ашурбанипал с камнем в руке и, улыбаясь, глядел на предсмертные муки колдуна. – Седой показал на трон, и видавшие виды разбойники в ужасе попятились. – С последним дыханием Сафтлан призвал все силы ада, всех джиннов и всех демонов на голову царя, отнявшего у него всемогущий камень. Колдун сказал, что Ашурбанипал сгниет заживо и до страшного суда будет сидеть на этом троне, и никто не посмеет коснуться Пламени Ашурбанипала. При этих словах комнату заволокло черным смрадным дымом, и из него возникло ужасное чудовище. Оно схватило Ашурбанипала когтистой лапой, и в тот же миг от правителя остался только скелет. Давя друг друга, воины из царской свиты бросились вниз по этой лестнице, прочь из храма. Они разнесли страшную весть по всему городу, и жители покинули его еще до захода солнца. С тех пор здесь живут только шакалы и змеи да ветер гоняет песок по безлюдным улицам. Лишь немногие смельчаки приходили сюда и видели мертвого царя, но никто из них не посмел дотронуться до Пламени Ашурбанипала. Все знали и будут помнить всегда – здесь живет ужасное чудовище, и оно будет сторожить камень до скончания века. Я и сейчас чувствую его зловонное дыхание.

– Ну и где же он? – раздался насмешливый голос Нур-эд-дина.

– Никто не потревожил покой Пламени Ашурбанипала, – отвечал седой разбойник.

– А этот чужеземец, этот неверный?

– Прости меня, господин, что я осмеливаюсь перечить тебе. Никто не прикасался к камню, иначе бы нас давно не было в живых.

Нур-эд-дин принялся уговаривать непокорных слуг, но поняв, что от былого послушания не осталось и следа, выхватил саблю и закричал:

– Ну нет! Не для того я столько лет искал этот город! Ничто – ни годы лишений, ни сотни смертей не могли остановить меня. Я зарублю каждого, кто вздумает встать на моем пути!

Глаза Нур-эд-дина горели безумным огнем, бедуины расступились, понимая, что отговаривать его бесполезно.

Воцарилась напряженная тишина, которую нарушали лишь стоны Бахрама. Связанные по рукам и ногам пленники так и лежали на полу, а вокруг них, сжимая в руках оружие, с застывшими от испуга лицами стояли разбойники.

Нур-эд-дин медленно шагал к трону по лужам крови.

Никто не смел даже шелохнуться. Камень изменил свой цвет. Из розового он превратился в зловеще-пурпурный.

Стивен чувствовал незримое присутствие кого-то или чего-то. Огромного, ужасного и безжалостного. А главарь разбойников уже стоял на возвышении рядом с троном и протягивал руку к нервно пульсирующему камню.

– Горы превращались в пустыни, реки меняли русло и высыхали, целые народы исчезали с лица земли, а ты лежал здесь и ждал меня. – И Нур-эд-дин схватил камень.

Раздался пронзительный визг, он звучал на такой высокой ноте, которую не способен издать ни один человек. Стивену почудилось, что это вопль камня, что он ожил и протестует. И тут, как бы в подтверждение его мыслей, камень выскользнул из рук Нур-эд-дина. Должно быть, араб просто случайно выронил его, но американец мог поклясться, что камень сам вырвался на свободу. Он все быстрее и быстрее прыгал со ступени на ступень. Нур-эд-дин бросился догонять свое сокровище, но всякий раз, когда он протягивал руку, чтобы поймать камень, тот ускользал от него.

Наконец камень оказался на полу и, зловеще сверкнув, покатился к дальней стене. Еще мгновение – и Нур-эд-дин схватит его. Горящий пурпуром сгусток света ударил в черную стену. Пальцы араба настигли его, и душераздирающий крик наполнил древние своды храма.

Стена, на которой лишь миг назад, казалось, не было ни одной трещины, внезапно раздвинулась. Из зловещей черной дыры показалась огромная когтистая лапа, схватила Нур-эд-дина и затащила в свое логово. Стена тотчас встала на прежнее место. Можно было подумать, что все происшедшее было лишь видением, если б не дикий, леденящий душу вопль, что звучал и звучал откуда-то из самых глубин святилища.

Обезумев от страха, бедуины бросились наутек, прочь от этого обиталища демонов. Их крики уже затихли далеко за воротами храма, вой Нур-эд-дина тоже смолк, а Стивен и Бахрам-Али никак не могли отвести взгляд от стены, за которой исчез их недавний противник. Трудно было придумать что-нибудь более жуткое, чем тишина, воцарившаяся в те минуты под опустевшими сводами.

Но звук, который уже в следующий миг нарушил эту тишину, испугал друзей гораздо сильнее. Издалека доносился монотонный скрежет. Он приближался, становясь все громче и громче. Внезапно громадная каменная плита заскользила в сторону, и в стене открылся потайной ход, в глубине которого Стивен увидел странное мерцание, будто сотни волчьих глаз светились в безлунной ночи. Американец отвернулся и закрыл глаза. Ему было страшно, как никогда... Каждая частица его тела вопила, умоляла бежать отсюда. Почему-то он был уверен, что и Бахрам испытывает то же самое и лежит с закрытыми глазами. Древний инстинкт самосохранения подсказывал им единственно верное решение – притворяться мертвыми.

Они ничего не видели и не слышали, но явственно ощущали рядом с собой, здесь, в это зале, нечто огромное, холодное и беспощадное, как космос, вечность или смерть. Стивен чувствовал, как сквозь плотно сомкнутые веки в его мозг проникает ледяной взгляд, выискивая самые потаенные мысли. Он не сомневался, что неведомая тварь стоит над ним. Смрадная вонь заполнила легкие Стивена, он очень боялся закашляться. Последними усилиями воли он приказывал себе лежать неподвижно и неустанно твердил про себя: “Мы не трогали Пламя Ашурбанипала... Я не дотрагивался до него... Бахрам не касался его... Мы не воры... Пощади нас!”