Также я почерпнул кое-какие сведения о героичес­ком путешествии двуногов. Их космический корабль целиком управлялся особым искусственным разумом, а полет пролегал в дальние, совершенно неизведанные области нашего звездного скопления. Никто из двуногов не мог взять на себя управление звездолетом и своевольно изменить курс. Найдя пригодную для жизни планету и тщательно ее исследовав, искусственный разум совершал посадку и самоуничтожался. Поэтому экспедиция никогда, ни при каких обстоя­тельствах не могла вернуться в свой родной мир. Я просил разъяснить эту странность, однако Бульт прибегнул к тавтологическому толкованию, которым двуноги, как и мы, вежливо подчеркивают намерение сменить тему. «Высылка — она высылка и есть,— за­явил мой мужественный двуногий друг.— Все одно тебе не врубиться, таракашка…»

Но я врубился, что лишь великая и цветущая цивилизация способна отправить своих лучших пред­ставителей в глубины космоса, далеко и невозвратно, движимая бескорыстным желанием возжечь очаги разумной жизни повсюду, даже за пределами познан­ного и обжитого мира.

Как уже упоминалось, для начала пришлось усво­ить массу непривычных понятий. Возьмем хотя бы такие, как «мораль» и «свобода». До прибытия двуногов никто из наших пращуров даже не задумывался, насколько его поведение соответствует общественно признанным нормам. Все пользовались неограничен­ной «свободой» действий и просто-напросто не осозна­вали «свободы» как таковой, не воспринимали ее как величайшую ценность и неотъемлемое достояние. Са­мо собой разумеется, бессознательное употребление таит зародыш злоупотребления. Близко соприкоснув­шись с двуногами, мы не только восприняли всем желудком идею «свободы», но сочли необходимым, по образцу более развитой цивилизации, навести в вопро­сах этой самой «свободы» предельно строгий, неукос­нительный порядок.

Одним из главных откровений явилось упомянутое мной стремление к «лучшей жизни», пожалуй, стержневое в духовной сфере у двуногов. Нашему отсталому сознанию свойственно ощущать свое бытие как некую целостность и данность, слитную с обществом и мирозданием, что ведет к ползучему приспособлен­честву и исключает стимулы роста. Наоборот, двуноги четко и остро ощущают разницу между «хорошей жизнью» и «плохой жизнью». Если бы не это, уверен, они никогда не достигли бы ни высот познания, ни далеких звезд.

Конечно, привитие кардинально отличающегося мышления проходило нелегко, хотя шестиноги от природы восприимчивы и наделены сильным инстинк­том подражания. Но, забегая вперед, отмечу, что лучшим способом развития, несомненно, является преодоление трудностей. Отсталость нашего уклада отчасти объясняет и извиняет тот факт, что до прибытия небесных братьев никто не испытывал ни малейших трудностей, и жизнь шла по рутинной колее. Когда же шестиноги занялись «земледелием» по способу двуногов, повсеместно стала возникать эрозия плодородного почвенного слоя, драгоценный гумус развеивали ветры, и сама природа положила конец безалаберному и обильному питанию, к которо­му привык наш народ. Зато с нехваткой пищи у нас в головокружительные сроки расцвели как «мораль», так и «свобода», не говоря уже о том, что все шестиноги единодушно начали грезить о «лучшей жизни» и дружно, целеустремленно добиваться оной. Так мы естественным путем дошли до идеи «прогрес­са».

Концепция «прогресса», как я полагаю, у двуногов служит своего рода религией, из которой они черпают духовную мощь для подвигов. Несомненно, двуноги достигли звезд благодаря своей целеустремленности, упорно шествуя по прямой восходящей дороге потре­бительства.

Разобраться в религии «прогресса» довольно легко. Соль ее в том, что Вседержитель однозначно характеризуется как отрицательная мнимая сущность, а взамен подвергается обожествлению каждый конкрет­ный разумный индивидуум, будь то двуног или шестиног. Он, индивидуум, провозглашается высшей цен­ностью, венцом эволюции, главным достижением при­роды и покорителем косного мироздания. Отсюда логически вытекает самообожествление, ведь покло­няться себе и своим расширяющимся потребностям проще всего и гораздо приятнее. Полагаю, нигде во Вселенной не сыщется другой такой простой и доход­чивой религии, способствующей массовому прозели­тизму.

3.

Авторитет двуногов был и остается для нас непрере­каемым. Ведь они прилетели с далеких звезд, преодо­лев умопомрачительные бездны пространства, и от­крыли для нас целый кладезь духовных сокровищ

Не поддается описанию, каким ценным приобрете­нием оказалось распространение среди шестиногов так называемого «единодушия». К важнейшим причи­нам отсталости я без колебаний причисляю отсутст­вие умственной сплоченности в доисторические време­на, когда все думали разобщенно, кто о чем, каждый на свой салтык. Разрозненными усилиями нельзя достичь «прогресса», и комментарии на сей счет, полагаю, излишни. Ныне же каждый шестиног обязан мыслить надлежащим образом и в предуказанном направлении, обеспечивая тем самым полную реализа­цию общественного мозгового потенциала. Заодно сразу вошли в обиход почерпнутые у двуногов терми­ны, дотоле остававшиеся мертвым грузом,—«правда», «истина», «честность». Ведь мы и не подозревали, что с «правдой» можно обращаться по-всякому, исходя из соображений целесообразности. А ее, оказывается, позволяется сокращать или расширять, перекраивать или утаивать, возрождать или запрещать, вообще творить с ней что угодно, если действуешь исключи­тельно «в интересах истины». Словом, никогда прежде шестиноги не знали такой захватывающей интел­лектуальной игры, как игра в «правду».

Мы также переняли опыт двуногов, введя в обиход понятие «борьба». Одно из радикальных отличий между нашим доисторическим обществом и цивилиза­цией великих небесных братьев я усматриваю в том, что их отношения, образ жизни и мышление глубоко проникнуты духом «борьбы». Двуноги всегда и повсю­ду «борются»— с природой ради выживания, друг с другом для «лучшей жизни», и даже со своей совестью в интересах «прогресса». Вот ключ к пости­жению их успехов, без него вообще невозможно разобраться в поведении этих существ. Вспомним хотя бы вышеизложенный инцидент между Бультом и «гадом легавым»— как я поначалу зашел в тупик, пытаясь оценить происшедшее с традиционных шестиножьих позиций, но стоило хорошенько уяснить суть и принципы «борьбы», все стало на свои места.

Вместе с «борьбой» в нашу жизнь неизбежно вошло много нового — например, естественное размежевание на «своих» и «чужих». Ныне трудно представить, как мы могли обходиться без него. Поначалу все шестиноги разделились на «прогрессистов» и «ретроградов», иначе говоря, на сторонников двуножьих идей и на их противников. Последние, впрочем, себя тако­выми не объявляли, прибегая ко лживым и подлым уверткам, дескать, мы никому не навязываемся, про­сто хотим жить, как жили наши предки. Справиться с замшелыми догматиками удалось без каких-либо затруднений, ведь они отрицали «борьбу», а мы, избе­гая лишних словопрений, «боролись» на каждом шагу. Двуногие братья охотно помогали нам советами, и дело быстро пошло на лад. Специфика «борьбы» между шестиногами осложняется наличием крепкого панциря, который не так-то легко продолбить. Тут-то и пригодилась привычка «прогрессистов» всегда и всюду носить при себе крепкую палку за неимением настоящей «лопаты». Двое из нас хватали «ретрогра­да», третий разжимал ему челюсти, а четвертый всаживал палку прямо в глотку. Как видим, для каждой конкретной акции требовалось четырехкрат­ное численное превосходство, а в первое время мы, ученики двуногов, составляли меньшинство. И это естественно, ведь к восприятию новых идей способна лишь лучшая, немногочисленная часть населения. Однако противникам, именно по причине их «ретроградности», нечего было противопоставить нашим палкам. С каждым днем ширилась убыль наших «врагов», поэтому многие из них проникались величием нового учения и переходили на нашу сторону.

Наконец всем без исключения стало понятно, что если каждый будет стремиться к личному преуспева­нию, в итоге непременно создается общее благо. Но этого мало — надо стремиться сразу к общему благу, и только тогда получится «прогресс».