— Радостей? Радости это когда находишь на распродаже потрясающее платье, в два раза дешевле первоначальной цены, или лихо скатываешься на лыжах с крутого склона. А когда за тобой гоняется безумец, чему же тут радоваться? Нет, я закрываю лавочку. И спускаю воду.

— Я согласен. Если мне гадалка предскажет встречу с милой, интеллигентной, красивой да еще и беременной женщиной, которая перенесет меня в фантастический дом в раю, я брошу бумажку под ноги и растопчу.

— Красивой? Ха-ха.

— Красавицей. — Он провел пальцем по ее щеке. — Если ночью я понадоблюсь, позови. Я сплю чутко.

Барометр страха опять подскочил.

— А ты не думаешь, что киллер вернется ночью?

— Едва ли. Думаю, что он за письменным столом, обдумывает новые планы. Но в любом случае двери и окна закрыты, а в доме слышен любой шорох. Можешь отдохнуть. Положись на меня. Я действительно чутко сплю.

— Хорошо, — согласилась она. — Но это не значит, что завтра я соглашусь с твоими планами. Выслушаю — да, но следовать им — и не проси.

— По рукам. — Он не уходил.

— Что-нибудь еще?

— Об этом поцелуе.

— С какой стати тебе извиняться за поцелуй? Я же понимаю, что это часть спектакля. Как иначе было убедить окружающих, что мы влюбленная пара?

— Нет. — Их взгляды встретились, и он смущенно улыбнулся. — Поцелуй не имеет ничего общего с Бартом Кромвелем или делом о маньяке. Просто я хотел, чтобы ты это знала. — Он повернулся и вышел, прежде чем она успела ответить.

Миган тронула пальцем губы, и чувства, пережитые под омелой, вновь охватили ее. Может, она и попала в переплет, но жива. Она глянула в зеркало на свой живот.

— Как думаешь, крошка? Он охранник или нет? По мне, так составляй я список охранников, он бы венчал этот список.

Ангелочек сжался в узел. Миган легонько похлопала себя по животу.

— Будем считать это голосом «за».

Хотя все это не имеет никакого значения. А если что и имеет, так это ребенок и как его спасти. Ребенок, которого она полюбила больше жизни. Ребенок, которого надо будет отдать сразу после родов. И Барт Кромвель. Он тоже исчезнет из ее жизни, как только арестует убийцу.

Разве это честно? Ответ она и без того знает. Если бы в жизни все было по-честному, Джеки была бы здесь и ждала бы рождения своей долгожданной девочки.

А она спала бы сегодня в объятиях Барта Кромвеля.

Миган смотрела в окно уютного фонаря, где обычно завтракала, и потягивала свежевыжатый апельсиновый сок. Барт допивал третью чашку кофе.

Стаи чаек кружились над головой мальчишки, который скакал по песку и швырял вверх крошки хлеба. Когда чайке удавалось на лету подхватить крошку, мальчишка подпрыгивал еще выше, визжа от восторга.

Миган наслаждалась этой сценой. Хоть что-то здоровое в больном мире. Барт нагнулся к окну.

— Впервые вижу столько народу на берегу.

— Сегодня суббота. И такая потрясающая погодка, — заметила Миган. — В такие деньки народ съезжается отовсюду. Звонила Сандра Верней и спрашивала, не хочу ли я погулять с ней.

— Если бы не эта свистопляска, то почему бы нет, — откликнулся Барт подчеркнуто мрачным голосом. — Самое бы время пройтись.

— Я не уверена, что хотела бы, хотя, похоже, выспалась сегодня.

Барт поставил чашку на подоконник и взъерошил свои волосы.

— Хоть кто-то выспался. Я так всю ночь проворочался. Из головы не шли всякие варианты. Если за всем этим не стоит Джошуа Карауэй, то у меня и зацепки никакой нет. И все же маловероятно, чтобы это было случайное совпадение: взрыв, унесший жизни Джеки и Бена, и сразу вслед за этим убийца начинает охотиться за тобой. Тогда все полоса случайностей. И я случайно подвернулся на берегу и не дал тебя утопить.

— Моя бабушка назвала бы это работой ангелов.

— Мне твоя бабушка, пожалуй, пришлась бы по душе.

— Не сомневаюсь. Ее нельзя было не любить.

— Твоя мама тоже любила ее?

— Не всегда. Помню, как они частенько спорили, когда я была совсем маленькой. Как правило, когда я спала.

— О чем они спорили?

Если бы спросил кто-нибудь другой, Миган посчитала бы это праздным любопытством, но Барт ничего просто так не делает. Он, если можно так сказать, всегда присутствует на своей работе, ищет недостающее звено, неожиданный ключ, который может дать новую информацию.

— В основном о маминой жизни. Бабушка считала, что мама должна перестать бродяжничать, что ей пора осесть и обзавестись домом для меня. Бабушку пугала вереница возлюбленных в ее жизни. Она считала, что это плохо действует на мою нравственность.

— Сдается мне, что твоей бабушке не об этом надо было беспокоиться.

— Откуда тебе знать? У меня тоже могла быть бездна поклонников. Я могла иметь десяток любовников.

— Ну и имела?

— Нет. У меня даже с Джоном ничего не получилось. Я вообще не уверена, что способна жить с мужчиной.

— Но со мной-то ты живешь.

И правда. И с каждым часом все больше и больше к нему привыкает. Тридцать один год, и ни разу не любила, ни разу не встретила человека, которому доверилась бы настолько, что впустила его в тайники своей души. Бабушка боялась, что она унаследует от своей матери склонность к мимолетным романам. А она пошла другим путем: вообще выбросила из жизни любовь и преданность.

Дочери и матери. Только, хочешь того или нет, яблоко от яблони всегда недалеко падает. Хорошее или плохое, но от матери что-то передается.

Барт обнял ее, положив руки на округлый живот.

— Малышка у нас сегодня тихонькая.

— Точно. Наверное, готовится к выходу в свет.

— Я и сам от этого дурею.

Что за удивительный человек! Сначала она думала, что, может, он с приветом и возбуждается от беременных женщин. Она не могла поверить, что способна ему понравиться как женщина, и пыталась найти этому всяческие объяснения. Но это была ее проблема, а не его.

— Расскажи мне о Джеки Брюстер, — возобновил он разговор. — Вы всегда были близкими подругами?

— Пока были в средней школе — да, а последние несколько лет почти не виделись. Она была занята Беном, а я своей работой. Но все дело в том, что, сколько бы мы ни были врозь, как только встречались, начинали опять относиться друг к другу как в былые годы, будто и не расставались.

— Вы когда-нибудь работали вместе?

— Никогда.

— А какие-нибудь финансовые операции? Ты давала ей деньги в долг, подписывала какие-нибудь займы?

— Она никогда не просила.

— Близкие подруги, и больше ничего, — нахмурился Барт. — Тогда перейдем к Джону Гардисону. Расскажи мне все о своем коллеге.

— Что именно ты хотел бы знать?

— Что он из себя представляет. Его личные качества, склонности, темперамент. Он давит на тебя? Ревнует?

Миган покачала головой.

— Хочет ли он моей смерти?

— Я так не говорил.

— Но подумал. Я так не могу, Барт. Не могу смотреть на каждого знакомого и думать, что все хотят моей смерти.

— Но куда от этого денешься? Если за всем этим не стоит Джошуа Карауэй — а я пока что не уверен, что это не так, — значит, есть кто-то другой. И мы должны вычислить его и остановить.

— Ничего я не должна. И не могу. Я слетаю с «Пеликаньего насеста». Не могу я играть в прятки с убийцей. Мне вот-вот рожать.

— Но я уже говорил тебе, Миган. Уедешь ты из «Пеликаньего насеста» или нет, это дело не меняет.

— Для меня меняет.

Он взял ее руки в свои.

— Я понимаю, как это все для тебя тяжело, Миган, но я не могу позволить тебе уезжать на свой страх и риск. Мы повязаны одной веревочкой. Другого выхода нет.

— Может, ты и считаешь, что повязан, но одно дело ты, а совсем другое — я. У нас с тобой совершенно разные мотивы. Твои мотивы я понять не могу. Ты находишь преступников и обезвреживаешь их. Ты есть то, что ты есть. Это твоя работа, и тебе никуда от нее не деться.

— Сейчас все не совсем так, как ты говоришь, Миган. На сей раз это больше чем работа, это жизнь.