V

V

***

Квест «добыть пропитание приглянувшейся женщине» начался.

Ни при каких условиях я не мог вернуться с пустыми руками.

Я был готов на все ради обещанного мамонта.

Протаранив лес, я вышел к деревне. Местные псины обрехали меня вдоль и поперек, пока я высматривал, в какие ворота постучать. Какая-то бабка выглянула из-за забора и загнула неожиданно колоритное приветствие.

- Слышь, бабка, у тебя иконы в доме есть? - огорошил я ее вопросом.

- А тебе, черту, на кой знать надо, есть у меня образа в горнице или нет? - огрызнулась бабка.

Я разозлился.

- Вот у тебя и иконы есть, и боженьке, небось, вечерами рассказываешь, какая ты хорошая, а сама так на людей бросаешься, что тебе и собака во дворе не нужна — сама кого хочешь покусаешь!

- А ты иди-иди, с богом я сама как-нибудь разберусь! - угрожающе крикнул божий одуванчик. - А то щас вилы возьму!

- Хлеба дай — я уйду!

- Хрен я тебе дам!

- Да я же не за так, я куплю!

- Да я и золота из твоих рук поганых не возьму, сатанист чертов!

Тут я совсем разозлился. Сделал лицо пострашней и жутким голосом затянул:

- Слышь, бабка, добром прошу — угости путника, а то каааак прокляну — у тебя все куры передохнут и у козы молоко пропадет!

Она вскрикнула и побежала в дом, запнулась о ступеньку, чуть не упала, выругалась и с шумом захлопнула дверь. Вот уж не знаю, к образам она побежала или вилы серебряные точить, но дожидаться ответа я не стал, и прошел чуть дальше, и постучал в открытое на улицу окно.

- Эй, хозяева! Есть кто дома?

В кухне вкусно пахло гречневой кашей. Из-за стола выглянула чумазая девчушка лет шести.

- Только я, взрослые на огороде, - пролопотала она.

- Ясно, извини за беспокойство.

И я пошел дальше. Тем временем из одного двора вышел дюжий мужик и многообещающе глядя на меня, остановился посреди дороги, словно поджидая, когда я подойду.

И я подошел.

- Тебе чего тут надо? - недовольно начал мужик.

- Дашь прикурить? - спросил я, вытаскивая сигарету. Обычно срабатывает, но не в этот раз.

- Не курю, и тебе не советую — грех это, - проговорил мужик.

- Верующий, значит? - спросил я, запихивая сигарету обратно в пачку.

- Верующий, - угрожающим тоном подтвердил мужик.

- Тогда скажи мне, добрый человек, в какой дом мне постучать, чтобы еды купить?

Он недоверчиво уставился на меня.

- В чем подвох?

- Без подвоха, - ответил я. - Дорога дальняя, время позднее, закупиться не успел — а время позднее, да и магазинов поблизости нет. Поможешь?

Он смерил меня суровым взглядом.

- А ты какому богу молишься?

Я усмехнулся.

Мастерство, как говорится, не пропьешь. О своей позапрошлой жизни я вспоминать не люблю, но дивный голос, от которого впадали в экстаз и молоденькие прихожанки, и почтенные бабули, имелся при мне всегда.

- Знаешь, теперь уже мой черед тебя спросить: а ты сам-то какой веры будешь? Крест на шее носишь, и Библию читаешь — а о чем там написано, так и не уразумел? Притча о бедном самаритянине для кого там написана, чадо?

И, распахнув руки в стороны, я зычно запел мрачноватым, торжественным валаамским распевом на всю деревню «Се жених грядет в полунощи, и блажен раб егоже обрящет бдяща». Голос клубился, поднимался от земли до неба, закурился, как ладан. Я видел, как выпучиваются глаза бедного мужика, видел, как открываются на улицу окна, как повысыпали вдруг на дорогу старушки, крестясь. То еще зрелище. Взялся человек из ниоткуда, выглядит как черт, хлеба просил, про самаритянина речь толкнул, молитвы поет голосом, от которого мурашки по коже... В общем, не знаю, к какой именно конфессии относились деревенские, но впечатление я на них произвел неизгладимое.

А я начал вдохновенно петь паслмы, и очень скоро к моему голосу присоединилось еще несколько женских, потом - несколько мужских голосов.

А потом я воззвал народу:

- Братья и сестры, чье сердце не зачерствело в делах мирских и суетных, подайте Христа ради бедному путнику хлеба в дорогу!

Какая-то тетка вдруг воскликнула:

- Благослови, батюшка!

И когда я размашисто ее благословил, как наш отец Геннадий… Наверное, не надо было этого делать. Но, как говорится, обратно не отмотаешь.

Стыдно вспомнить.

Короче, меню оказалось на удивление обширным. Но я же не последняя сволочь, взял только пирогов и молока. От денег они наотрез отказались.

За моей спиной шептались.

Я уходил из деревни в лес, а они все еще смотрели мне в след — неверное, ждали, когда явится за мной огненная колесница.

Я поднял глаза на закат.

- Ты уж прости, - сказал я в небо. - Но, может, десяток твоих рабов теперь подобрее будут. И тебе приятно, и мы сыты.

И закурил...

Ива долго допытывалась, где я раздобыл такую вкуснотень.

Прости, милая, но я скорей язык себе откушу.

Она смотрела на меня затуманившимся взглядом, и меня все сильней накрывала теплая хмельная волна. Золотые волосы, голубые глаза, точеные коленки… Да что в тебе такого, от чего у меня даже руки дрожат, стоит мне подумать, как ты можешь ими обнять желанного мужчину? Маленькая рыжая ведьма.

Я протянул руку и позволил себе заправить упрямую огненную прядь за маленькое нежное ушко. Только и всего. А внутри как будто бубен включили. Гулкие тяжелые удары разлились по телу: бум, бум… И я спросил:

- Ну что, поехали дальше?

Она улыбнулась, как будто солнышком подсветилась:

- Поехали!