— Прости. Я, кажется, куда-то вляпался.

— Сэм, что это за звуки?

— Тихо, дружок, это я. Я не один, — ответил он, и Мэгги поняла, что разговаривает он не с ней. Он положил фонарик на стол, чтобы хоть как-нибудь осветить кухню, и скинул мокрый плащ. — Дай помогу тебе снять плащ. Впрочем, наверное, не стоит. Здесь довольно прохладно.

— Прохладно? Да здесь просто Северный полюс!

— Ладно, — махнул рукой Сэм. — Вот смотри, видишь на полу коробку? Правда, они замечательные?

Если бы Сэм преподнес ей на шелковой подушке груду драгоценных камней, он и тогда не был бы так горд. Пока он разыскивал огарок свечи и чиркал спичкой, Мэгги всматривалась в коробку, где копошилось что-то пушистое и жалобно поблескивали чьи-то карие глаза. Она даже рот раскрыла.

— Что… кто… откуда ты это взял?

— Они меня усыновили, — улыбнулся Сэм. Позже Мэгги пыталась определить, что же она, собственно, испытала при виде трогательной зверюги и ее сонных малышей, но эти чувства не поддавались никакому описанию. Сэм стоял за ее спиной, положив руку ей на плечо. Мэгги вдруг представилось, что вот так же они могли бы склоняться над детской кроваткой, и она чуть не рас-» плакалась — в третий раз за сутки. Назло себе она выпалила первое, что пришло ей в голову:

— Большей уродины я в жизни не видела! Как и следовало ожидать, Сэм обиделся.

— Посмотрел бы я на тебя, если бы тебе пришлось одной растить семейство, добывать еду и искать крышу над головой. Она хорошая мать, а это важнее красоты.

Мэгги подозрительно хмыкнула.

— Вообще-то ее почти не видно под этими мохнатыми бесенятами, поэтому судить трудно. Их, кажется, трое?

— Два мальчика и девочка, — кивнул Сэм, немного оттаяв.

— Она не обидится, если я подержу одного?

— Сначала познакомься с ней. Дай ей понюхать твою руку.

— Мои руки пахнут бензином и ржавым железом.

— Она простит. Ведь ты простишь, дорогая? Сэм опустился на колени и протянул руку. Собака подняла голову, ожидая ласки, и Сэм торжествующе взглянул на Мэгги, словно его только что наградили медалью.

— Дай теперь я. — Мэгги присела, оттеснив Сэма.

— У нее блохи.

— Подумаешь, две-три блохи! — Мэгги робко протянула руку к обитательнице коробки. — Привет, кикимора!

— Ее зовут Принцесса.

— Откуда ты знаешь? На ней не написано.

— Потому что я ее так назвал, вот откуда. И потом она не зеленая.

— Действительно. Пожалуй, я даже узнаю моего бурого волка. Ну что ж. Принцесса, если имя тебе нравится, носи его.

Про себя Мэгги подумала, что бедную старушку иначе как уродиной и назвать нельзя, но при Сэме она не рискнула и заикнуться об этом. Даже забавно, как он бросился ее защищать, если учесть, что она живет у него всего часа два. Вот еще один штрих к портрету его сложной натуры, но по-прежнему оставалось множество белых пятен.

— Где ты их нашел?

Сэм рассказал ей вкратце, опустив, однако, за ненадобностью упоминание о своих… сомнениях.

— Вон тот, с черными ободками вокруг глаз, пытался в одиночку затащить меня под «ровер». К нему у меня особенная слабость. Его зовут Малыш.

— По-моему, у тебя к ним ко всем слабость, — усмехнулась Мэгги.

— Послушай, а у тебя, часом, нет аллергии?

— Понятия не имею. Последний раз у меня была собака, когда мне было девять, но никакой аллергии я не помню.

— А у меня никогда не было собаки, — смущенно признался Сэм, и Мэгги придвинулась к нему поближе, их бедра и плечи соприкоснулись. Ей вдруг захотелось обнять его и положить его голову себе на грудь.

— Думаю, вы будете счастливы, — пробормотала она, воображая картину, когда он заявится из отпуска с этим блохастым выводком. Мамаша была непонятной рыжевато-серой масти, и ее жесткая, как проволока, шерсть представляла сплошной колтун. Голова сидела на тоненькой шейке, уши по форме и размеру никак не соответствовали морде — или наоборот. Ее словно собрали из нескольких разных собак. В ней не было ничего привлекательного, кроме, пожалуй, трогательно-стыдливого сознания собственного уродства.

Что касается щенков, то они все были разные, но каждый по-своему напоминал мать.

— Сэм, им холодно. Смотри, они дрожат.

— А кому здесь не холодно? Кто-то из этих сорванцов надул на пол, пока меня не было, и я в носке ступил в лужу.

— Как же ты собираешься за ними ухаживать? У тебя же ничего нет, — сказала Мэгги, зарывшись рукой в мягкое живое тепло. — Возьму-ка я их к себе.

— И не надейся! Я принес сюда Принцессу и малышей под свою ответственность и никому их не доверю.

Мэгги взяла щенка и потерлась об него щекой.

— Подумай, так будет лучше. По крайней мере у меня есть опыт. Я знаю, как ухаживать за собаками.

Ее единственным подопечным был Гамлет, престарелый скотги, которого дядя Генри отдал ей, когда ей было девять лет. Он в свою очередь получил собаку от кого-то еще, и они терпеть друг друга не могли. У дяди Генри были свои причуды, у Гамлета — свои. А Мэгги обожала обоих.

— Она что-нибудь ела? Кормящей матери требуется в два раза больше пищи. — Она это вычитала в книге для беременных, когда сама ждала ребенка.

— Разумеется, я ее накормил. Дал ей банку супа с лапшой и банку равиоли. Томатный суп она есть не стала.

— Ох, так ведь этого мало!

— А что еще?

Сознавая свою некомпетентность, Сэм тем не менее не желал, чтобы с ним спорили.

— Ей нужна еда для собак! — Мэгги пыталась отыскать в глубинах памяти хоть что-нибудь про домашнюю живность. Последней были три старые курицы, которых Джубал держал ради яиц. — Ей нужна смесь для кормящей матери!

— Первый раз слышу, — равнодушно отозвался Сэм. — Посади Ромашку к маме в коробку. Принцесса беспокоится.

— Ромашка, — проворчала Мэгги, обнимая ладонями щенка. — Принцесса. Надо же, такие имена придумал.

В эту минуту вспыхнул свет. Жмурясь, Сэм смотрел на стоявшую рядом с ним на коленях женщину, в ладонях у которой мирно дремал кверху животиком мохнатый щенок. Грудь защемило от сладкой тоски. Мэгги, Мэгги, не мучай меня, я больше не могу.

Мэгги потерлась о щенка носом.

— Бедненький, ма-аленький, ну и что, что этот гнусный жадина тебя подобрал, это же не значит, что ты всю жизнь должен жить у него. Пойдем жить к Мэгги, песик. Мэгги давно нужен такой большой, сильный сторож, совсем как ты. — Она положила Ромашку рядом с матерью и взяла другого щенка. — И ты тоже. Малыш, ты тоже пойдешь со мной.

— Хмм, Мэгги, опомнись, они еще слишком малы, их нельзя переносить с места на место. И потом, у них блохи. Ты же не хочешь, чтобы твой дом кишел насекомыми? Вот что: можешь выбрать одного, пока я не уехал.

Мэгги потянулась за третьим щенком, который был полностью поглощен едой.

— Если ты не успел дать ему имя, он будет Генри.

— Как скажешь. С этой минуты ее так и будут звать.

— Ты хочешь сказать, что Ромашка — мальчик?

— Он вообще похож на картинку из комикса. А по-твоему, он девочка?

Мэгги на миг со смехом прижалась к нему. На самый краткий миг, только чтобы разделить с ним радость. Сэм вздохнул, и его вздох пронзил ее горячим, плавящим лучом.

— Он будет носить платьица. По-моему, я ему понравилась, правда. Генри?

— У Генри хороший вкус.

Слеша скрыть смущение, Мэгги затараторила:

— Сэм, их нельзя разлучать с матерью, они слишком малы; с другой стороны, их нужно перенести туда, где тепло и сухо. Почему не ко мне? Во-первых, я завтра же отвезу их к ветеринару. Зачем тебе мучиться с оравой бездомных собак?

— Если бы я считал это мучением, я бы оставил их под дождем.

Не совсем, конечно, под дождем, а под «ровером», но это не имело значения.

— У меня гораздо теплее. Им необходимо тепло.

— Там дождь идет. Они вымокнут по дороге. Что бы он ни чувствовал к Мэгги, но чем больше она спорила, тем сильнее он утверждался в решимости оставить собак у себя. Ведь это он их нашел. Он и должен о них заботиться. И никто, даже Мэгги Дункан, не имеет права врываться и отнимать у него весь выводок.