— Посмотри, Стивен, — она ударила его по лицу, —

Посмотри на себя.

Стивен оглядел себя и увидел то, что всегда, —мягкая белая кожа над костями, ребра, поникший член.

Она смеялась, тыкала ему пальцем в грудь и живот, поднимала яички, чтобы заглянуть под них.

— Что-то, Стивен, не вижу. Где же эта твоя сила?

Он безмолвно стоял. Она была гораздо сильнее него, чтобы он выжил в прямом и активном противостоянии.

Зверюга потянулась и стащила через голову платье. Белья она не носила, и от резкого запаха ее промежности у него запершило в горле.

— Ты такой сильный?

Она шлепнула себя по неровным, напоминающим мешки, бедрам, провела ладонями по складкам жесткого жира, висевшим от паха до груди. Стивен уставился на спутанные седые волосы на пизде и на сгустки крови, облепившие ей внутреннюю сторону ног. — Посмотри на эту гору плоти, Стивен. Попробуй с ней справиться. Никогда не прикидывал, сколько это все весит? Вот где сила, ты, хныкающий пиздюк. Вот с чем бы тебе попробовать сразиться. Это стоит между тобой и всем, к чему ты стремишься, и ты это никогда не одолеешь.

Стивен знал, что она ошибается, ему хотелось плюнуть ей в морду. Люси раскроется, словно туннель, и сквозь нее он проберется в мир, на который Зверюга не сможет наложить лапу. Но было еще рановато выкладывать это мамочке, она пока что может уничтожить все с одного удара. И поэтому он тихо стоя, и слушал ее разглагольствования.

Позже в комнате от говна в животе его начало мутить, и он свернулся вместе с Псом на полу у кровати. Пес слизывал пот со лба своего хозяина и скулил, когда того начинала бить дрожь. Стивен чувствовал сквозь туман боли, как псинка тычется в него носом, и представлял, что находится где-то под землей, а бархатные губы коровы трогают его шею. В лихорадке он слился с коровой в одно целое, знал все ее мысли, страхи и вечное желание ее породы попасть туда, куда никогда не придет человек.

На рассвете он, бледный и опустошенный, смог подняться, и Пес лаял от радости и благодарил Собачьего Бога за то, что осталось еще что-то, что можно любить.

В коридоре, когда он выходил из квартиры, на полу от кухни до ее комнаты цвели брызги Зве-рюгиной блевоты. Когда Стивен их увидел, ему стало хорошо.

Дверь была не заперта, и Люси уже встала, поэтому Стивен вошел и встал позади нее, когда она, согнувшись, села за стол. Он поцеловал ее в шею и заглянул через плечо. Живая лабораторная крыса с вскрытым животом лежала на спине, пришпиленная к деревянному бруску, под любопытными пальцами Люси. Выпученные глазки грызуна бесцельно метались по тому немногому, что могли видеть, в поисках хоть какого-нибудь спасения от боли.

Люси перестала копаться пальцами, взяла из кучи острых хирургических инструментов скальпель и начала один за другим удалять выставленные напоказ органы. Она подносила каждый к свету и изучала его, затем разрезала на кусочки на деревянном бруске.

Пока она работала, Стивен целовал ее волосы, и перед ним мелькали сцены из будущего, когда она станет относиться к нему так же трепетно, как в данный момент — к маленьким крысиным органам. Он ляжет под ее поцелуями в широкую кровать, и жизненные планы будут сыпаться на них легким дождем дрожащих розовых лепестков.

Когда крыса была выпотрошена, Люси бросила скальпель и прижалась к нему спиной, ей было слишком противно поддерживать собственный вес. Он улавливал исходившее от нее отчаяние.

Она положила его руки на свои груди, но защиты от этого почти совсем не было. Она встала, чтобы он обнял ее, закрыла глаза и прижала неплотно сжатый кулачок к подбородку, как спящий малыш.

Стивен увидел на полу ее ночную деятельность —куча выпотрошенных крыс и полиэтиленовый пакет с внутренностями — и знал, что любовь стремительно приближается. Ее поиски чего-то, что надо из себя вырезать, принимали неистовый характер.

.Они потрахались в холодной комнате, завешанной фотографиями вскрытых хирургами тел. Стивен смотрел на них, пока пахал. Свет на снимках был резким, и в нем мерцали раскрытые органы — темные почки, печенки, сердца, более бледные желудки и диафрагмы, и все они плавали в наполненных кровью полостях, словно ингредиенты какого-то страшного рагу. На одном из снимков разрез был открыт так сильно, что было видно поперечное сечение брюшной полости. Из-за чередующихся полос мяса и жира брюшная полость напоминала бекон.

После на них падал утренний свет, смешанный с бетонной пылью. Они уткнулись взглядом в потолок, из влагалища Люси на мертвые простыни сочился сок, с которого все начинается. Стивен размышлял об убойном цехе, о том, какая у пушки отдача, о крови и сперме, стекающих по бокам проколотой во многих местах коровы, о Крипсе в своей жопе. Акт убийства.

— Я вчера убил корову.

— Ты постарался заглянуть ей внутрь?

— Бригадир сказал, что от этого я стану другим. Люси тихо засмеялась, соскальзывая в сон:

— Это не так легко.

Солнце, будто ему проломили хребет, ползло вверх в зудящем воздухе трущоб и окрашивало окна в грязно-желтый цвет. Сегодня он изменился? Зверюга за ужином разбила его влегкую, как она всегда это делала. Где же уверенность в своих действиях, от которой мускулам так и хочется взяться за дело, о которой говорил Крипе? Убийство коровы в убойном цехе захлестнуло его так, что он почти потерял сознание, и он рассчитывал на что-то взамен. Сейчас, когда он думал об этом, он чувствовал только тягостное отвращение к такой кровожадности.

Было уже поздно, и он отправился вниз смыть сардинную вонь с члена и посрать. Жопа у него свербела, и он смог выдавить из себя всего-навсего несколько мелких темных шариков, которые словно ужалили его кружок и погрузились под воду, словно горстка камушков.

Зверюга еще не проснулась, и Стивен нарезал круги в непривычно-свободной кухне, вовсю радуясь от предвкушения ее отсутствия. Он выпил воды и ощутил, как она очищает его. А потом отправился на завод.

Автобус в то утро словил солнышко, оно туманило воздух в проходах между рядами, в причудливых клубах сигаретного дыма и беспорядочных изгибах летающей пыли другие пассажиры казались не такими важными персонами, как раньше. Не совсем богами вчерашнего дня.

Стивен дивился на легкость, охватившую его, до паранойи боялся, что может расхохотаться прямо здесь, перед сидящими в автобусе, от опутавших его паутиной первых признаков счастья —так ему было непривычно их прикосновение. Откуда они взялись? Оттого, что он провел время с Люси? Оттого, что Зверюга съела свою первую порцию говна? Или это ликование, это чувство собственных возможностей значит, что наконец пришел к нему подарок от мертвой коровы? Он согнул руку, напряг мышцы, чтобы посмотреть, стал ли он сильнее. Черт его знает.

Через полчаса, стоило ему войти в перерабатывающий цех, воздушная, глядящая в окно эйфория от поездки на автобусе испарилась. Тут опять все стало реальным. Тяжесть пушки и потоки крови из несколько стершихся тошнотворных воспоминаний превратились в волнующие, неизбежные факты, напоминающие о себе красными пальцами с острыми ногтями, которые лезут в голову, и от них не отмашешься.

Он шел за остальными рабочими, опустив глаза в пол, и боялся, что они увидят на нем метину убойного цеха, узнают о пережитом там тайном опыте. Он сел у мясорубки подальше от всех, уставился на отмытую сталь рабочей поверхности, ослепленный миллионами извилистых царапин, ловивших свет и превращающих его в яркий плоский клубок.

Поток мяса хлынул, как только раздался гудок, время стало кусками кровоточащего мяса. Стивен изо всех сил работал, стараясь не думать, потому что стоило ему начать, как мысли путались. Он не понимал, что тогда произошло в убойном цехе. Он был напуган… Но ведь была же та волна счастья в автобусе. Теперь он снова испытывал страх —перед кровью, вырезанием дыр в корове, безумным, безудержным бесстыдством забойщиков, и тем, что он не знал, что все это ему дало.