Кроме того, союзники наняли — иначе это назвать нельзя — от пятнадцати до двадцати тысяч пьемонтцев, которые должны пополнить поредевшие ряды англичан и которых должно обеспечивать довольствием британское интендантство. В 1848 и 1849 гг. пьемонтцы показали себя хорошими и храбрыми солдатами. Являясь в большинстве своем горцами, они имеют пехоту, которая по своим данным даже лучше французов приспособлена к боевым действиям на пересеченной местности и в рассыпном строю, а равнина реки По поставляет кавалеристов, высокий рост и пропорциональное телосложение которых напоминают отборные полки английской кавалерии. К тому же они многому научились в суровых кампаниях времен революции. Эти две пьемонтских дивизии, несомненно, окажутся неплохим «иностранным легионом» в нынешней войне. Но что будут делать эти проворные, ловкие, быстрые, невысокого роста парни под командованием старого английского рутинера [Раглана. Ред.], который не имеет никакого представления о маневрировании и который требует от своих солдат лишь непреклонного упорства, составляющего славу и в то же время единственное военное качество британского солдата? Их разместят на позициях, не подходящих для привычного им способа ведения войны; им помешают делать то, на что они способны, и будут требовать, чтобы они выполняли задачи, которых ни один разумный человек на них бы не возложил. Повести британскую армию так бессмысленно, необдуманно и глупо на бойню, как это было сделано на Альме, возможно означает самый короткий путь к выполнению поставленной перед ней задачи. Старый герцог [Веллингтон. Ред.] обычно также легко относился к подобного рода вещам. Немецкие войска можно, пожалуй, заставить сделать то же самое, хотя хорошая военная подготовка немецких офицеров не позволит им долго мириться с таким плохим руководством войсками. Но пытаться проделывать подобные вещи с французской, итальянской или испанской армиями, с войсками, подготовленными главным образом для службы легкой пехоты, для маневрирования, для использования преимуществ местности, то есть с войсками, боеспособность которых в значительной мере зависит от подвижности и сообразительности каждого отдельного солдата, — невозможно; для таких войск подобная неуклюжая система ведения войны абсолютно непригодна. Однако бедным пьемонтцам, по всей вероятности, удастся избежать тяжелого испытания — воевать по-английски. Ведь довольствием их будет обеспечивать британское интендантство, а это пользующееся дурной славой учреждение до сих пор умело снабжать лишь само себя. Следовательно, пьемонтцы разделят судьбу свежих пополнений британских войск. Подобно им они будут умирать по сто человек в неделю, и в три раза большее их число будет заполнять госпитали. Если лорд Раглан воображает, что пьемонтцы будут так же покорно, как британские войска, терпеть его собственную неспособность и непригодность его интендантов, то он скоро убедится, что глубоко ошибается. Только англичане и русские не вышли бы из повиновения при таких условиях, и следует признать, что это не делает чести их национальному характеру.

Дальнейший ход этой печальной кампании, такой же печальной и мрачной, как и покрытое грязью Севастопольское плато, рисуется в следующем виде; как только русские полностью сосредоточат свои силы и когда погода им это позволит, они, вероятно, атакуют в первую очередь турецкие войска Омер-паши. Англичане, французы и турки ждут этого, хорошо зная, какие незавидные позиции отведены последним. Во всяком случае, это говорит о том, что турок посылают на север вполне сознательно; и трудно придумать лучшее доказательство отчаянного положения союзников, чем это вынужденное признание их собственных генералов. В том, что турки будут разбиты, можно не сомневаться. А что же произойдет с армиями союзников и пьемонтскими войсками? Хвастливые разговоры о штурме Севастополя сейчас почти совсем прекратились. На эту тему лондонская газета «Times» публикует письмо полковника Э. Нейпира от 3 февраля, утверждающего, что если союзники атакуют Южную сторону Севастополя, то, вероятнее всего, они ворвутся в город, но их сметет с лица земли превосходящий по силе огонь северных фортов и батарей и в то же время они окажутся осажденными русской полевой армией. Следовало бы, говорит он, сначала нанести поражение этой армии, а затем окружить город и с севера, и с юга. В качестве примера он напоминает о том, что герцог Веллингтон дважды снимал осаду с Бадахоса, чтобы выступить против армии, шедшей на помощь осажденным[47]. Полковник Нейпир совершенно прав, и почти то же самое писала «Tribune» во время знаменитого флангового марша на Балаклаву[48]. Но говоря о том, что союзники ворвутся в Севастополь, полковник, очевидно, не учитывает особого характера русских оборонительных сооружений, который делает невозможным взятие города с одного приступа. Там имеются, во-первых, внешние укрепления, затем идет главный вал, а за ним городские здания, превращенные в редуты; улицы забаррикадированы, целые кварталы домов снабжены бойницами и, наконец, бойницы пробиты в задних стенах береговых фортов, взятие каждого из которых потребует отдельной атаки и, может быть, самостоятельной осады и даже минных подкопов. Но помимо всего этого, предпринятые в последнее время успешные вылазки русских в достаточной степени доказали, что осаждающие подошли к городу на такое расстояние, при котором создалось полное равновесие сил противников и атакующая сторона не имеет никакого превосходства, кроме превосходства в артиллерии. Пока вылазкам не может быть положен конец, всякая мысль о штурме является абсурдной; если осаждающий не в состоянии запереть осажденного в стенах самой крепости, то тем более не может он рассчитывать взять эту крепость в рукопашном бою.

Таким образом, осаждающие и впредь будут прозябать в своем лагере. Они окажутся прикованными к нему собственной слабостью и русской полевой армией, и ряды их будут по-прежнему таять, а русские тем временем подтянут свежие силы; и если только новое английское правительство не пустит в ход какие-либо новые, до сих пор совершенно неизвестные ресурсы, то наступит день, когда англичане, французы, пьемонтцы и турки будут выброшены с крымской земли.

Написано Ф. Энгельсом около 9 февраля 1855 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4323, 26 февраля 1855 г в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

Лондон, 9 февраля. В связи с тем, что Пальмерстон и Сидни Герберт заняли новые министерские посты, должна была состояться процедура переизбрания их в парламент. По этой причине обе палаты отсрочили вчера свои заседания на неделю. Лорд Дерби и маркиз Ленсдаун в своих сообщениях в палате лордов о закулисной истории министерского кризиса повторили то, что уже не раз говорилось. Важным было лишь одно высказывание Дерби, раскрывавшее секрет положения лорда Пальмерстона. Как известно, Пальмерстон не имеет за собой никакой парламентской партии или клики, прикрывающейся названием партии. Виги, тори, пилиты питают к нему одинаковое недоверие. Манчестерская школа открыто выступает против него. Его личных приверженцев из числа мейферских радикалов (в отличие от манчестерских радикалов) насчитывается не более дюжины. Кто же и что в таком случае дало ему возможность навязать себя короне и парламенту? Его популярность? Она так же мало могла содействовать этому, как непопулярность Глад стона, Герберта, Грехема и Кларендона могла помешать им снова взять в свои руки бразды правления. Или может быть человек, никогда не принадлежавший ни к одной партии, попеременно всем служивший, поочередно всех покидавший и всегда балансировавший между всеми, является естественным вождем разложившихся партий, которые пытаются остановить ход истории путем создания коалиций? В данный момент это обстоятельство ничего не доказывает: оказалось же оно недостаточным, чтобы еще в 1852 г. вместо Абердина поставить во главе коалиции Пальмерстона.