В старые-престарые времена на Турьей Горе стоял огромный, окруженный рвом и неприступными стенами замок. А вокруг горы простирался глухой Темнющий Лес. Хозяином замка и горы был некий барон, забавник и обжора, который любил хвалиться всякими диковинками, часто пировать, а еще чаще безобразно шутить. Он ходил прихрамывая, с прискочкой, словно старая лошадь, которая все не хочет забыть, как гарцевала когда-то резвым скакуном. У барона было толстое брюхо, а ноги - худые и кривые. Жирные щеки свисали, точно брыли у бульдога, глаза злобно ухмылялись и щурились.

Больше всех доставалось от барона, конечно, его прислуге. Прикажет тайком поставить в кладовой капкан и пошлет туда кого-нибудь из слуг. В темноте угодит в капкан бедняга - то-то весело хозяину и гостям!

Служила в замке девица Виола, красавица и здоровячка, да как высока ростом! На целую голову выше высокого мужчины. Силачка такая, что легко относила в верхние покои замка по два мешка угля зараз.

Однажды она чистила хлев. Вдруг пол проломился - девушка оказалась по самый подбородок в яме, полной жидкого навоза. А в дверях хлева оглушительно захохотали: впереди своих гостей чуть не лопался от хохота барон.

- Кто виноват, что ты такая слониха! - закричал он девушке. - Ты тяжелее всех моих коров, вместе взятых! Добрые дубовые доски тебя не выдержали. А еще - Вио-о-ола!.. - и он, передразнивая, попытался кокетливо повести плечом. - Воздушная фея, гы-гы-гы!

Дело было не в тяжести Виолы. Барон накануне велел потихоньку разобрать пол, устроить яму с навозом и, прежде чем уложить доски на место, хорошенько подпилить их.

Над Виолой не смеялся единственный человек в замке. Это был пожилой слуга, которого заставляли бегом выполнять любое пустяковое поручение все кому не лень. И повар, и помощники повара, и прачка, и даже кормильщица кошек. Повелось так потому, что слуга не удался ростом: не выше семилетнего мальчика. А уж лицо безобразное - в угрях и бородавках! От того, что его все время гоняли за чем-нибудь, он и ел на бегу, всухомятку. Этот всегда голодный, несчастный человечек в душе восхищался красавицей-силачкой и ее поэтичным именем.

Барон очень часто и зло потешался над беднягой. Однажды на охоте в Темнющем Лесу приказал слуге, вместо собаки, выгонять барсука из норы. Плечи слуги застряли в узком лазе, и барон захохотал:

- Смотрите - он на старости лет начал расти, ха-ха-ха! Теперь догонит Виолу! А если барсук как следует обдерет его мордашку, новая будет как у молоденького красавчика!

Смех охотников и челяди разнесся по Темнющему Лесу, разбудил сов и сычей, ночных ястребов и филинов, потревожил гадюк в гнилых пнях, ужей в тине Камышового Озера...

Барон считал себя хозяином в лесу, но это было не так. Над головой шутника чернело дупло огромного суковатого вяза. Из дупла глядел на потеху невидимый дух Темнющего Леса. Духа звали Флик дер Флит, и, когда он не успевал сделаться невидимым, кто-нибудь из людей замечал его.

Говорили, что Флик дер Флит - косматая старуха в облезлом и рваном кафтане из рысьих шкур. Во рту торчит трубка между клыками, длинными, исчерна-желтыми: двумя верхними и двумя нижними. Но иной раз трубка оказывалась засунутой за пояс из волчьих хвостов, а старая держала в руках табакерку: набивала ноздри костлявого рябого носа табачком, до того душистым, что у человека, какой случился поблизости, начинало приятно щекотать в носу. Но чихнуть он никак не мог, и оттого у него текли слезы, а потом он и вовсе забывал о приятном. Казалось, перед его лицом держат ушат с толченым луком.

А когда чихал Флик дер Флит, начинался мелкий теплый дождик. Разносился аромат преющей прошлогодней листвы и хвои, тянуло горьковатым и сладостным запахом омываемых мшистых валежин, и до чего быстро и густо росли грибы! То-то раздолье для грибников!

От дождика Камышовое Озеро подергивалось рябью. Оно словно закипало. Вся рыба в нем ободрялась и спешила закусить. Даже ленивые налимы выплывали из-под коряг и жадно хватали любую наживку. Рыбаки, которым посчастливилось в это время закинуть удочки, потом на всю деревню хвастались богатым уловом.

В Камышовом Озере обитает дух Виллибальд. Его можно увидеть только в одиночку и лишь в те лунные ночи, когда цветет редчайшая златорозовая вероника, в которой сокрыты хрупко-прихотливая тайна и магическое влекущее тепло. Виллибальд выходит на берег в человечьем обличье: высокий толстяк с седыми кудрями, что сахарно сверкают в свете луны. Кожа его розовеет, словно он только что всласть попарился. На нем - искусно сработанный пояс из рыбьих пузырей, а на этом удивительном поясе висят красноглазые сазаны, толстенькие, как поросята. Ниже их - лещи шириной в ладонь силача, еще ниже - караси, отливающие старым золотом, а затем - ерши, блестящие, точно перламутр, и колючие.

Виллибальд - будто в замысловатой юбке из живой рыбы. Жемчужно-серая с рыжиной юбка трепещет, и чешуя рыб восхитительно переливается при луне всевозможными оттенками. Через плечо толстяка перекинута перевязь из щурят, разевающих зубастые пасти. На голове красуется корона из красноперок, стоящих на хвостиках, и каждая держит во рту леденец.

Постояв на топком берегу, толстяк крадется вдоль ручья, впадающего в его озеро. По пути рвет и жадно поедает дикий чеснок. Под развесистыми дуплистыми ивами, где ручей глубок, Виллибальд входит в него, чтобы полюбезничать с духом ручья - красоткой Адельхайд. Но надменная Адельхайд не терпит запаха чеснока, она брызжет водой толстяку в ноздри, дразнит его, кружась и ловко ускользая. Он гоняется за своенравной девицей, спотыкается о подводные коряги и камни, ранит себе ноги, а тут еще вода в ручье вдруг сделается такой холодной, что ухажер спешит вылезти и возвращается в свое озеро.

В это время можно услышать заливистый смех проказницы. А то и увидеть ее в прозрачной воде. У красотки множество тонких кос длиною до пят. Косы тянутся и вьются вдоль ее нагого гибкого тела, точно подводные растения. Кожа девицы нет-нет да и прельстительно сверкнет меж ними, покажется соблазнительное округлое бедро или прекрасная грудь...

И Виллибальду, и Адельхайд, и старшему духу Флику дер Флиту давно досаждал шумный барон. Другие охотники как охотники: подстрелят добычу, повеселят духов песней у костра, да не забудут им оставить кусочек получше. А нахальный барон никогда не выкажет извечным здешним хозяевам и чуточки почтения. Вот и сейчас гогочет во всю глотку над слугой, застрявшим в барсучьей норе, а друзья и челядь вторят забавнику, будто они вовсе и не в глухом Темнющем Лесу, а на деревенском гулянье.

Флик дер Флит раздраженно закряхтел - и с высокого дерева слетела здоровенная сухая ветвь. Рассерженный Флик хотел, чтобы она долбанула барона по темени, но в досаде поперхнулся дымом трубки, и ветвь едва не угодила в маленького слугу: как раз в этот момент он насилу высвободился из барсучьего лаза. Барон захохотал еще пуще:

- Жаль, сук не обломился чуток раньше! Тебя живо вбило бы внутрь, и твое милое личико уже было бы в барсучьих поцелуях!

Слуги принялись разводить костры, готовить еду, а барон с друзьями все не успокаивался. Виллибальд всплыл на поверхность Камышового Озера в обличье седого бобра с позеленевшими усами, Адельхайд выпрыгивала из ручья радужной форелью. Они нервничали сильнее и сильнее и, сделавшись невидимыми, принялись летать и переговариваться с Фликом дер Флитом, возмущаясь беспутным бароном и его компанией. Голоса духов становились все более резкими. Но охотникам казалось, что верещит сорока, стеняще вскрикивает выпь, пронзительно канючит канюк.

На разостланной скатерти слуги расставили приборы. И вдруг в тарелках вместо вкусно приготовленных потрохов молодого зубра оказались червивые селедочные головы. Барон с отвращением приказал швырнуть скатерть со всем, что на ней, в костер и подать тетеревов, зажаренных на вертелах. Но из аппетитных, лоснящихся жирком тетеревов поползли шипящие гадюки...