Настя привселюдно показала остренькие зубки. Она сознательно выбрала грубый тон, тот, которым бывалые участницы разборок режут «правду-матку». И покорно молчавшие до сих пор журналисты отдела тут же взбунтовались и в духе времени решили редактора снять, а Настю избрать вместо него.

Это не вписывалось ни в какие редакционные нормы, но наступало в России время, когда эти самые «нормы» создавались на ходу, когда власть переходила к тем, кто мог её схватить и удержать.

Настя от высокой чести стать редактором отдела решительно отказалась. Более того, предложила вариант выхода из отдельского «кризиса». Она ткнула пальчиком в редактора:

— Пусть этот обленившийся засранец пишет заявление «по собственному» и делает отсюда ноги.

Настя, взявшая инициативу в свои руки, протянула редактору лист бумаги и ручку: «Пиши, неуважаемый».

Это были минуты её торжества, она рассчитывалась за все унижения, которые вынесла от сластолюбивого ничтожества, много месяцев не пускавшего её на полосы. И ещё она уверилась в правильности известного афоризма: смелость города берет. Смелость и нахальство.

Слухи о «перевороте» в отделе новостей быстро разнеслись по всей редакции. Редакционное руководство справедливо рассудило, что не может руководить отделом человек, которого привселюдно назвали засранцем. Что он таковым и является, мало кто сомневался, и держится так долго только на интригах да на поддержке Главного, не любившего признавать свои кадровые ошибки. Но Настя первой назвала все своими именами.

Даже редакционные демократы высоко оценили её поступок как проявление принципиальности и смелости. А их предводитель, заместитель главного редактора Юрий Борисович Фофанов позвонил ответственному секретарю:

— Возьми в секретариат спецкором Соболеву. Рамки отдела новостей она переросла, да и скандал там у них. Что? Вакансий нет? Считай, что есть. Соболеву переведем вместе с её ставкой, до приличного уровня добавим из резерва.

Редакционная «общественность» в лице самых заядлых сплетниц и интриганок пришла к выводу, что с Соболевой лучше не связываться.

Однажды к Насте в редакцию пришел неожиданный посетитель. Он вежливо постучал, и Настя увидела на пороге стройного, ладно скроенного молодого человека. Одет он был в отлично сшитый модный костюм, у него были открытый взгляд и доброжелательная легкая улыбка: словно сошел с рекламной картинки модного журнала для мужчин. В руках держал папку.

— Здравствуйте, Анастасия Игнатьевна. Я — Михаил Иванович Кушкин.

— Здравствуйте, Михаил Иванович. Мы с вами встречались? Я вас знаю?

— Нет. Мы видимся первый, но, надеюсь, не последний раз.

Он достал из нагрудного кармана визитную карточку:

— Посмотрите её, а потом продолжим нашу беседу.

На визитке были имя, отчество, фамилия Олега.

— Это означает, что я должна вам верить? — Настя вернула карточку Михаилу Ивановичу.

— Вы правильно поняли. Более того, Олег Петрович просил вас внимательно прислушаться к моим просьбам.

Михаил Иванович говорил спокойно, доброжелательно, но чувствовалось, что он может легко перейти на тон, не терпящий возражений, и не просить или предлагать, а требовать. Настя чисто по-женски отметила, что перед нею — интересный экземпляр мужской породы, такой обычно производит неизгладимое впечатление на дамочек — любительниц приключений ясными глазами и широким разворотом плеч.

— И все-таки, кто вы? — снова спросила она.

— Коллега Олега Петровича — вам достаточно знать это.

— И что же вы хотите от меня? Олег исчез, а теперь общается со мною подобным образом? Странно…

Названный гость написал на листке бумаги: «Ваш кабинет прослушивается. Говорите аккуратно».

— Нет, — ответила Настя.

Михаил Иванович молча указал на приставной столик с телефонными аппаратами.

Настя быстро сообразила, что надо сделать.

— Вы, Михаил Иванович, пришли, извините, некстати, сейчас у меня время обеда. Но так и быть, попробуем совместить приятное с необходимым. На площади перед редакцией есть маленькое кафе…

— Я вас приглашаю…

Пока они шли к кафе, Настя сделала вывод, что её непрошеный гость прав. Когда её перевели в секретариат, выделили новый, весьма приличный, кабинет. В нем поспешно сделали ремонт, сменили старые телефонные аппараты на современные, поставили удобный в работе компьютер. И черт знает, чем ещё «начинили».

Кто вышагивает рядом с нею, Настя начала догадываться. Михаил Иванович неуловимо, мелкими деталями, манерой разговора и уверенностью в том, что его слушают, даже если и не хотят этого, походил на Олега.

Они зашли в кафе. Михаил Иванович подвинул Насте листочек меню — выбирайте. Настя выбрала безумно дорогое мороженое и кофе. Он безропотно заказал, себе же — только кофе.

— Ну что же, — без интонаций произнесла Настя. — Кто я, вы знаете. А кто вы?

— Я же сказал: сотрудник Олега Петровича.

— Какое у вас звание? — нагло спросила Настя.

— Девушки обычно спрашивают, женат ли я, — попробовал уклониться от ответа Михаил Иванович.

— Не виляйте, — потребовала Настя. — Иначе разговора не получится.

— Ладно. Майор.

— И что же вы хотите от меня, товарищ майор?

Михаил Иванович подвинул к ней папку с бумагами.

— В этой папке — бомба. Конечно, не в буквальном смысле. Здесь собраны документы, уличающие одного высокопоставленного деятеля в мздоимстве и казнокрадстве. Фамилию его вы прочтете в материалах. Поверьте, тип действительно грязный: ворует, лицемерит, развратничает и рвется к большой власти.

— Про разврат мне неинтересно, — сказала Настя.

— Смотрите сами, может быть и действительно к тому, что есть, подробности о девочках будут уже лишними…

— Что вы хотите от меня?

— Чтобы вы написали об этом типе. Его надо остановить.

Настя долго молчала. Ее втягивали в большую игру, и ей приказывали выступать за непонятную ей «команду». Ибо тип, о котором шла речь, сегодня был в списке очень влиятельных персон. И, наверное, кому-то перебежал дорожку.

— Я не занимаюсь политикой, — Настя старалась, чтобы её голос звучал твердо.

— Теперь будете заниматься, — с нажимом сказал майор. — И поверьте, это не самое скучное занятие.

— Вы говорите со мной так, словно я у вас на службе.

— Стоит ли напоминать, как вас принимали в университет, помогали с работой, с жильем? Кстати, записи ваших задушевных бесед с инспектором отдела кадров университета собраны в аккуратной папке.

— Вы шантажист! — задохнулась от негодования Настя.

— Уж какой есть, — обаятельно улыбнулся Михаил Иванович. — И почему бы вам не посмотреть на все это с иной, профессиональной «кочки» зрения? Есть деятель высокого ранга, который злоупотребляет властью и доверием людей. Разве не долг журналиста взять его за ушко да вытащить на солнышко, на всеобщее обозрение?

«Ну, вот и допрыгалась, птичка, — подумала с тоской Настя, — поймали тебя в силки и не отцепятся теперь, сволочи».

В кафе на них обращали внимание — очень заметная пара. Настя здесь бывала довольно часто и её знали. А на её спутника посматривали с интересом.

— Давайте вашу папку, — сказала Настя. — Я займусь этим, но только во имя давней дружбы с Олегом Петровичем. И не думайте, что вы меня испугали, я вас не боюсь.

— А нам и не надо, чтобы вы нас боялись. Скажу честно, мы эту папку могли дать другим журналистам, они бы только спасибо сказали. Но нам требуется журналист с честным именем и безупречной профессиональной репутацией.

— Я вам кажусь именно такой? — не без любопытства поинтересовалась Настя.

— О вас говорят хорошо.

— Спасибо.

— Да улыбнитесь же вы, черт возьми! — очень тихо сказал Михаил Иванович. — На нас уже обращают внимание. С таким мрачным видом, как у нас, обсуждают условия развода, а не наоборот.

Настя улыбнулась, шутка показалась ей вполне уместной. Этот парень, майор, не очень зашоренный, это уже неплохо.