– Я… я не собиралась оставаться надолго. – Это решение возникло только что – Генриетта с неожиданной ясностью поняла, что этот уверенный в себе, сильный и очень мужественный человек – владелец дома-мельницы, в котором она живет, и вообще обладает более чем солидным состоянием и властью.

– Бейкеры всегда досиживают до последнего, – с коварной лаской в голосе проговорил Джед, – а вы вроде приехали вместе с ними, ведь так?

– Но это не значит, что и уезжать я должна вместе с ними, – поспешно возразила Генриетта. – Я… я собиралась взять такси… – Ее голос постепенно умолк под его недоверчивым взглядом.

– Генриетта Ноук, вы меня разочаровываете, – сурово произнес он. – А я-то принял вас за бесценную редкость в этом хитрейшем из миров – за честную и благородную женщину.

Румянец, окрасивший ей щеки, стал еще ярче, и Генриетта готова была отдать полжизни за возможность сказать что-нибудь резкое в ответ. Но, взяв себя в руки, она прикусила язык и спросила бесцветным голосом:

– Неужели?

– И я не могу все время называть вас Генриеттой, – мягко пробормотал он, – это безумно длинное имя. Должна же существовать укороченная версия, которой пользуются ваши друзья? – говорил он убеждающе.

– Хен, – коротко ответила девушка.

– Хен[1]? – Имя явно пришлось ему не по душе. – Вы позволяете людям называть вас Хен? – с недоверием спросил он, блуждая взглядом по ее миловидному лицу, обрамленному целым облаком медно-каштановых локонов, которые мягкими волнами спускались почти до середины спины.

– Да. – Наконец-то она начала получать удовольствие от этой беседы: выражение безграничной растерянности на его лице было презабавно.

– Понятно. – Он нахмурился, а потом взял ее под руку, буквально обжигая ее кожу своим прикосновением. – В таком случае пусть будет Генриетта, пока я не придумаю что-нибудь другое, что понравится нам обоим.

О, нет! Нет, нет и нет! Никогда не будет; больше ничего, «что понравится им обоим». Джед между тем вел ее к небольшой группе гостей в дальнем конце зала.

– Улыбнитесь.

– Что? – Голос над ее ухом прозвучал так тихо, что девушка не была уверена, правильно ли она расслышала.

– Я сказал, улыбнитесь. – Он неожиданно остановился и обнял ее, лениво улыбаясь и глядя ей прямо в лицо своими ярко-голубыми глазами. – Эта гримаса на вашем лице вряд ли поможет вам завоевать друзей и оказать нужное влияние на окружающих.

Единственным способом освободиться от его небрежных объятий было устроить скандал, но Винсент оказался слишком близко. Очень, очень близко. Она заставила себя не обращать внимания на дурманящий запах его тела и ощущение мускулистых рук на ее талии.

– Будьте любезны, отпустите меня, мистер Винсент, – проговорила она одеревеневшими губами.

– Ни за что. – Он откровенно издевался. – Нет, до тех пор, пока вы не назовете меня Джед.

Непонятная сила хозяина дома была невероятно привлекательна, и Генриетта вновь ощутила воздействие его животной, вызывающей мужественности, от которой в животе появилась трепещущая боль. Она попыталась взять себя в руки и придать лицу строгое и непреклонное выражение.

– Ваши гости на нас смотрят.

– Мне нет до них дела. – Он явно наслаждался ее неловкостью. – Пусть смотрят.

– Я устрою сцену…

– Не устроите, – лениво перебил он. – Вы слишком леди, чтобы выставлять напоказ себя или меня.

– Зато вы совсем не джентльмен, – яростно огрызнулась она.

Он улыбнулся. Это сексуальная, интимная улыбка буквально играла на ее нервах.

– Как вы догадливы, – заметил он. – И что, вы собираетесь со мной сотрудничать?

У нее не было выбора: он и на расстоянии производил угрожающее впечатление, а теперь, когда он крепко прижимал ее к своему телу, Генриетта с трудом подавляла в себе чувства, без которых вполне могла бы обойтись. Тем не менее одно дело – выиграть битву, и совсем другое – одержать победу в войне.

– Вы не отпустите меня… Джед? – Его имя оставило странный привкус на языке. – Теперь все нормально? – резко спросила она, но резкость эта была наигранной.

– Содержание просьбы никуда не годится, – тихо пробормотал он, и в глазах его танцевали чертики, – но, поскольку в данный момент нас окружает около сотни заинтересованных глаз, ваше замечание, возможно, не лишено здравого смысла.

– Итак? – Она все еще оставалась в его объятиях, и голос ее по-прежнему звучал с вызовом, но Джед неожиданно для себя обнаружил, что изначальное стремление пробить стену, которой она себя окружила, и обратить на себя ее внимание теперь превратилось в нечто совсем иное – страстное желание и болезненную неуверенность, – точно подросток на первом свидании. Смешно. Его глаза сощурились, когда он вдруг понял, как давно не позволял ни одной женщине вот так на него действовать… Он даже не помнил, когда это случилось в последний раз.

– Прости меня, о добродетель. – Он разжал руки, лицо его как-то странно исказилось, и Генриетта на мгновение почувствовала себя лишенной чего-то важного и очень одинокой.

Но уже в следующую секунду перед ней начали мелькать новые лица, и все были крайне любезны и бурно выражали радость знакомства с нею. Ну еще бы, ведь ее держит под руку сам Джед Винсент!

– Насколько мне известно, вы живете вдали от Англии в течение большей части года. У вас есть дома в других странах? – спросила она в промежутке между знакомствами и танцами.

– Во Франции и в США. – Он стоял, прислонившись к стене и лениво окидывая ее взглядом. Как гигантский кот, затравленно подумала она. – Но меня удерживает там работа. Мой дед был для своего времени весьма передовым человеком и вовремя понял, что недостаточно просто принадлежать к британской аристократии, охотиться и рыбачить. Часть состояния Винсентов он пустил на раскрутку бизнеса во Франции и в Штатах, а деловой хватки ему было не занимать.

– Он вам нравился, – заметила Генриетта.

– Очень. – Джед улыбнулся, и в углах его голубых глаз появились добрые морщинки. – Он был как один из героев классических вестернов – волк-одиночка, живший по собственным принципам и не понимавший значения слова «компромисс».

– А вы? – Джед не ответил, но Генриетта настаивала: – Вы знакомы с этим словом или предпочитаете идти по стопам деда?

Он смотрел на нее еще несколько секунд, изучая вздернутый подбородок и настороженные глаза, а потом очень мягко произнес:

– Откуда столько агрессии, Генриетта? Кто вас так сильно обидел?

– Что?.. – От изумления она даже отступила на шаг назад. – Не понимаю, о чем вы.

– Слово «компромисс» задело вас за живое, да? – Он оттолкнулся от стены и подошел к ней почти вплотную. – Как его имя?

Ей отчаянно не нравилось ее собственное состояние в его присутствии – будто маленький испуганный зверек, которому негде укрыться. У нее в голосе послышался гнев:

– Даже если – если – у меня и были с кем-то сложные отношения, это мое личное дело.

– Так оно и останется, – констатировал он.

Сумасшествие какое-то! Они виделись всего пару раз, и этот человек ждет, что она выложит ему как на духу историю своей жизни?

– Не понимаю, с какой стати я должна с вами делиться интимными деталями.

Она использовала неверное слово и тут же пожалела об этом.

– Интимными… – протянул Джед, смакуя слово так долго, что Генриетта почувствовала, что краснеет. – Я и не думал, что задаю интимный вопрос, – медленно произнес он, завороженно наблюдая, как щеки у нее заливаются краской. – Я просто хотел узнать, нет ли таких тем, которых мне лучше избегать.

– Есть, – отрезала Генриетта, злясь на него и на себя. С ним стоит избегать любой темы.

– Отлично, – ничего не выражающим тоном произнес он и, чуть сощурив глаза, взял ее под руку. – Давайте выпьем по бокалу шампанского, пока не начались танцы. Не сомневаюсь, что у вас отбоя не будет от кавалеров, а я еще не готов танцевать, так что мне придется удовольствоваться ролью наблюдателя.