Помитинговав еще какое-то время, толпа, словно сговорившись, монотонно гудя, направилась к портатору.
Атуа шел в толпе, молча, отвечая односложно, если вдруг, кто-либо пытался с ним заговорить, стараясь держаться в её последних рядах, периодически ослабляя свою защиту и разбрасывая поле в стороны, анализировал пространство. В такие моменты он рисковал, но выхода не было: без анализа невозможно было держать ситуацию под контролем, а ослабляя защиту, он мог в любой момент пропустить мощную психотронную атаку, так как чувствовал, что в его поле постоянно тычутся чужие поля. Но скорее всего, это было простым любопытством, или даже невольным проявлением внимания, так как никаких признаков агрессии к себе он не чувствовал: лица, окружавших его людей были напряжены, в глазах многих из них был явный испуг. Но и риск был: в толпе были сарматы и если кто-то из них поймет, что он не тот, за кого себя выдает, тогда, непременно, у него возникнут серьезные проблемы.
Разговор же в толпе был все о том же — они стали заложниками какого-то, вышедшего из-под контроля эксперимента с энергией, и Регат, боясь что его последствия могут проявится и внутри галактики, запретил портацию со станции. Весь ее персонал обречен и потому, нужно самим открыть канал и немедленно портироваться в галактику.
На губах Атуа блуждала невольная усмешка: в принципе, люди были правы, если они немедленно не портируются со станции, то все они действительно обречены, дня за три-четыре нечто покончит с ними со всеми. Но в тоже время он недоумевал — выходило, что о нечто никто из них ничего не знал и понятия не имел, что это такое и выходило, что в галактике зевсов подобных симбиозов поля и разума нет. Поддавшись репликам, Атуа тоже начинал увероваться, что это нечто, действительно, порождение одного из экспериментов физиков станции узла. У него даже возникло подозрение, что это нечто, может быть следствием разрыва канала перемещения со станции зонта — зилотом, но уж слишком было странно его поле, хотя в остальном они были похожи.
Попетляв по улицам станции, толпа, наконец, свернула на улицу, ведущую к портатору. Атуа почувствовал, что она уплотнилась. Он высоко поднял голову: идущие впереди замедлили свой шаг и шедшие сзади догнали их. Гомон усилился. Атуа всмотрелся вдаль улицы: в самом ее конце виднелись, стоящие перед закрытыми дверями портатора темные силуэты четырех десантников заградительного отряда.
Атуа остановился — близкий контакт с десантниками ему был ни к чему. Шедшие сзади, натыкаясь на него, чертыхались и чувствительно толкаясь, проходили мимо. Через какое-то время, он оказался один, позади всей этой толпы. Осмотревшись, Атуа увидел неподалеку боковую улицу и свернув в нее, замер около угла, надежно спрятав свое поле и продолжая наблюдать за толпой.
События развивались достаточно интересно и Атуа увлекшись ими, на какое-то время потерял контроль над окружающим пространством.
Впереди толпы образовались несколько шеренг людей, которые, перегородив всю улицу, медленно двигались к дверям портатора. Позади них была бесформенная масса, которая находясь в постоянном волнении и выкрикивая в адрес десантников различные угрозы, подталкивала эти шеренги вперед, как бы предлагая им смять десантников и разблокировать вход в портатор. Шеренги, видимо, яростно сопротивляясь натиску, все же неукротимо сближались с десантниками. Поведение же десантников было, достаточно, странным: они стояли словно статуи, молча направив в сторону толпы свое оружие. Противостояние толпы и десантников принимало, весьма, необычный оборот.
Желая удовлетворить свое любопытство, Атуа выбросил поле в сторону десантников, но все они были в шлемах с опущенными стеклами и активированной защитой и проникнуть в их информационные поля без больших усилий было невозможно, а рисковать Атуа не хотел, и, вновь надежно спрятав свое поле, решил продолжить наблюдать за естественным развитием событий.
Толпа неумолимо сближалась с десантниками. Атуа неотрываясь наблюдал за этим событием, с блуждающей усмешкой ожидая их прямого контакта, а что он будет сомнений у него не было.
Но, вдруг, в рядах шеренг произошло какое-то непонятное движение и в сторону десантников кто-то выскочил из их рядов и повернувшись к толпе, вскинул руку и что-то принялся кричать.
Брови Атуа подскочили вверх: что за сумасшедший? Он метнул в него свое поле, но ткнувшись в мощную стену защиты, тут же отдернул его.
— Проклятье! — Прошелестели его губы.
Это он? Как он там оказался? Неужели я просмотрел его в толпе? Он сделал шаг назад и…
Мгновенно упав на живот, Атуа накрыл голову руками и замер — над ним висел он — нечто.
Сколько времени Атуа так пролежал, он не представлял, так как едва активируя свое поле, он тут же чувствовал его присутствие и снова замирал. Его носитель одеревенел и уже совершенно не ощущался.
Наконец, после очередной активации своего поля, он не почувствовал поле нечто и попытался вскочить, но носитель не послушался его, он продолжил лежать, лишь едва шевельнувшись, его руки так и остались прижатыми к голове. Атуа пронзил страх — в таком состоянии он еще никогда не был.
Не отдавая себе отчета, разум Атуа метнулся прочь из своего носителя и, оказавшись на свободе, взмыл вверх и зависнув под потолком, раскинул свое поле по сторонам — внизу чувствовалось большое количество слабых полей. Поля нечто не ощущалось. Разум Атуа метнулся в сторону, но спохватившись, бросился назад и замер, пытаясь среди шевелящихся под собой полей отыскать свой носитель. Но тщетно — его носитель ничем не выделялся среди слабых, едва шевелящихся, внизу полей.
Проклятье!
Разум Атуа опустился вниз и подплыв к первому же носителю, вошел в его мозг и не встречая никакого сопротивления, практически, мгновенно уничтожил его, на удивление, едва шевелящееся, информационное поле. Но едва он разместился, как его пронзил приступ боли такой мощи, что Атуа выгнувшись, громко, даже, не застонал, а дико заорал. Его глаза открылись, он лежал на спине, над ним висел серый плотный туман. Прервав крик, он попытался вскочить, но новый носитель не послушался его. Атуа механически бросил взгляд на одну из своих рук и содрогнулся — она представляла собой жалкое, полуиссушенное подобие человеческой руки. Определенно, это была работа нечто.
Разум Атуа метнулся прочь из своего изуродованного носителя и вновь взвившись к потолку улицы, принялся лихорадочно обшаривать копошащиеся на улице носители, пытаясь найти среди них носитель Горра. Но тщетно, он не находился.
Вдруг он насторожился и, взметнувшись к потолку, заметался по сторонам и, почувствовав рядом какое-то энергополе, метнулся в него. Тысячи игл мгновенно пронзили его защиту и поток сторонней энергии хлынул в него, насыщая его собой. Разум Атуа затрясло.
Проклятье! Долго я здесь не выдержу. Замелькали у него тревожные мысли. Я не удержу столько энергии в себе. Придется сбрасывать, а это конец. Она выдаст меня. Без носителя я не смогу противостоять ему. Он разорвет меня на части. Все, больше не могу.
Разум Атуа выскочил из энергополя и тут же метнул свое поле вниз — мощного психотронного поля под ним не было. Найдя источник энергополя, он, в отместку за свои страдания, выпустил в него накопленную энергию и тут же отскочил в сторону, почувствовав, как мощный поток энергии брызнул ему навстречу. Энергополе исчезло.
Проклятье! Разум Атуа понял, что сжег какое-то устройство. Это могло привлечь внимание. Он метнулся вниз и вновь принялся за поиски своего прежнего носителя. Но как он ни старался, носитель Горра не находился, а те, которые он чувствовал источали такую боль, что ни о каком вселении в них нечего было даже думать.
Разум Атуа, невольно для себя, пришел в отчаяние — мозг Горра был хорошим носителем его разума, пожалуй, лучшим, который у него был из носителей галактики зевсов, но сейчас дело было даже не в этом. Обстановка на станции была непредсказуемой и даже опасной в любой ее точке, а без носителя ему будет невозможно в полной мере контролировать пространство вокруг себя. К тому же, определенно, зевсы уже поняли, что на станции находится чужой носитель мощного психотронного поля и наверняка, уже ведут его активные поиски. Без носителя соваться в портатор весьма рискованно. Даже не смотря на панику, зевсы его тщательно охраняют. Прятать поле грота теперь не за чем. Он стал уязвим.