— Стой спокойно! В кого же ты такой нетерпеливый! — Она осторожно погладила олененка за острыми мохнатыми ушками и, убедившись, что он замер, не отрываясь, смотря на нее блестящими темными глазами, наклонилась. С ногой было все в порядке, можно было смело отпускать его на волю.

— Беги и впредь будь осторожнее!

Ламлея легенько хлопнула олененка по макушке и улыбнулась, наблюдая за тем, как он, очнувшись от оцепенения, пугливо озирается по сторонам. Но олененок не хотел уходить. Вытянув острую мордочку, он понюхал ее ладони.

Ламлеи нравилось возиться с животными, она искренне любила их и так же искренне жалела, поэтому к ней год за годом стекались потоки птичек с перебитыми крыльями, волчат, по вине охотников оставшихся сиротами, белок, зайцев и прочей живности. Она принимала всех без разбора, кормила, поила, лечила и выпускала назад, в края, где они выросли, — им не стоило привязываться к людям.

Ламлея осторожно опустилась на колени рядом с олененком, тот, будто послушная собака, положил голову на мягкие складки белой одежды. Жрица гладила его по плюшевой пятнистой шерсти и смотрела на небо. Что оно сулит им, это небо? На первый взгляд, такое безоблачное и безмятежное, таящее под воздушными покровами столько тайн, столько предопределений…

Под лучами низкого осеннего солнца сад переливался багрянцем, то здесь, то там, озаряясь ярким пятном какого-нибудь многолетника.

Внезапно олененок навострил уши и неуклюже вскочил на длинные тонкие ножки. Вслед за ним встала Ламлея, взялась рукой за амулет. Нет, ничего страшного, просто Элвин, одна из ее помощниц.

Олененок убежал; острые ушки затерялись среди кустов жимолости.

— Что случилось, Элвин? Кто-то хочет меня видеть? — Жрица пошла ей навстречу, на ходу поправляя завязки плаща.

— Хочет, — улыбнулась Элвин. — Приехал Коннор.

Ламлея поблагодарила ее улыбкой и отпустила.

Коннор… Старый друг… Может, хоть он объяснит, что происходит? Она чувствовала, что мир меняется, знала, что там, за горами, неспокойно, что там сгущается черная магия, но ее знаниям не хватало определенности. Жрица надеялась, что ее внесет Коннор.

По правилам она не должна была пускать его в сад — простые смертные туда не допускались, но на него правила не распространялись.

— Здравствуй! Как же я давно тебя не видела! — Ламлея широко улыбнулась высокому сероглазому сенеку с раскосыми, будто крылья птицы, бровями. — В последнее время ты не жалуешь наши края.

И, правда, сколько они не виделись? Полгода? Больше? А он все такой же… Только в ухе новая серьга, уже четвертая по счету. Значит, снова женился.

— Да, давненько, — улыбнулся в ответ Коннор и протянул маленький холщовый мешочек. — Это для тебя. Подарок.

— Спасибо. — Ей хотелось скорее открыть его, взглянуть, какими редкими травами друг побалует ее на это раз, но она сумела побороть любопытство. Это подождет, не убежит же от нее этот мешочек!

— Ты снова женился? — Она увлекла его к храму.

— Да, я же опять переехал.

— Знаю, это традиция — жениться, меняя дом. И как тебе?

— Как мне что?

— Север. Там ведь, наверное, одни дикари…

— Не хуже, чем везде, — пожал плечами сенек. — Холодновато, конечно, но ко всему быстро привыкаешь. Мы ведь обосновались в низовьях реки, там, где уже есть те, кто поклоняются Светлой. Но их так мало! Просто диву даешься, в какую чушь они верят! Во всяких чудовищ, духов леса…

— Не говори о них свысока, — укоризненно покачала головой Ламлея. — Все мы когда-то были такими слепцами.

— Говори за себя, — фыркнул Коннор. — Пока вы тут барахтались в пучине невежества, мы исправно служили Светлой. И служим ей сейчас.

— Ждешь похвалы? — усмехнулась жрица.

— Хотя бы поощрения.

— Да, ты все такой же. Хочешь чаю?

— Конечно, хочу! И не только чаю.

— Хорошо, я тебя накормлю. — Она провела его в свой закуток и усадила на мягкие подушки. — Скажи, вы уже нашли жрицу?

— Нет еще. Мне хотелось бы, чтобы это был кто-нибудь из местных. Но я тебе говорил, они все такие… Словом, если они не разрушат храм, в нем будет хозяйничать моя сестра.

— Мариша? — Ламлея на секунду задумалась. Кажется, она когда-то видела Маришу, но так давно, будто в прошлой жизни… — А я и не знала, что она посвятила себя Светлой.

— Все мы в какой-то степени посвящаем себя ей, — пожал плечами Коннор. — Мы несем свет, пытаем разогнать тьму… Кстати, о тьме, ты слышала об Эвеллане?

— Да, но ничего определенного. — Было только имя, и туманные слухи, словно клочья тумана, стелившиеся над землей. Слухи перетекали из одного уха в другое, но лишь кормили загадками.

— Говорят, зло собирается под его знаменами. Магистр Даш обеспокоен и собирает у себя консулов и капитанов.

— Когда? — Сердце у нее замерло. Если уж сам Даш, значит, это серьезно, и ее смутные опасения, увы, обретут почву под ногами.

— В начале следующего месяца. Честно говоря, я ехал к нему и по дороге заскочил к тебе. Ты будешь?

— Я не могу, — покачала головой Ламлея. — Хотела бы, но не могу. Будет много людей, я не могу бросить их… Но, умоляю, напиши мне обо всем и пришли с голубиной почтой! Это ведь капитул, верно?

Коннор кивнул и отрезал еще один ломоть хлеба.

Капитул. Всеобщее собрание в резиденции магистра, на которое стекаются даже маги, обычно стоящие особняком от людских дел.

Словно прочитав ее мысли, сенек положил руку ей на плечо и тихо сказал:

— Да, будет война.

— Но они не посмеют! — Вырвалось у нее. Взяв себя в руки, Ламлея продолжала: — Консулам следовало быть строже и не допускать роста черной магии.

— Консулы тут не причем, виной всему — люди. Стоило им поощрить одного, как на его месте возникали десятки — ты же знаешь, с какой скоростью они плодятся.

— Разве магистр не в силах загнать их обратно в норы, откуда они и вышли? Сила Ильгрессы крепка….

— У них есть Эвеллан. Ты, наверное, не знаешь, но недавно они убили консула. Там, на юге. Убили играючи, будто неопытного ученика.

— Значит, они на юге? — вздохнула жрица. Она не могла сидеть и расхаживала из угла в угол; длинный конец пояса метался за ней, словно хвост за пантерой.

— Да, и много. Послушай, Ламлея, — он взял ее за руки, — ты должна приехать. Сейчас нам, как никогда, нужно единство.

Жрица смущенно опустила глаза и покачала головой. Она была привязана к людям, она не могла их бросить даже на пару недель, особенно теперь, когда зло, словно чума, расползалось по городам и весям.

— Ну, как знаешь. Если что, напиши капитану Нешу, он тебя проводит.

— Мне не нужна защита, я жрица Светлой, — улыбнулась Ламлея.

— Ещё как нужна! И тебе — в первую очередь. Я говорил тебе про консула… Так знай, что здесь, в трех днях езды от Кадеша, среди бела дня напали на двух помощниц жрицы и сопровождавшего их мага. Все трое мертвы.

Ламлея прижала руки к лицу и пробормотала:

— Куда катится мир?

— Я бы на твоем месте обратился за помощью к Светлой. Скажи ей, что чем дольше она медлит, тем больше теряет. Ладно, — Коннор вдруг заторопился, — мне пора. Будешь меня искать — я в «Трех конях».

Все меняется, а привычки Коннора — никогда. Сколько она его помнила, он всегда останавливался в «Трех конях».

Проводив друга и клятвенно заверив его, что она поговорит с Ильгрессой, Ламлея вернулась в храм. Мучившее ее все эти дни беспокойство будто обрело материальную форму и, словно тяжелая наковальня, обрушилось на нее, придавив ворох повседневных забот. Может, все-таки стоит съездить к магистру? Коннор не станет просто так настаивать, он не из той породы.

Несомненно, следовало переговорить с Ильгрессой, но не сейчас, а немного позже, когда ее мысли перестанут хаотично метаться по голове и выстроятся в строгую логическую цепочку.