Кивнув головой, он взял ее за руку и повел к Посольской лестнице. Сенда безучастно, как во сне, поднялась по ступенькам. Внизу зазвучали звуки прерванного вальса.

– Смешно, правда? – тихо сказал Шмария, ведя ее через многочисленные огромного размера покои. – Десятки революционеров отдали бы все на свете за возможность выстрелить в князя. И у них на то есть все основания. А тут кто-то пытается убить этого сукина сына, но по совершенно другой причине. Из-за женщины. – Словно не веря себе, он покачал головой и грустно рассмеялся. – Похоже, наш князь спит не в одной постели.

Большую часть следующих двух дней Сенда провела в Кожаной комнате Даниловского дворца, удобно свернувшись калачиком в мягком кресле. Комната получила свое название из-за темно-коричневой с золотым тиснением французской кожи, которой были обтянуты стены, а также переплеты книг, ровными рядами стоявших на полках и с военной аккуратностью разложенных на полированных столах. Одинокая настольная лампа отбрасывала теплый круг света. На блестящей поверхности стола возвышались стопки сценариев в тяжелых переплетах, отобранных ею для чтения, дымился неизменный серебряный самовар, рядом – блюдо с птифурами и стеклянные стаканы в серебряных подстаканниках. Тут же стояли использованные стаканы, оставшиеся после гостей.

В этот день ее восемь раз посещали незваные гости, заглядывавшие на чашку чая.

Сенда заставила себя сосредоточиться на открытой книге, лежащей у нее на коленях. Казалось невероятным, что, после того как ей приходилось делить со всеми остальными членами труппы один-единственный, зачитанный до дыр экземпляр сценария, она сидела теперь одна, в уюте, достойном королевы, с салфеткой и пирожными под рукой и могла читать любую, когда-либо изданную пьесу с тетрадок в тисненых переплетах, напечатанную на дорогой бумаге.

Неужели всей этой роскоши не наступит конец? – время от времени спрашивала себя Сенда. Она была страшно благодарна за то, что им разрешили остаться во дворце. Граф Коковцов сообщил, что бесконечно щедрые супруги Даниловы выразили уверенность в том, что труппа непременно получит предложения выступить в других театрах Санкт-Петербурга, а до тех пор они будут рады предоставить им кров.

Сенда задумчиво перевернула страницу, заставляя себя на минуту забыть о посетителях и сосредоточить все свое внимание на строчках. Из всех просмотренных ею пьес больше всего ей понравился «Вишневый сад» Чехова. Это была безусловно самая выигрышная для нее пьеса. Сенду радовало то, что ее первый посетитель попросил сыграть именно «Вишневый сад» на вечере, который вскоре должен был состояться в Юсуповском дворце. Княгиня Юсупова, племянница царя, была молодой, но влиятельной женщиной. Она сама, без всякого предупреждения, запросто зашла к Сенде, как если бы отправлялась за покупками, и спросила, не согласится ли та выступить с чеховской пьесой.

Никогда в жизни Сенда не испытывала такого возбуждения. Княгиня Юсупова! Настоящая княгиня пришла к ней в надежде ангажировать труппу для спектакля в своем дворце.

Но чудеса на этом не закончились: все утро и половину дня Сенда не выходила из Кожаной комнаты, непрерывно принимая посетителей из Шуваловского, Шереметьевского и Строгановского дворцов, угощая их чаем и обсуждая возможности выступлений у них в течение последующих недель. Она бы никогда не поверила, что всего за один день можно совершить, казалось бы, невозможное: составить расписание спектаклей на целый сезон.

С каждым новым предложением ее глаза сверкали все ярче, хотя она и старалась скрыть растущее в ней торжество. Они сделали это. Она сделала это. Они стали знамениты. Об их никому не известной театральной труппе, которая влачила полуголодное существование, переезжая из одного захолустья в другое, неожиданно заговорила вся русская столица. Сенда не могла дождаться той минуты, когда сможет рассказать обо всем Шмарии и остальным актерам, но сейчас этот секрет принадлежал только ей, и она берегла его, чтобы потом ошеломить им остальных.

Внимание Сенды привлек какой-то шум у ее ног, и она посмотрела вниз. Тамара, тихонько игравшая, с тех пор как няня Инга принесла ее сюда, сейчас сердито трясла розового мишку, которого притащила с собой.

Сенда с улыбкой опустила на колени открытую книгу и с материнской гордостью поглядела на дочь. Не веря своим глазам, покачала головой. Трудно было представить себе, что Тамаре шел уже третий год.

Она была хрупкой и в то же время крупной, с золотисто-белокурыми и любознательными серьезными глазами. Ее черты и характер развивались с поразительной быстротой. Очаровательный, может быть, только несколько вспыльчивый ребенок унаследовал красоту Сенды и темперамент Шмарии. Эти светло-зеленые, почти миндалевидные глаза были так похожи на ее собственные, но девочка, несомненно, унаследовала от Шмарии его безграничную энергию, любознательность и хитрость. Она постоянно стремилась привлечь всеобщее внимание, устремляясь к любому взрослому, попадавшемуся ей на глаза, цепляясь за его ноги, и если этого не случалось, на ее лице появлялось трагическое выражение. Внимание всегда лилось на нее рекой, если не со стороны Сенды и Шмарии, то от других обожающих ее актеров труппы. Все они относились к ней как к своей дочери.

«Она действительно очень избалована, – поняла вдруг Сенда. – Почему я раньше этого не замечала?»

– Сюрприз!

От неожиданности Сенда вздрогнула, заслышав торжествующий возглас ворвавшегося в библиотеку Шмарии.

– Господи, ну и напугал же ты меня! – с мягкой укоризной произнесла она, пока он пробирался к ней между столов и наклонился, чтобы поцеловать в щеку.

Тамара быстро засеменила к нему, издавая радостные возгласы:

– Дядя Шмария! Дядя Шмария!

– Как поживает моя ненаглядная принцесса? – Он высоко подбросил малышку в воздух и быстро, как птичку, закружил ее по комнате. Девочка раскраснелась и повизгивала от восторга.

У Сенды на глазах выступили слезы. Так бывало с ней почти всегда, когда она слышала, как дочка называет Шмарию «дядей», вместо того чтобы назвать «папой». В тысячный раз она прокляла решение, которое они приняли два года назад. Она часто думала, что это было ошибкой. Убежав после погрома, им следовало бы назваться мужем и женой, но, когда они впервые примкнули к бродячей труппе, им было совестно идти на обман. Конечно, вопросам не было конца. Даже актеры не лишены любопытства. Почему они не поженились? Особенно раз она беременна?

С чего начинать объяснения?

Им не составило бы труда пожениться. Соломон был мертв, и свадьба с его братом никоим образом не обесчестила бы их. Более того, по еврейской традиции Шмария и должен был бы жениться на ней. Но, как ни странно, они оба считали, что с моральной точки зрения было бы неправильно узаконить и освятить союз, зародившийся как самый страшный из грехов. Это была еще одна проблема, которая временами угрожала их счастью, и в корне ее лежало чувство вины: с ее стороны за то, что она изменила мужу, а с его – за то, что он украл у брата жену. К этому примешивалось их общее чувство вины за то, что они не разделили участь своих соплеменников. Шмария заговорил:

– Эй! Сенда! Почему у тебя такое мрачное лицо? – Он быстро промчал по воздуху Тамару, раскинувшую руки, подобно крыльям, и мягко опустил ее на стул. Затем ослепительно улыбнулся Сенде. – У меня замечательная новость! Угадай какая?

Она взяла его за руку.

– Какая?

– Я нашел нам театр! – Он возбужденно присел на корточки возле ее стула, глаза его сверкали. – Надень свое лучшее платье, любовь моя, мы выходим в город. Мы должны отпраздновать это событие. Только что-нибудь не слишком официальное, ладно? Обойдемся сегодня без роскошных нарядов. – Он рассмеялся, явно довольный собой.

Сенда от изумления не могла выговорить ни слова. Он нашел для них театр?

Сенда почувствовала, как ее словно полоснули острым ножом, и, чтобы он не заметил ее смущения, отвела в сторону взгляд, уставясь в лежащий на коленях «Вишневый сад».