За несколько часов нашего общения стало ясно, что мы одного поля ягоды, люди одного сорта, и даже деремся одинаково. Пока мы ехали эту последнюю милю до ограды, я думал, что вот наконец нашелся человек, с которым можно пройти через ад, и как потом мне придется поступить с ним, поскольку я обязан выполнить свой долг.
Ограда стояла на месте, плотно пригнанная и прочная.
— Прикрой меня, чтобы никто не помешал, — попросил я Сонору. — Я подъеду и повалю ее.
В чистом воздухе мой голос разносился далеко. И тут из можжевельника вышел Билл Райдинг, небрежно держа в руках винтовку. Его голос зычно загремел в лощине:
— Вы ничего не будете ломать, ни тот, ни другой!
Я сидел, опустив руки. Моя винтовка лежала в седельном чехле, а Билл находился вне пределов досягаемости револьвера. Я видел, как его губы начали медленно растягиваться в улыбке, когда он поднял винтовку.
Моя лошадь за всю свою жизнь еще ни разу не теряла всадника так быстро. Я бросился ногами вперед и оказался на земле с револьвером в руке. Но не успел коснуться травы, как что-то грохнуло, словно небольшая пушка, и уголком глаза я заметил, что Сонора уже держал свои огромные кольты Уокера.
Шестизарядник я сжимал в руке, но даже не смотрел на Райдинга — он был вне пределов моей досягаемости, но неподалеку в можжевельнике с нашей стороны ограды я заметил какое-то движение, повернулся и увидел позади нас Гарвея Кинзеллу. Он улыбался, и я даже разглядел, как сжались его губы при первом выстреле.
Не помню, когда я начал жечь порох. Но что-то сильно ударило Кинзеллу, он попятился с искаженным от боли лицом, и тогда я пошел на него, и шел, не прекращая стрелять, стараясь не отвлекаться от дела.
Кто-то пальнул в меня из кустов. Я сделал беглый выстрел в том направлении и услышал, как этот кто-то взвыл и о камни загремела винтовка. Но я продолжал переть прямо на Кинзеллу, хотя его револьверы тоже работали не переставая. Я видел, как из их стволов вырывается пламя. Подсчитав, что у меня осталось еще четыре выстрела, я пошел дальше, не прекращая огня.
За моей спиной грохотали «уокеры» — прямо как пушки времен войны между штатами. Я не боялся, что Сонора подставит меня. Он был из тех, с кем можно пойти в огонь и в воду. К тому же нас объединяло общее дело и личная заинтересованность.
Потом Кинзелла упал ничком. Его изысканная куртка покрылась красными пятнами. Два других типа тоже лежали, потом до меня донесся перестук копыт — это остальные рысью удирали с места побоища.
Тогда я отвернулся и вставил в револьверы новые патроны. Сонора стоял, прислонившись к столбу, помахивая одним из своих кольтов.
Я подошел к ограде и вытащил из-за пояса кусачки, которые прихватил на ранчо. В голове у меня выстукивалась какая-то жуткая барабанная дробь, как будто до сих пор продолжалась стрельба, хотя стояла мертвая тишина, и я не слышал ни единого звука, кроме громкого щелканья кусачек.
Закончив с этим, я повернулся к Соноре. Он тяжело свесился через ограду, и из груди у него текла кровь. Я вынул кольт из его пальцев и засунул в кобуру. Потом взвалил его на плечи и пошел к мулу.
Мул и не подумал упрямиться. Я положил на него Сонору и взобрался на коня. Снова оказавшись в седле, я огляделся.
Райдинг умер, я определил это с первого взгляда. В него попали не один раз, и пуля снесла ему полголовы. Рядом с ним лежал еще один тип, и он тоже скончался.
Мне хотелось взглянуть на Кинзеллу. Я знал, что он умирает, еще когда стрелял. И тем не менее я подошел к нему.
На обратном пути мне три раза приходилось останавливаться и поправлять Сонору, хотя я и привязал его запястья к рожку седла.
Не успел я въехать в ворота, как Рут уже бежала к нам, а за ней и Джек. Потом я, должно быть, отключился.
Когда мои глаза снова узрели свет, это был свет от лампы. В комнате царил полумрак. Рут сидела возле моей кровати и шила.
— Как Сонора? — спросил я.
— С ним все будет в порядке. В него попали два раза. Мужчины! Вы оба такие большие! Просто трудно представить, что какая-то крошечная пуля способна вас убить!
Я подумал, что это может быть вовсе не пуля, а веревка.
Кинзелла попал в меня один раз, в бок. Всего лишь поверхностная рана, но, судя по тому, что рассказал мне Джек, она здорово кровоточила.
Немного погодя Рут встала и убрала шитье; потом ушла в другую комнату и легла спать. Когда, по моим прикидкам, прошел час, я откинул одеяло и подтянул под себя ноги. Я, конечно, испытывал слабость, но нужно очень много свинца, чтобы успокоить такого здоровенного парня, как я.
Я тихонько открыл дверь. Рут спала на соломенном тюфяке. Увидев ее на такой убогой постели, я покраснел от стыда. Ее волосы разметались по подушке, как золотая паутина, попавшая в полосу лунного света. Проскользнув как можно осторожнее мимо нее, я заглянул в открытую дверь комнаты, где спал Сонора. Он лежал на кровати Джека, а под ноги ему подставили стул, чтобы сделать постель длиннее.
Ну, вот и он, тот парень, который означал для меня собственное ранчо. Револьверы при мне — что еще? Но пока я стоял там и смотрел на него, меня вдруг осенило — как странно, что он еще не попытался пристрелить меня. Ведь вознаграждение предлагалось либо за живого, либо за мертвого.
И тут я чуть не подскочил. В кобуре лежал только один кольт Уокера! Ах ты, чертов койот! Лежит тут с пушкой под одеялом и может в любую минуту проснуться.
Дьявол! Я возвращаюсь в постель! Бегство от закона никогда и никому не приносило пользы даже в дикой стране! Рано или поздно он обязательно его настигнет.
Утром, едва закончив плескать водой себе в лицо, я поднял голову и увидел, что Сонора прислонился к дверному косяку.
— Здорово, — произнес он, ухмыляясь. — Хорошо спалось?
Мое лицо вспыхнуло.
— Как и тебе, оригинал ты чертов! Корчил тут из себя смертельно больного!
Он рассмеялся:
— При таком положении дел осторожность никогда не бывает излишней. Ну, что? Готовишься ехать или уже время раскрывать карты?
Его револьверы лежали на месте, а в этих странных глазах плясал насмешливый огонек.
Он был большой человек, такой же большой, как я, и единственный, с кем я бы поехал куда угодно.
— Черт возьми, — сказал я, — ты что, не собираешься завтракать? Я поеду с тобой, потому что ты слишком хороший парень, чтобы тебя убивать!
Накрывая на стол, Рут подозрительно посмотрела на нас.
— Что между вами происходит? — быстро спросила она.
— Видишь ли, Рут, — начал я, — этот тип — рейнджер из Техаса. Он считает, что я — тот самый грабитель, который взял банк в Пьерсе!
Она ошарашенно посмотрела на меня.
— Значит… вы — пленник?
— Мэм, — вмешался Сонора, делая большой глоток горячего кофе, — ни о чем не тревожьтесь. Я думаю, он никакой не проходимец. Просто пару минут вел себя как последний идиот! Банк ужасно озабочен тем, чтобы ему вернули деньги, а они у этого малого, потому что прошлой ночью… — он опять ухмыльнулся, — когда он спал, я осмотрел его пояс с деньгами! — Не успел я что-либо вставить, как он продолжал: — Я полагаю, банк настолько жаждет получить обратно свои деньги, что не будет сильно переживать, если я предложу им отправить этого парня сюда, как бы за то, что он примерно себя вел. С моей точки зрения, он неплохой работник для вашего хозяйства.
Тут я все-таки влез в его монолог.
— Ты все понял неправильно, Сонора, — заметил я ему. — Ты шел не за тем человеком! Вернее, ты шел за тем самым человеком, но когда ты появился в «Фургончике Чака», ты слишком многое счел не требующим доказательств. Никакой банк я не грабил. Я признаю, что действительно подумывал стать владельцем ранчо, и приехал в тот город именно с мыслью о деньгах. Потом услышал стрельбу и слинял. А банк ограбил Гарвей Кинзелла. Я взял этот пояс с деньгами у него. Посмотри, на нем стоит его имя!
Он уставился на меня.
— Черт возьми! — произнес он с растяжкой.
Рут смотрела на меня счастливыми, сияющими глазами.