Нужно было действовать немедленно. Тюремщик, по счастью, явился один и не стал принимать никаких мер предосторожности, лишь натянул на голову черный капроновый чулок, чтобы скрыть лицо. Вероятно, он был убежден, что никакая опасность ему не грозит. Но едва он вошел в погреб, как Мишель зацепил его прутом и сбил с ног. Бандит, выронив от неожиданности фонарь, рухнул на солому между мадам Фертель и мсье Лакуа.

Паренек хотел броситься на него, но тут вдруг инвалид приподнялся на своем ложе и, схватив одной рукой упавшего за шею, принялся изо всех сил колотить его кулаком по голове. Тот попытался было вырваться, но почти сразу потерял сознание.

— Веревку! Скорее! — дрожащим от ярости голосом скомандовал хозяин дома.

Он сорвал с головы бандита чулок. Мишель поднял фонарь, направил его на лицо преступника и изумленно воскликнул:

— Это же Амбруаз Борен!

Поняв, что мальчику уже приходилось встречаться с мнимым журналистом, мсье Лакуа повел себя весьма странным образом. Сначала он удивился, а потом впал в замешательство. Мишель отнес это на счет немалых физических усилий, которые инвалиду пришлось приложить, чтобы усмирить их тюремщика.

— Ты знаком с этим человеком? Вы с ним разговаривали раньше?

Связав между собой обрывки веревок, паренек крепко скрутил Борену руки и ноги. При этом он коротко поведал историю своего знакомства с «журналистом».

Инвалид пристально смотрел на Мишеля, как будто надеялся прочесть правду у него в глазах.

— Он больше ничего тебе не говорил?

— Кажется, ничего.

— И не рассказывал обо мне?

Мальчику показалось, что ответ на этот вопрос для мсье Лакуа особенно важен.

— Да нет… О вас он упоминал только в связи с кладом.

На лице хозяина дома отразилось столь явное облегчение, что Мишель невольно задумался. Что же такое мог ему сказать, но не сказал Борен?

Вероятно, инвалид понял, насколько странными могут показаться его вопросы. Во всяком случае, он добавил самым добродушным тоном:

— Знаешь, эти журналисты такой народ! Когда им нужно написать статью о сокровищах или о чем-нибудь в этом роде, они могут придумать что угодно!

Это замечание озадачило мальчика. Неужели Борен действительно был журналистом? Видя, как волнуется мсье Лакуа, Мишель поспешил его успокоить.

— С того вечера, когда он к нам приходил, мы виделись только один раз, да и то случайно. Мы с друзьями пошли искупаться на озерцо, а он ловил там рыбу. Кстати, он, конечно, требовал, чтобы мы ему рассказывали о том, как продвигаются поиски клада, но не слишком настойчиво.

— Ну хорошо. Ты не поможешь мне подняться наверх? На свежем воздухе будет лучше.

— Конечно, мсье.

Мальчик попытался приподнять инвалида, однако тот оказался слишком тяжел для него. Он хотел было позвать на помощь мадам Фертель, но в это время сверху донесся резкий звонок телефона.

После секундного замешательства паренек бросился вверх по лестнице. Его реакция была совершенно автоматической. Лишь положив руку на трубку, он ощутил тревогу. Кто мог звонить? Вдруг это окажется сообщник Борена? Что ему сказать? Не ответить на звонок тоже нельзя: если звонит бандит, он наверняка поймет, что в доме гугенота возникли какие-то проблемы.

Мишель предпочел не рисковать и поднял трубку.

— Алло? — произнес чей-то голос. — Это ты, Борен?

— Угу, — ответил мальчик, стараясь не вызвать у собеседника тревоги.

— Слушай! Я не могу звонить слишком часто. Соседи могут что-нибудь заподозрить. Да и на почте тоже, ведь все уверены, что Фертель уехал в отпуск. Ладно, хватит об этом. Я подумал вот о чем. Тебе нужно как-нибудь обезопасить себя от приятелей мальчишки. Постарайся разобраться и с ними тоже! А потом избавься от их мопедов и закрой дом. Нужно создать впечатление, что они уехали из деревни. Ясно?

— Угу, — вновь буркнул Мишель.

— И вот еще что. Если Лакуа вздумает валять дурака, освежи ему память. Я на тебя рассчитываю. Намекни еще раз, что мы, если понадобится, расскажем о нем кому нужно. Тогда уж наверняка начнется расследование, и пусть не сомневается: его песенка будет спета. Как там твои арестанты? Хорошо себя ведут?

— Угу.

Человек на другом конце провода немного помолчал. Мальчик мучительно ломал себе голову, стараясь догадаться, кто с ним говорит. Голос казался ему знакомым, но помехи на линии искажали его.

— Послушай-ка, Борен, ты сегодня что-то не слишком разговорчив! Может, у тебя там какие-то проблемы? Ты все сделал, что я тебе говорил?

Мишель колебался.

— Да, — произнес он наконец.

— Может, ты чем-то недоволен? Я согласен: все эти сокровища, по совести говоря, принадлежат тебе. Это результат, так сказать, твоей работы, твоих ограблений! Но если бы не моя помощь, тебе никогда и в голову бы не пришло провернуть дельце с фальшивым кладом! Конечно, все могло сорваться, когда Лакуа отдал наши слитки мальчишкам и Рикло. Что поделать, у нас не было наличности, чтобы заплатить им за работу! Но сознайся: я все сделал правильно, когда Фертель позвонил Лакуа и сообщил, что слитки вовсе не серебряные, а платиновые. Подслушав разговор, я понял: Фертелю стало ясно, что найденные сокровища — вовсе не клад гугенота. Если бы не я, то у него хватило бы времени оповестить об этом всю страну! Ты представляешь, что могло бы произойти, если бы началась возня вокруг нашего клада?! Полицейское расследование и все тому подобное! Ведь тебе, как и мне, вовсе бы не хотелось, чтобы полиция совала нос в наши делишки, правда? Да и с сокровищами тебе бы пришлось тогда распроститься. Так что, старина, можешь радоваться и поздравить меня с успехом. Ты мне обещал четверть, если дело выгорит. Только вот что я хочу сказать. Если до сих пор все шло как надо, то только благодаря мне. К тому же я сторожу папашу и дочку Фертель. Поэтому ты должен отдать мне половину! Это будет справедливо, правда, Борен? И даже при этом ты получишь вдвое больше, чем если бы связался со скупщиками краденого. На твоем месте я бы не стал огорчаться!

Мишелю показалось, что он узнал голос Жермена. Поверить тому, что говорил толстяк, было трудно. Итак, сокровища принадлежали Борену! Это, впрочем, вполне согласовывалось с теми выводами, которые сделал мальчик после визита к мсье Боразилю. В сундучке был вовсе не клад гугенота, а краденые драгоценности. Борен вынул камни из оправ, а потом расплавил металл, превратил его в слитки… Но почему Жермен, если это был действительно он, говорил о мсье Лакуа с таким пренебрежением, как о своем подручном? Неужели инвалид тоже оказался замешанным в этом деле, неужели он действовал заодно с преступниками?! Если бы мальчик не сжимал в руке телефонную трубку, ему могло бы показаться, что все это страшный сон, ночной кошмар.

— Эй, Борен! Ты что там, заснул? — закричал незнакомец на другом конец провода. — Знаю, ты не слишком доволен. Как же с тобой бывает трудно, старина! А ведь я готов для тебя на что угодно! Ведь все твои безделушки здесь, в магазине у Фертеля. Я мог бы удрать с ними, так сказать, раствориться в воздухе. Вот тогда тебе пришлось бы меня хорошенько поискать! Ну же, старина, отвечай! Ты ведь не сердишься на своего доброго приятеля Жермена, а?

Мишель не знал, что ему делать. Положить трубку, сделав вид, что прервалась связь? Во всяком случае, Жермен не должен был понять, что разговаривает вовсе не с Бореном.

Однако долго размышлять ему не пришлось. На лестнице, ведущей в подвал, послышались чьи-то торопливые шаги, и в комнату ворвалась мадам Фертель. Вид у нее был безумный. Не успел мальчик зажать ладонью микрофон, как она закричала:

— Скорее, Мишель! Мсье Лакуа упал с лестницы! Напрасно паренек махал рукой, умоляя женщину говорить потише. Было слишком поздно. Из телефонной трубки до него донесся рык:

— Это что еще за балаган?! Эй, Борен! Может, ты мне все-таки ответишь?! Кто у тебя кричал? Кто-то звал мальчишку! С чего это вдруг?! И при чем здесь мсье Лакуа?! Надеюсь, ты не выпустил его из подвала, черт побери?! Неужели на тебя и в самом деле нельзя положиться, неужели я должен все делать сам?! Борен! Эй! Ответь мне, Борен!