Кениг встал, явно удивленный, и Радл спросил:

– Как фамилия командующего военно-морскими силами в Джерси?

– Капитан первого ранга Ганс Ольбрихт.

– Понятно. Можете вы доставить нас на Сент-Хельер на полчаса раньше, чем вы рассчитывали?

Кениг с сомнением посмотрел на Мюллера:

– Не уверен, господин полковник. Можем попытаться. Это так важно?

– Очень. Я должен иметь время повидаться с Ольбрихтом по вопросу о вашем переводе.

Кениг удивленно посмотрел на него.

– Перевод, господин полковник? Под чье командование?

– Мое... – Радл вытащил из кармана конверт из манильской бумаги и извлек из него директиву фюрера. – Прочтите это.

Он нетерпеливо отвернулся и закурил. Когда он обернулся, глаза у Кенига были широко открыты.

– О господи! – прошептал он.

– Не думаю, чтобы он вникал в это дело. – Радл забрал у него письмо и положил в конверт. – Этому большому быку доверять можно? – спросил он, кивнув на Мюллера.

– До смерти, господин полковник.

– Хорошо, – сказал Радл. – День или два вы пробудете в Джерси, пока будет подготовлен приказ, затем я хочу, чтобы вы проехали вдоль берега в Булонь, где будете ждать моих инструкций. Есть какие-нибудь трудности?

Кениг покачал головой:

– По-моему, никаких. Достаточно легкий поход для такого судна, если держаться берега. – Он колебался. – А затем, господин полковник?

– О, куда-нибудь по побережью Северной Голландии около Ден-Хельдер. Я еще не нашел подходящего места. А вы не знаете?

На этот раз Мюллер прочистил горло и сказал:

– Прошу прощения у господина полковника, но я знаю этот берег как свои пять пальцев. Я когда-то был первым помощником на голландском спасательном буксире у Роттердама.

– Отлично. Отлично.

Радл прошел на нос судна и остановился около шестифунтового орудия, куря папиросу.

– Идет дело, – тихо сказал он. – Идет дело. – И от волнения у него подвело живот.

Незадолго до полудня в среду, 6 октября, Джоанна Грей взяла большой конверт, вложенный в «Таймс» и оставленный ее постоянным связным из испанского посольства на условленной скамейке в Грин Парке.

С пакетом она направилась на станцию Кинг-Кроса, села в первый же северный экспресс, в Питерборо пересела на местный поезд, идущий в Кингз-Линн, где она оставила свою машину, чтобы сэкономить бензин, который отпускался ей дополнительно для выполнения обязанностей члена женской добровольной службы.

Когда Джоанна свернула во двор за Парк-Коттеджем, было уже почти шесть часов, и она почувствовала, что устала как собака. Она вошла через кухню, где ее восторженно встретила Пэч, увязавшаяся следом за ней в гостиную, и налила себе большой бокал виски, которого благодаря сэру Генри Уиллафби в доме всегда было в избытке. Затем поднялась в маленький кабинет рядом со спальней.

Панельная обшивка стен была старинной. Невидимую дверь в углу, казавшуюся одной из панелей, встроила не Джоанна – это было обычным делом для тех времен. Висевшим на шейной цепочке ключом Джоанна отперла дверь. Небольшая деревянная лестница вела в уютное гнездышко под крышей. Здесь стояли приемник и передатчик. Джоанна села за старый сосновый стол, открыла ящик, сдвинула в сторону заряженный пистолет, нащупала карандаш, достала блокнот с кодом и приступила к работе.

Когда час спустя она откинулась на стуле, лицо ее от волнения пошло пятнами.

– Господи! – прошептала она по-бурски. – Они решились, они действительно решились.

Джоанна глубоко вздохнула, постаралась совладать с собой и спустилась вниз. Пэч терпеливо ждала ее у двери. Она пошла следом в гостиную, где Джоанна сняла трубку и набрала номер Стадли Грэнджа. Ответил сэр Генри Уиллафби.

Джоанна назвалась:

– Генри; это Джоанна Грей.

Голос его сразу потеплел:

– Привет, дорогая. Надеюсь, вы звоните не для того, чтобы сказать, что не придете играть в бридж или что-нибудь в этом роде. Вы не забыли? В восемь тридцать.

Она, конечно, забыла, но это было не важно. Она сказала:

– Конечно же нет, Генри. Просто дело в том, что я хочу попросить вас об одной услуге и хотела поговорить с вами наедине.

Голос его стал глубже:

– Говорите, милая. Все, что могу.

– Я получила письмо от друзей своего покойного мужа, ирландцев. Они просят меня сделать что-нибудь для их племянника и посылают его сюда. Он приедет через два дня.

– А что именно надо для него сделать?

– Его фамилия Девлин, Лайам Девлин, и дело в том, Генри, что бедняга был серьезно ранен на службе в английской армии во Франции. Он демобилизован по ранению и почти год лечился. Сейчас пришел в форму, окреп и готов работать, но работа ему нужна на воздухе.

– И вы считаете, что я могу его устроить, – весело сказал сэр Генри. – Без затруднений, милая. Вы же знаете, как трудно сейчас найти работников для поместья.

– На первых порах он будет не очень-то хорошим работником, – сказала она. – Я, по правде говоря, подумала о месте смотрителя на болоте в Хобс Энде. Оно ведь свободно, с тех пор как молодой Том Кинг два года назад ушел в армию? И дом стоит пустой. Хорошо бы, чтобы там кто-то жил. А то он разрушается.

– Я вам вот что скажу, Джоанна. По-моему, вы дело говорите. Мы все как следует обсудим. Нет смысла говорить об этом во время бриджа при всех. Вы завтра днем свободны?

– Конечно, – ответила она. – Вы так добры и так мне помогаете, Генри. Я в последнее время без конца беспокою вас своими делами.

– Чепуха, – твердо сказал он. – А для чего же я здесь? Женщине нужен мужчина, чтобы помочь ей преодолевать трудности. – Голос его слегка задрожал.

– Я, пожалуй, пойду. Скоро увидимся.

– До свидания, дорогая.

Джоанна положила трубку и погладила Пэч, которая пошла за ней по пятам наверх. Джоанна села за передатчик и подала самый короткий ответ на частоте голландского маяка для последующей передачи в Берлин – подтверждение, что благополучно получены инструкции и условленное кодовое слово и что о работе для Девлина она договорилась.

В Берлине шел дождь, мрачный, холодный. Его подгонял такой пронизывающий ветер, будто дул он с самого Урала. В приемной кабинета Гиммлера на Принц-Альбрехтштрассе вот уже больше часа сидели, глядя друг на друга, Макс Радл и Девлин.

– Что это, черт побери? – сказал Девлин. – Хочет он нас видеть или нет?

– А почему бы не постучать и не спросить? – предложил Радл.

В этот момент дверь в приемную открылась, и вошел Россман, стряхивая воду с опущенных полей своей шляпы. С пальто его текла вода. Он широко улыбнулся:

– Вы все еще здесь?

Девлин обратился к Радлу:

– Этот тип очень умен, правда?

Россман постучал в кабинет и вошел, не закрыв за собой дверь.

– Я прихватил его, господин рейхсфюрер, – раздался его голос.

– Хорошо, – ответил голос Гиммлера. – Теперь я приму Радла и этого ирландца.

– Что за дьявольщина, – пробормотал Девлин, – спектакль что ли?

– Держите язык за зубами, – сказал Радл, – говорить буду я.

Он вошел первым, следом Девлин, и Россман закрыл за ними дверь. Все было в точности так же, как и в первый вечер. Комната в полутьме, в камине потрескивал огонь. Гиммлер за столом.

Рейхсфюрер сказал:

– Вы поработали хорошо, Радл. Я более чем доволен тем, как идут дела. А это господин Девлин?

– Он самый, – весело сказал Девлин. – Бедный старый ирландский крестьянин, прямо из болота, это я и есть, ваша честь.

Гиммлер удивленно нахмурился.

– Что он несет, этот парень? – требовательно спросил он Радла.

– Ирландцы, господин рейхсфюрер, на других людей не похожи, – тихо ответил Радл.

– Это из-за дождя, – сказал ему Девлин.

Гиммлер в изумлении уставился на него, затем повернулся к Радлу:

– Вы уверены, что он подходящий человек для нашего дела?

– Абсолютно.

– Когда он едет?

– В воскресенье.

– А остальные ваши планы? Все идет удовлетворительно?