— Вот возьмите. — Екатерина Романовна, вся дрожа протянула ему свой. — Дайте мне, у меня лучше получится.

Она неловко перетянула рану и села рядом на кровать.

— Простите меня, — тихо произнесла девушка. — Я так виновата перед вами. Слезы сначала закапали, а потом полились у нее из глаз. — Я скверная, глупая. Простите меня. Вы так великодушны ко мне. — Она уже рыдала, и беззлобный Дашков обнял свою непутевую жену, чувствуя боком, как дрожит ее тело.

Тогда ли князь полюбил Екатерину Романовну? С точностью он сказать не мог. Когда через неделю прислуга вновь обнаружила на белье молодых ржавые мазки, она была чрезвычайно озадачена.

С траурного дежурства Дашкова вернулась домой в легком жару. Она решительно отказалась послать за доктором и легла в постель, бессвязно повторяя: «Что теперь с нами будет?» Часа через два, превозмогая страшную слабость, княгиня встала, сунула ноги в теплые сапоги, закуталась в шубу и села в карету. Ее поминутно бросало то в жар, то в холод. Шепча: «Его не потерпят. Я не хочу быть из последних», — она покинула карету в некотором отдалении от дворца на Мойке. Екатерина Романовна пешком миновала улицу и вошла в здание. Было 12 часов. По маленькой лестнице она поднялась в покои императорской четы и остановилась в нерешительности.

— Уж не воры ли? — камер-фрау Шаргородская появилась в сенях.

— Екатерина Ивановна, какое счастье, что я вас застала! — Дашкова кинулась к ней. — Мне нужно видеть государыню.

— Она уже в постели, — растерялась женщина, — Я попробую доложить…

«Носит тут по ночам…» — услышала княгиня заглушенные шаркающей походкой слова.

Света не зажигали.

— Впустите ее скорее! — донесся громкий встревоженный голос императрицы. — Не дай Бог, простудится!

Екатерина действительно была уже в постели и вид имела несколько вспугнутый. От внимательных глаз Дашковой не укрылось, что одеяла и подушки царского ложа слегка разметаны, точно императрица сейчас каталась по кровати. Сама имея сильные страсти, княгиня немедленно приписала такое поведение безысходному горю.

Она рухнула перед государыней на колени и, нежно сжав ее руки, уставилась в лицо своего кумира.

— Я пришла…

— Ничего не желаю слушать, пока вы не согреетесь, — государыня усадила княгиню на кровать и сама укутала ей ноги одеялом. — Вы вся дрожите, душа моя. Что стряслось? Катерина Ивановна, любезная, принесите горячего чаю, у этой девочки зуб на зуб не попадает.

Шаргородская возникла на пороге с подносом лимонных кексов и двумя чашками чая.

— Пейте и рассказывайте, — приказала императрица.

— Я была нынче у великого князя, прошу прощения, у императора, — отхлебывая, начала Дашкова. — Это ужасно. Этому нет оправданья. Он надругался над самыми святыми чувствами своих подданных!

«Сумасшедший дом», — подумала Като.

— Стыд-то какой! Дядя сегодня сказал мне, что ваш муж уже вошел в сношения с прусским двором и намерен заключить союз с Фридрихом над еще не остывшим телом нашей дорогой государыни!

«Проснулись…»

— Что будет с нашей родиной? Что будет с вами? Чем можно рассеять тучи, сгущающиеся над вашей головой? — Дашкова поставила чашку на поднос и в упор посмотрела на императрицу.

— Дорогая княгиня, не распаляйте себя так. Это может повредить вашему здоровью, — произнесла Екатерина, лихорадочно соображая, что ей все-таки ответить.

— Доверьтесь мне, умоляю вас, — со слезами на глазах прошептала Дашкова. — Я заслуживаю этого. Скажите, каковы ваши планы? Могу ли я быть полезна? — С этими словами княгиня вновь соскользнула с кровати и обняла ноги императрицы.

— Дитя мое, встаньте. — Като поспешно подхватила ее. — Из-под полу дует. — Она почти силой вернула гостью на место. — Я верю в вашу искренность. Но мне остается уповать только на Бога. У меня нет планов. Я покорюсь судьбе, какой бы она ни была.

— В таком случае за вас должны действовать ваши друзья. — княгиня решительно встала. — И клянусь, я не останусь позади других ни в преданности, ни в жертвах, которые готова принести вам и Отечеству.

Екатерина залилась слезами и, тоже встав, прижала руки Дашковой к своему сердцу.

— Ради Бога, княгиня, не подвергайте себя опасности из-за меня. Вам 17 лет. У вас двое детей, муж, который вас обожает, родные… Подумайте о них!

— Есть вещи, сударыня, — торжественно произнесла Дашкова, — которые превыше моей и даже вашей жизни. Так уж случилось, что ваши беды сопряжены с бедами нашей Родины, и перед Богом вы не имеете права отказаться. Прощайте. — Она склонилась перед императрицей в глубоком поклоне и поспешно вышла из комнаты.

Като вновь опустилась на кровать. Лицо ее потухло.

Послушался шорох, из-за тяжелой портьеры показалась голова Гришана.

— Что ей дома не сидится? — насмешливо спросил он. — Там сквозняк. Вот схвачу горячку… — но заметив встревоженный вид Екатерины, Орлов опустился на пол и обнял ее колени.

— Да не сиди же ты на полу! — Сорвалась императрица. — Откуда взялась манера сидеть на полу?! Все, ну все сидят на полу! Эта сумасшедшая нас погубит!

Гришан помял пальцами подбородок.

— Ее муж держит открытый дом.

— Ну и что? — Не поняла Като.

— Удобно собираться, — процедил Орлов. — Карты, пьянка, старые гвардейские приятели… Не обязательно посвящать эту дурочку во все.

Екатерина с сомнением покачала головой.

— Может быть, может быть.

Екатерина Романовна ехала домой по совершенно темным безлюдным улицам. Все молчало. Только осколок луны временами показывался на слепом от туч небе. Сырой ветер задувал в щели кареты. Душно и промозгло было даже на сердце юной заговорщицы. После беседы с Екатериной княгине сделалось как-то неуютно, точно она пересекла незримую черту, возврата из-за которой нет.

Дом Дашковых на Английской набережной спал. Екатерина Романовна прошла в свои комнаты. Опочивальня показалась ей необыкновенно светлой. Шторы были отдернуты, у окна сидел муж. Он не сразу поднял голову на звук ее шагов и устало спросил:

— Где тебя носило?

Михаил Иванович никогда не разговаривал с ней так грубо. Но сегодня ему впервые пришло в голову, что бить жену не только не грешно, но и полезно. Он был в гостях у канцлера, когда приехал лакей сообщить, что Екатерина Романовна после дежурства слегла с горячкой. Каково же было его удивление, когда, вернувшись домой, он не нашел больной супруги.

Князь молча снял ремень, повесил его на спинку стула и сел к окну.

— Уже второй час, — он повернул к ней совершенно серое лицо. — В конце концов, пощади хоть мою честь, если своей нет. Завтра же будут говорить, что жена князя Дашкова шляется по ночам неизвестно где! — Михаил стукнул кулаком по низенькой столешнице, это у него плохо получилось, крышка была мраморная, он отшиб ребро ладони и вместо громкого внушительного звука вышел какой-то шмяк.

— Миша! Как ты мог обо мне такое подумать? — С искренним горем воскликнула княгиня. Все ее изнеможение в миг пропало, она кинулась к мужу и обняла его за плечи. — Миша, ты должен помочь нам.

— Кому это «нам»? — Подозрительно осведомился Дашков.

— Мне и России. — Заявила княгиня, решительно сжав его руки. — Ее Императорскому Величеству.

— Государственный переворот что ли для вас устроить? — съязвил Дашков.

Но вместо ожидаемого смешка, Екатерина Романовна серьезно уставилась мужу в глаза.

— Ты следил за мной?

— Ополоумела? — Возмутился Михаил Иванович. — Я битый час сижу, в окно, как столбнячный, уставившись. Ой, молчи, Катерина, не вводи меня во грех!

— Миша, — княгиня торжественно поднялась, — Миша, и наше время пришло послужить Отечеству. Ее Величество согласна. Твое дело — поговорить с офицерами.

Бедный вице-полковник обомлел. Мысли о порке жены разом исчезли у него из головы.

— Ты что там была? Ты с ней говорила? — Голос его дрожал.

— Да, — мрачно ответила княгиня.