Видите, куда я клоню?

– Правда? Так, значит, тебе доводилось спать с парнями?

– Мне? Нет, иди на фиг! Я имею в виду... Нет, не доводилось, но тут, понимаешь, все очень непросто!

– Ты о чем?

– Так я тебе и сказал!

– А что? Скажи! Я умею хранить тайны!

– Выходит, ты умеешь, а я не умею, так? Бабы могут не болтать, а мужики не могут!

– Что-что? Не понимаю!

– Я о пашей с Сьюзи тайне. Ты хочешь, чтобы я открыл тебе свою большую тайну, а сама запираешься. Не очень-то честно, а?

– У меня нет никакой тайны.

– Ну, как хочешь...

Какое-то время Хейзл обдумывала мое предложение, потом наклонилась ко мне и сказала так тихо, что я ее едва слышал:

– Ладно, там на самом деле ничего особенного нет, но ты все равно никому не говори, договорились?

– Ага, заметано! Рассказывай!

– Нет, сначала ты! Расскажи, что у тебя там за тайна...

– Так не пойдет! Вдруг я откроюсь, а ты нет?

– С какой стати? Давай я все расскажу, но только после тебя.

– Хитрая какая... – тянул я время.

– Что опять не так?

– Сначала ты расскажи!

– Дудки! Слушай, ты сам поднял эту тему, так что рассказывай первый, или я вообще выбываю из игры.

– Давай одновременно, хором, – предложил я.

– Как так? Мы же не услышим друг друга.

– Тогда давай напишем. Договорились? Хейзл согласилась и вытащила из своей сумочки бумагу и ручку. Она протянула все это мне, и я задумался, что бы такого написать. На самом деле ничего у меня за душой не было – просто я хотел, чтобы она клюнула на мое признание и проболталась. Что может сойти за темную и сокровенную тайну? Я не собирался писать, что каждое воскресенье беру за щеку у всяких придурков, сколько бы раз она ни сидела на Сьюзином лице. Всему, знаете ли, есть предел. Нет, что-нибудь такое смачное... И я признался, что люблю, когда девушки с пристежным фаллоимитатором трахают меня в задницу. Здесь нет парней, но все равно – в таком обычно не признаются. Я, во всяком случае, не признаюсь.

Я протянул ручку Хейзл, и она несколько минут строчила, пока не объявила наконец, что готова. Мы обменялись записками, я жадно развернул бумажку и обнаружил там единственное слово: "Лох!" В следующее мгновение она визжала от смеха, а я пытался отобрать у нее свое бредовое признание, но с таким же успехом я мог бы вырывать ребенка из пасти ротвейлера.

– О господи...

Борясь со мной, Хейзл не переставала смеяться.

– Отдай! Отдай! – вопил я, лишь подзуживая ее. – Я пошутил, это все выдумки, я не всерьез! Просто я хотел вытрясти из тебя, что там у вас с этой дурой!

Она толкнула меня локтем в живот, и я свалился на пол.

– Ах так? Ладно же, тогда я и подавно ничего тебе не скажу!

Я тяжело опустился на сиденье, униженный и измученный. Эх, и почему я не написал что-нибудь такое же?

– Какая же ты сука... Я думал, у нас все по-честному!

– Не переживай. Я не собираюсь никому это показывать. Просто хотела тебя поддразнить. Купи мне выпить, и мы вновь станем друзьями.

Я ее послал, но она обещала показать всем мою записку, если я не куплю ей выпить.

– Ты меня шантажируешь?

– Да. Гав-гав-гав! Иди, и тогда я отдам тебе записку.

Я сходил в бар и купил Хейзл водки. Тут мне пришло в голову глянуть, что она мне отдает, и обнаружил там все того же "лоха". Тогда я придержал выпивку, пока не получил настоящую записку.

А трахнуть ее тоже не получилось: пришел ее парень и лишил меня последних надежд на пьяную любовь. Вечер был окончательно испорчен.

Я стоял в гостиной Дона, вспоминал и старался представить, что скажет Хейзл сегодня... в понедельник... на следующий день... Мне есть к чему готовиться, но что я могу, кроме как рассказывать всем по очереди, будто я хотел выудить из нее пикантные подробности и на самом деле все это выдуман? Никто не поверит, что меня не трахают в задницу. Они просто не захотят расставаться с таким заблуждением. От такого люди всю жизнь не могут отмыться. Вот вы гляньте на Ричарда Гира. Столько слухов! А он, может быть, не делал ничего особенного – просто пытался узнать у Ким Бессинджер, не сношается ли она с ослами или что-нибудь в этом роде. И чем это для него кончилось?

Будь оно все проклято!

Я уже надел ботинки и взял плащ, и тут вспыхнуло еще одно воспоминание. Я, Пэдди, Мэт и Дон сидели вот за этим столиком, дело было к утру. Мы болтали, выпивали и расправлялись с остатками дури – у кого какая осталась. Стойте! К тому времени я уже рассказал Пэдди про Хейзл, и мой рассказ не вызвал у них особого восторга. А он... Черт! Он и в самом деле кое-что рассказал нам. У Пэдди возникли те же подозрения, что и у меня, а Сьюзи оказалась не столь скрытной. Хотя, видимо, и она наверняка начала с этой обязательной фразы – "только никому не рассказывай". Представляете, Сьюзи подкатывала к Хейзл, когда они ездили к двум каким-то фотографам в Лос-Анджелес. Как говорят (во всяком случае, так говорит Пэдди), они обе слегка поддали, чуть-чуть нюхнули, а вернувшись в гостиницу – продолжили. Сьюзи начала валять Хейзл по всей кровати, целовать ее и ласкать. Как это принято у лесбиянок, веселая борьба незаметно перешла во взаимные ласки, но Хейзл вдруг взбесилась и, не дождавшись самого интересного, сбежала к себе в номер. Сьюзи оставшиеся полночи осаждала подругу на все лады, однако та не поддалась. Так и возникли эти непростые (если не сказать большего) служебные отношения. Хи-хи-хи.

А Сьюзи... Что Сьюзи? Она никак не могла взять в толк, с чего вдруг Хейзл взбесилась. Ей-то самой все было как с гуся вода. Кроме того, поведав это Пэдди, Сьюзи хотела убедиться, что ничего такого не сделала. Я понимаю Хейзл, которая не спешила поделиться воспоминаниями. Что ж, посмотрим, кто из нас не умеет держать язык за зубами...

Только мне чуть-чуть полегчало, как в моем мозгу вспыхнуло последнее видение. Опять мы сидим вокруг стола, готовимся вынюхать остатки кокаина, Пэдди заканчивает рассказ, и тут меня сбивает с ног острейший приступ прямодушия: я рассказываю им... какое идиотство! Рассказываю про тот звонок Джемме. Нет, нет, нет! Позорность воспоминаний заставляла меня морщиться. Облегчая тогда душу, я не упустил ни одной мерзкой подробности. Я нудел десять минут кряду, они уже начали уставать, однако кокаин не дал мне остановиться, и я продолжил втаптывать себя в грязь. Кретин.

Почему я не умею молчать? Что со мной происходит?.. Я знаю, в чем дело. Пора завязывать. Мне и прежде доводилось тешить себя подобными мыслями. Теперь все. Дальше уже некуда. Хватит строить из себя слабоумного! Я не такой! Я – серьезный, чуткий парень, даже застенчивый, мне есть что сказать, чем поделиться. Я не из тех, кто засовывает в ширинку бильярдный кий, оставляя его торчать толстым концом наружу, и ходит так чуть не полчаса, пока его наконец не заметят. Выпивка и, что еще важнее, кокаин лишают меня разума, делают идиотом. Ненавижу! Я всегда был не прочь пропустить кружечку, но в последние годы пьянки начали сильно надоедать. Достаточно. Я не хочу становиться королем дебилов! Вчерашний вечер – наглядный пример. Господи, меня перестали воспринимать всерьез! Какой же я козел...

Все, эта пьянка была последней. Благодаря вчерашнему вечеру я наконец-то завяжу. Нет худа без добра. Отныне буду тихим, простым в общении, ненавязчивым. Представьте себе беспечного пацана, который проводит жизнь в чтении, застольных разговорах с гостями, ходит в спортзал или куда там принято ходить. Я стану счастливее. Зачем пить? Мне это больше не нужно. Все, конец! Пусть жизнь прожигают другие. Я увидел свет, и отныне я – другой человек. Люди начнут уважать меня за мой ум, за выдержку, они почувствуют, что на меня можно положиться, мне можно верить. Они будут обращаться ко мне за советом, почитать меня и даже – как знать? – восхищаться. Заставить себя уважать – это главное. Будущее вызывало у меня радостное предвкушение.

А пока буду всем говорить, что ничего не помню.