К тому же с середины 1970-х годов произошли кардинальные изменения в сфере оплаты труда. Начиная с 1920-х годов в западном мире шло снижение социального неравенства. Работники с низкой квалификацией повышали свои доходы быстрее, чем те, кто имел высшее образование. Большие налоги заметно облегчали кошельки наиболее богатых специалистов. Только задумайтесь: в 1927 году в США насчитывалось 32 миллиардера, а в 1968 году их было… всего 13.

Но затем начался обратный процесс. Так называемая постиндустриальная революция возобновила интерес к знанию и опыту. Доходы людей без высшего образования к началу 1980-х перестали расти. Напрочь. С начала 1990-х это коснулось и обычных выпускников вузов. Зато дороже стал оцениваться труд тех, кто имел учёные степени, редкие способности. Политолог Фрэнсис Фукуяма в 1995 году писал, что «в современном обществе большая часть классовых различий обусловлена разницей полученного образования».

Всё это в итоге привело к тому, что среди менеджеров появились свои «звёзды». Как в музыке, кино, спорте. Тем управляющим, которые сумели ярко проявить себя и попали в «звёздную обойму», даже не обязательно впредь достигать больших успехов. Собственники компаний конкурируют между собой за право нанять их на работу, потому что само присутствие «звёзд» поднимает престиж компаний и соответственно их стоимость.

– Получается, что владельцы компаний попали в серьёзную зависимость от управляющих. Что-то похожее, хотя и при других обстоятельствах, как мы знаем из классики, произошло с классом дворянства. Не получится ли, что нынешние владельцы капиталов разделят незавидную участь своих предшественников?

– Дворяне ушли с исторической сцены не потому, что слишком уповали на управляющих, а потому, что земля перестала быть главным фактором производства, как это было прежде. В России, правда, к этому прибавилась неспособность высшего класса адаптироваться к новым условиям после отмены крепостного права.

Здесь надо вспомнить Карла Маркса, который писал о том, что в будущем основными производственными ресурсами станут интеллект и знание. Иначе говоря, роль людей, которые получают доход не от владения собственностью, а от нестандартной творческой деятельности, будет возрастать. И это мы наблюдаем уже сейчас. Если прежде герцог, попавший в немилость короля, в одночасье лишался своих богатств и становился никем, рыцарем с большой дороги, то сегодня знаменитый режиссёр, вдруг потерявший свои капиталы, остаётся самим собой. Никто не может отнять его талант и помешать ему восстановить состояние, зарабатывая на новых фильмах.

Сама организация бизнеса сегодня в основном осталась той же, что и в XIX веке, но произошло важное изменение: элитой стали работающие люди. Прежде человечество всегда было организовано так, что работник мог применять свои способности только «через посредника», находившегося в привилегированном положении. К примеру, крестьяне арендовали землю у феодалов и только таким образом могли обеспечить своё существование. Рабочие приходили наниматься на фабрики.

Ещё недавно, чтобы разрабатывать, скажем, проекты зданий, человек должен был быть включён в коллектив, иметь дорогостоящую библиотеку. Что нужно архитектору сегодня? Компьютер. И талант. Представители творческих профессий по всему миру создают тысячи бюро, где работают 2–3 человека. Степень самостоятельности людей растёт. И если в ближайшие 30–40 лет в сложившейся капиталистической системе будут происходить изменения, то под влиянием именно этого фактора, а не потому, что топ-менеджеры сядут на шею собственникам.

Каким бы большим авторитетом ни обладал тот или иной коммерческий директор, он далеко не всегда сможет убедить акционеров действовать так, как считает нужным. Примеров тому немало. Кстати, взаимопроникновение менеджмента и собственности идёт постоянно. Те же менеджеры часто получают бонусы в виде акций. И это хотя и приводит к некоторой усложнённости существующей системы капитализма, в целом не мешает ей функционировать.

– А упомянутый вами рост разрыва доходов между удачливыми интеллектуалами и «простыми смертными» не чреват будущими социальными потрясениями?

– Это действительно довольно серьёзная проблема. В США, например, 94% роста совокупных доходов в 1990–2000 годы пришлись на 5% населения. Сложилась парадоксальная ситуация, когда «низший класс» хочет повышения зарплаты, но не может её получить, потому что работодатель не видит в этом никакого смысла: зачем платить больше продавцу, если на его месте всегда может оказаться другой, готовый делать то же самое за такие же или даже меньшие деньги? А люди, принадлежащие к «новой трудовой элите», даже не настаивая на повышении зарплат, оказываются в ситуации, когда их доходы растут.

Этот процесс идёт очень быстро, и он необратим. И психологическое напряжение между двумя «полюсами» будет увеличиваться. Единственный способ как-то смягчать его – гигантские расходы на программы по поддержке малоимущих. В Евросоюзе этому уделяют большое внимание. По статистике, в Старом Свете доходы ниже черты бедности получает почти каждый пятый – 21% населения. Но благодаря социальным выплатам число реально живущих за этой чертой сокращается до 4%. А в США, где в бедных числится каждый шестой, программы социальной защиты населения практически не работают. Это таит в себе серьёзные опасности для развития страны.

– Давайте обратимся к российским реалиям. Высокие зарплаты наших топ-менеджеров имеют ту же природу, что и на Западе?

– У нас процесс надувания финансовых пузырей, который присущ в первую очередь экономике США, принял ещё более гипертрофированные формы. Последнее десятилетие наши бизнесмены только и занимались тем, что пытались увеличить капитализацию своих активов. Миллер обещал сделать «Газпром» самой дорогой компанией мира. Причём это была не частная инициатива отдельных предпринимателей, а целенаправленная государственная политика. Вспомним, как Путин принимал в своё время в Кремле организаторов IPO «Роснефти». Идея надувания финансового пузыря, выраженная в благопристойных фразах, стала чуть ли не национальной в минувшем десятилетии. В результате накануне кризиса «Газпром» оценивался в 29% ВВП России. В то время как «Дженерал Электрик» – самая дорогая компания США – стоила меньше 3% валового продукта этой страны. Стоит ли удивляться, что, к примеру, «успешный» АвтоВАЗ заплатил в 2008 году своим топ-менеджерам больше, чем всему остальному трудовому коллективу?!

– Кризис показал, что воспринятая нами модель экономики довольно неустойчива. Не настала ли пора сменить её на более предсказуемую и адаптированную к нашей «почве»?

– Экономика в её нынешнем виде стала выстраиваться у нас в начале 2000-х. До этого мы больше ориентировались на европейскую модель. Она заключается в том, что основным источником финансирования для развития предприятий остаются банковские займы. А для того, чтобы получить кредит, надо добиваться реальных достижений в производстве и экономить на издержках. Это позволяет в том числе избегать перегибов в оплате труда. Для сравнения: средний доход каждого из 20 высших менеджеров прибыльного европейского «Фольксваген» в 2008 году был в 8,2 раза меньше, чем у такого же менеджера в обанкротившемся в прошлом году американском «Крайслере».

Как видите, развитие экономики в Старом Свете идёт более гармонично и меньше подвержено финансовым кризисам. Однако признаков того, что мы вернёмся к европейской модели, я, к сожалению, не вижу.