— Что? — от изумления Кортес едва не утратил дар речи. — Откуда ты знаешь, какая у меня подпись, дубина?

Смуглое хищное лицо воина напряглось, на скулах заходили желваки.

— Не станет правитель ставить свою печать на подделанную подпись, — возразил он уже не таким уверенным тоном. — А оттиск его печати мне хорошо известен.

Эрнандо оттолкнул его плечом и поспешил к лестнице. Уже ступив на нее, он обернулся и крикнул стражникам:

— Больше никого не пускать! Даже с бумагой от самого тлатоани! Высеченные в скалах ступени уходили вниз так круто, что по ним можно было спускаться, лишь придерживаясь руками за толстые, сплетенные из пальмовых волокон канаты. Мерцающий огонек факела в руке беглеца почти скрылся из виду за пеленой ночного тумана. "Не догнать, — подумал Кортес, скрипнув зубами от злости. — Ни за что не догнать… А что, если спустить в долину весь отряд и рассеять мятежников аркебузным огнем? Нет, маловато сил. Будь у меня двести человек… однако какой толк считать то, чего все равно нет?"

В пятидесяти брасах[9] от него первая тройка наемников внезапно остановилась, будто натолкнувшись на невидимое препятствие. Один из солдат, нелепо взмахнув руками, сорвался с лестницы и с криком полетел в пропасть. Остальные попятились назад, прикрываясь небольшими мешикскими щитами-чималли.

— Засада! — рявкнул спускавшийся следом за первой тройкой Коронадо. — Всем отойти!

Он схватился за свисавший вдоль лестницы канат, оттолкнулся ногами и стремительно заскользил вниз. Кортес видел, как уменьшается, сливаясь с наплывами тумана, темная фигура Коронадо. Канат натянулся, как струна, и звонко завибрировал.

— Я под ним! — крикнул Коронадо по-кастильски. — Теперь ему не уйти!

"Лихо, — мысленно восхитился Кортес. — А так ведь, пожалуй, можно догнать и самого Кецалькоатля…"

Но оказалось, что восхищался он рано. Не успевшее затихнуть в скалах эхо торжествующего крика Коронадо перечеркнул короткий свист арбалетной стрелы. Послышался утробный рев раненого зверя, канат дрогнул и повис, словно ослабивший хватку удав.

— Педро! — напрягая голос, позвал Кортес. — Педро, ты слышишь меня?..

Ответа не последовало. "Убит, — с обескураживающей ясностью понял Эрнандо. — Педро, старый товарищ, брат по оружию, с которым мы сражались бок о бок и в болотах Талима, и на равнинах Сиболы, убит в глупейшей ночной стычке… И я уже ничего не могу с этим поделать…"

— Солдаты! — крикнул он. — Держаться ближе к скале! Не двигаться без команды!

"Он опасен, — с невольным уважением подумал Кортес про своего невидимого противника. — Но опасен, только когда встречается с нами лицом к лицу. Не может же он постоянно быть начеку. Наверняка ему захочется уйти к своим. А как только он повернется к нам спиной, все его преимущество тут же исчезнет".

Он медленно начал спускаться по ступеням, каждую секунду ожидая выстрела. Глупо, конечно — куда ближе к невидимому убийце находились два солдата первой тройки, — но он ничего не мог с собой поделать. В ушах еще звенел предсмертный крик Коронадо. Поравнявшись с солдатами, в буквальном смысле слова вжавшимися в камень, Кортес кивнул и ободряюще улыбнулся им.

— Ему не уйти, — сказал он с напускной уверенностью. — Дайте мне щит и не высовывайтесь из укрытия.

Щиты-чималле делаются из бамбука и обтягиваются несколькими слоями кожи; благодаря какому-то секрету, известному только оружейникам мешиков, стрелы меднокожих просто отскакивают от них, а арбалетные болты застревают в толстой подкладке из хлопка. Единственный, но важный их недостаток — небольшой размер. Эрнандо держал щит на уровне груди так, чтобы верхний его край закрывал горло, но лицо и живот оставались беззащитными. Лестница уходила вниз почти вертикально, ступени шириной едва ли в локоть казались слишком крутыми и скользкими. На такой лестнице ничего не стоит держать оборону против прорывающегося снизу противника; но что делать, если враг вовсе не рвется наверх?

Кортес остановился. Решение было таким простым, почему он не додумался до него сразу?

— Панчо, Гонсало, — крикнул он, обращаясь к притаившимся за скальным выступом наемникам, — мне нужен бочонок масла, быстро!

— Хочешь облить ступени маслом? — спокойный, с легкой хрипотцой голос раздался, казалось, почти над ухом вздрогнувшего Кортеса.

— Надеешься, что я поскользнусь?

Кастилец прижался спиной к стене. Голос, безусловно, принадлежал Джафару — те же уверенные интонации, тот же гортанный арабский акцент. Лестница, однако, казалась совсем пустой — только локтях в тридцати внизу на неширокой площадке темнело что-то неподвижное.

— Я собираюсь вылить на тебя кипящее масло, — с угрозой проговорил Кортес. — Поскользнешься ты или нет, я не знаю, а вот сваришься точно.

Невидимый Джафар негромко рассмеялся.

— А ты неглуп, Малинче… жаль, что ты не захотел перейти на нашу сторону. Впрочем, я предупреждал господина, что ты опасен. Если бы он послушался меня, ты не вышел бы из дворца живым. Ты был такой хорошей мишенью там, в дворцовом саду… Но ты и сейчас прекрасная мишень, Малинче. Стоит мне чуть напрячь палец, и стрела поразит тебя прямо в лоб.

Кортес невольно вскинул щит, закрывая голову.

— Или в живот… или даже в колено… твоему приятелю и этого хватило. Вон он лежит там, внизу — я всего лишь прострелил ему икру, а он кричал так, будто лишился своего мужского достоинства…

— Так он жив? — опуская щит, спросил Эрнандо. Он почему-то уверился, что Джафар не станет стрелять в него. Во всяком случае, не сейчас.

— Если только не сломал себе шею при падении. Думаю, он без сознания, потому что ударился головой. Но вот если ты выльешь на ступени кипящее масло, очнется он только на том свете.

— Ты лжешь, — холодно произнес Кортес. — Что бы ты ни говорил, тебе не уйти от смерти.

— Никому из нас от нее не уйти, — спокойно возразил Джафар. — Но если ты проявишь мудрость и выдержку, твой друг останется жив

— по крайней мере, на этот раз.

— О чем ты говоришь? — Кортес нетерпеливо взглянул наверх, но, разумеется, ничего не увидел: чтобы притащить из города бочку с маслом, требовалось время.

— Я обещаю тебе сдаться, — неожиданно сказал араб. — У меня с собой арбалет, десяток стрел и еще кое-какие штуки, с помощью которых я мог бы истребить весь твой отряд. Но если мы с тобой договоримся, я выкину все свое оружие в пропасть.

— Договоримся? — фыркнул Кортес. — О чем?

— Во-первых, о времени. Я собираюсь сдаться через час — не раньше. Попробуешь напасть на меня до этого — погибнешь сам и потеряешь своих людей.

— Не считай меня дураком. За час я могу покончить и с тобой, и с Кецалькоатлем!

— Ты покончишь только со своим отрядом, — в голосе Джафара зазвенели металлические струнки. — Если хочешь, можешь попробовать, но я не советую тебе воевать с ассасином из Аламута!

Кортес выругался. Ассасин! Ему следовало подумать об этом раньше, еще в ту минуту, когда он увидел трупы в сторожевой башне. Но ведь он никогда не слыхал о том, чтобы смертоносные посланцы Старца Горы появлялись в Закатных Землях!

— Что делает ассасин в аль-Ануаке? — недоверчиво спросил кастилец.

— Выполняет приказ, — коротко ответил Джафар. — Итак, мы договорились?

— Нет! — рыкнул Кортес. — Будь ты хоть сам ангел смерти, я смету тебя с этой лестницы!

— О, разумеется, если ты бросишь сюда всех своих людей и половину воинов-отоми, то рано или поздно победа достанется тебе… только какой ценой?

За спиной Кортеса послышался шорох. Он резко обернулся, держа наготове меч, и увидел осторожно спускающегося по ступеням Панчо.

— Сеньор капитан, — понизив голос, проговорил солдат, — масло есть у меднокожих, которые лестницу охраняют, правда, не бочка, а два кувшина. Дальше что делать?

— Разжечь костер, — громко приказал Эрнандо. — Кипятите масло и тащите сюда.

Панчо энергично закивал и ухватился за веревку, чтобы развернуться на узкой ступеньке. Сухо щелкнул спусковой механизм арбалета, тяжелый болт вонзился в ладонь наемника, пригвоздив ее к трепещущему канату. Панчо закричал.