— А рядом с нами?

— Маленькое стадо киберов на севере. Чуть дальше — люди. Предлагаю не соваться в толпу, а обходить всех стороной. Пашка уж точно не полез бы к людям.

— Поддерживаю, — сказал Негодяй, — если Грозный в Нише, он наверняка будет слоняться по каким-нибудь укромным уголкам. Я-то его знаю.

Паршивец рассеянно кивнул. Слишком много странного вокруг. Слишком много непонятного.

А ведь он уже не в том возрасте, чтобы безоговорочно верить в необычное. Лет, этак, двадцать назад, может быть. А сейчас? С годами приходит понимание, что у каждого действия должно быть начало, поступки не возникают из ничего, им предшествуют факты, завязки, разговоры.

В Городе наступила ночь. Почему?

Пропал Пашка. Кто его похитил или заставил уйти?

Откуда взялся человек в черном плаще?

Что означают лучи, терзающие ночное небо над головой?

А может только он один их видит?

Паршивец испуганно посмотрел наверх. Лучи были на месте — четыре или пять тонких светлых указок. Нервно дергались из стороны в сторону, словно хотели разрезать небо на множество мелких кусочков.

— Ты их видишь?

— Что? Лучи? Прекрасно вижу, — ответил Негодяй, — запарили уже. Я из-за них нервничаю.

— Какие лучи? — оторвался от экрана Сан Саныч. Ну, с ним понятно. Сан Саныч последний раз смотрел на небо полчаса назад, не раньше.

Паршивец обратился к нему:

— Что-нибудь определенное сказать можешь?

— Есть несколько энергетических точек, которые… — Сан Саныч замялся, — скажем так, которые ведут себя странно.

Опять странно!

— Точки перемещаются слишком быстро и, кажется, совершенно не реагируют на естественные преграды.

— Может, в Городе завелись птички? — пошутил Негодяй, картинно помахав руками, — я могу ожидать, как бы, чего угодно.

Сан Саныч нахмурил брови:

— Слишком крупные они для птичек. Похожи на летающих людей.

— А почему бы… — пробормотал Паршивец, — почему бы и нет? Это же не реальный мир. Здесь все возможно.

— Летать в Городе? — удивился Сан Саныч, — ты когда-нибудь видел, что бы люди летали в Городе?

— Клоп летал, — невозмутимо парировал Паршивец, — недолго, правда, но летал. А еще Ботаник, помнишь такого? Ставил эксперимент, прыгал с крыши и летал.

— Ага, его за полеты Слоны и загребли, — подтвердил Негодяй, — я тоже, как бы, пробовал, но в Городе это рискованное занятие. Поймают быстро.

— Кстати, очень похоже, что одного летающего догоняет другой, — сказал Сан Саныч, — Слоны за лихим софтером гоняются?

Он посмотрел на Паршивца, потом взгляд Сан Саныча переместился куда-то вверх. Лицо старика вдруг вытянулось. Глаза округлились. Он резко уткнулся носом в мерцающий экран, потом снова посмотрел наверх. В экран — наверх, в экран — наверх, и так несколько раз.

Паршивец резко обернулся, проследив за взглядом Сан Саныча. Светящиеся лучи порхали по небу.

— Мои точки на экране, — выдохнул Сан Саныч, — мои точки и эти лучи. Они синхронны!

— Кто-то освещает воздушную погоню! Занятно! — воскликнул Негодяй, — если сходить с ума окончательно, то я предположу, что один из летающих людей вполне может быть Грозным!

— Почему?

— Я же сказал — если сходить с ума.

Паршивец провел ладонью по вспотевшей лысине.

Наверное, он все-таки сошел с ума.

— Давайте проедемся до лучей и посмотрим, что там творится, — сказал он, не отрывая глаз от неба.

— Поддерживаю, — поднял руку Негодяй.

— Я не против, — сказал Сан Саныч.

На том и решили.

Очень сложно, господа, разучиться верить.

Сказать себе — плюнь, Паша, плюнь на все.

Плюнь на реальный мир, который на самом деле всего лишь набор символов, воплощенных в командные строки умелыми программистами.

Плюнь на свои мысли, которые роятся в голове пчелами и неустанно твердят, что следует верить своим глазам, а не чувствам.

Плюнь на всех, кто остался за спиной, потому что они уже не те, кем были раньше.

В конце концов, Паша, плюнь на самого себя. Перестань быть человеком из маленького городка Такера, бывшим заключенным, софтером со стажем. Стань человеком Города Одиноких. Прими в себя одиночество, которое всегда хотел принять. Позволь одиночеству проникнуть в твои легкие холодным ветром, окутать твое тело паутиной снежинок, позволь наполнить себя до краев, захлебнуться, тошнить одиночеством, чувствовать, что существуешь только ты и оно. И никого больше.

Тогда возможно все.

Ведь одинокие люди менее уязвимы. За их спинами не стоят родственники, любимые жени, дети, друзья и подруги, за которых нужно бояться. С одиночеством можно умереть, не думая ни о ком, кроме себя.

Хорошо это или плохо я не знаю. Сейчас мне все равно. Я ушел в одиночество. Я проник туда, куда мне раньше было недозволенно проникнуть. И как только я осознал все свое могущество, свою неуязвимость, свое бессмертие в этом мире… … я позволил себе открыть глаза.

Дух захватило. Холодный ветер ослепил, вышиб из глаз морозные слезинки. Я летел над городом. Как высоко? Не имею ни малейшего понятия. Выше крыш, ниже облаков. Подо мной — дома, змейки улиц, яркие цепочки горящих фонарей. Надо мной — темнота. Впереди — яркий свет, как-то странно вихляющий из стороны в сторону, преследующий кого-то… кого, собственно, преследую и я.

Точно! Я тут же вспомнил свой безумный прыжок с крыши, когда закрыл глаза и выкинул из головы все мысли.

Ох, и сложно, оказывается, пересилить себя!

Но я смог, и теперь я лечу. Сила тяжести — ничто. Отсутствие веры в нее — все!

Я взлетел, но это не избавило меня от неприятных ощущений. Холодный ветер бил в лицо, я порядком замерз, и зубы сами собой выстукивали мерзкую дробь. Лучи света мелькали впереди.

— Вот и хорошо, — шепчу, — только дайте мне подобраться ближе. Я вам покажу. Я вам устрою разбор полетов!

Пистолет мне теперь не нужен. Раз Антон смог стрелять огненными шарами, значит и я смогу. Надо только попытаться.

На лету я сложил руки и представил себе небольшой огненный шар. Он переливался красным и желтым, слегка шипел на холоде и искрился.

В руках тотчас потеплело. В воздухе — между ладоней — зародился маленький бордовый комочек. Он быстро разросся до нужных размеров, и вот уже я держал в руке настоящий огненный шар.

Проще простого! Нужно только перестать верить, что такое невозможно. Возможно все, господа! И я всесилен, зная это!

Лучи приближались, я набирал скорость. Шар в руке грел. Посмотрим, кто будет смеяться последним, дорогие мои. Ведь это уже не просто погоня по просьбе Аслана Анатольевича. Это почти личная месть. Должок надо отдать, что называется. Вы стреляли в меня, а я в вас!

И вот впереди замаячила первая фигура. В сером тумане я не мог разглядеть, кто это, но не велика ли разница? Подбив Хранителя, мне будет легче поймать Антона!

Поэтому я прицелился и запустил шар в сторону фигуры. Шар с шипением рассек ночной воздух. В моей руке уже разбухал следующий.

Раздался взрыв, озарив темноту радужной вспышкой. Тело вильнуло в сторону, забарахталось в воздухе, размахивая руками. Кажется, Хранитель… Я тут же запустил в его сторону следующий шар…

И тут что-то оглушительно взорвалось возле меня. Горячая волна воздуха подхватила, перекувырнула, швырнула вниз. В ушах зазвенело.

Антон! Кто же еще!

Я резко развернулся, отлетел в сторону и крутанулся на месте вокруг своей оси. Точно! В темноте я различил еще одну фигуру. Затаившуюся недалеко.

Ждал меня! Хранитель отлетел вперед, чтобы я погнался за ним, а Антон поджидал здесь!

Ну, что же! Дуэль, господа!

Шары вспыхнули в обеих руках с чудовищной быстротой. Фигурка Антона тоже озарилась светом. Мы висели в воздухе друг против друга. Он — поджав ногу, я — повернувшись боком (так, слышал, сложнее попасть).

Я видел его лицо. Молодое совсем. Он, наверное, и не брился ни разу в своей жизни. Будущий пророк. Человек с паразитом в душе. С богом, который будет пожирать людей своей верой. А так ли прав Аслан Анатольевич? Очень хочется верить, что прав. Что не сражаюсь я сейчас с добрым божеством, встав на сторону зла, и не уничтожу истинную веру, открыв дорогу чему-нибудь более чудовищному…