В тяжелой тишине первым прозвучал голос Хедли:

– Не вижу особой разницы, даже если этот тип хотел всего лишь развлечься за счет чужого страдания и страха. – Инспектор откашлялся. – Ну, мистер Гастингс? Что они собирались делать дальше?

– После того как забава была бы окончена, сделать оставалось немного. Они уложили бы труп – в перчатках и башмаках – на полу, бросив рядом с ним пустую шкатулку. В руку ему втиснули бы заряженный браунинг. Стенли попрощался бы с Боскомбом, пожелал ему спокойной ночи и потихоньку выбрался из дома. Боскомб, заперев за ним дверь, вернулся бы к себе, смял свою постель и, спрятав в спальне глушитель и ботинки бродяги, сделал холостой выстрел... Все в доме проснулись бы, и Боскомб (вложив в магазин новый патрон, чтобы казалось, будто сделан был только один выстрел) спокойно заявил бы, что наткнулся на вора и... Понятно, не правда ли? Его бы не только оправдали, но и сделали героем дня. "Защищая свою жизнь, застрелил вооруженного бандита. На снимке рядом: мистер Кальвин Боскомб, на долю секунды опередивший покушавшегося на него преступника". – Гастингс хрипло рассмеялся. – Так оно и случилось бы, если бы все пошло, как они рассчитывали. А теперь я расскажу, что произошло на самом деле.

Дверь тихо приотворилась, и в комнату вошел Боскомб. Все молчали и, стараясь не глядеть на него, не отрывали глаз от Гастингса, но Мелсон чувствовал, что каждый инстинктивно стремится отодвинуться подальше от вошедшего. Чувство это было тем сильнее, что на лице потиравшего руки Боскомба играла приторная улыбка. Все, кроме Фелла, который внимательно вглядывался в лицо Боскомба, старались не встречаться с ним взглядом. Губы Боскомба чуть дрогнули, и он остановился, скрестив руки на груди.

– Мне бросилось в глаза, – продолжал Гастингс, явно начавший терять силы и еще более бледный, чем когда только вошел в комнату, – мне бросилось в глаза, – повторил он, – что с приближением полночи Стенли начал вроде бы немного успокаиваться. Даже странное подергивание его подбородка стало не так заметно. Минуты шли, и, наконец, часы на башне пробили полночь. Да как громко, господи!.. словно колокола судного дня. Я на крыше еле удержался, чтобы не вскочить с места. И тут Стенли громко проговорил: "Ты в самом деле хочешь довести все до конца?" "Конечно, – ответил Боскомб. – Стань за ширму и постарайся как следует справиться со своей ролью! Выключатель ты найдешь без труда, потому что светит луна, а я оставил..." Тут он посмотрел вверх.

– Он увидел вас? – наклонившись вперед, спросил Хедли так, словно Боскомба и не было в комнате.

– Нет. Свет лампы падал ему в глаза, да и голова его была занята совсем другим. Со своим пенсне он напоминал слепого, В этот момент прозвучал звонок. Он, видно, помещен где-то наверху, под самым потолком, потому что негромкий, напоминающий тарахтенье гремучей змеи звук раздался прямо подо мной. Я чуть не скатился с крыши. Боскомб сказал только: "Марш за ширму! Даю пять секунд" – и погасил настольную лампу.

Комнату заполнил слабый голубоватый свет луны. Стенли за ширмой я видеть не мог, но Боскомба видел неплохо – так же, как отблеск лунного света на двери и черный силуэт кресла. Боскомб пожал плечами, и я услышал сухой щелчок снятого предохранителя. Снова раздался звонок – жертва настойчиво требовала, чтобы ее впустили в западню. Затем до меня донесся бьющий по нервам скрип двери; Боскомб уселся в кресло. Я видел, как отражается свет от длинного вороненого ствола пистолета в его руке... Мне казалось, что прошло минут пятнадцать, хотя на самом деле все это длилось не больше пяти минут. Всюду стояла мертвая тишина. Ни гудков автомашин, ни скрипа половиц. Вот сейчас он отворил входную дверь и прислушивается, думал я. Вот крадется через холл... Минута шла за минутой... Напряжение становилось все более невыносимым. Я слышал, кажется, даже дыхание Боскомба, но пистолет не шевелился в его неподвижной руке. Потом Стенли за ширмой звякнул какой-то жестяной коробкой. Мне чудилось, что невидимые часы отсчитывают секунды прямо у меня в голове. Я уже думал, что больше не выдержу, когда Боскомб – судя по начавшему плясать у него в руке пистолету, он тоже потерял терпение – голосом, чуть громче шепота, проговорил: "Что он-тянет, черт возьми?" Встав с кресла, он, словно автомат, сделал несколько шагов в сторону двери. Дверь была хорошо видна в лунном свете и внезапно у меня возникло ощущение, что ее ручка шевелится. Может быть, мне это только померещилось, но звук я различил вполне отчетливо...

За дверью послышалось слабое царапанье, словно в комнату просилась собака. Звук этот длился секунд десять, а затем левая створка двери со скрипом распахнулась настежь. Какая-то фигура ввалилась в нее, немного проползла на четвереньках, а потом повалилась и застыла-наполовину уже в комнате. Это был мужчина, из затылка у него торчал какой-то блестящий предмет. Он пытался говорить, но разобрать что-нибудь в его хрипе было невозможно... Боскомб выругался и отскочил назад. За этим последовал странный щелчок.

Стенли вскрикнул за ширмой, человек на полу бился в агонии, истекая кровью, а Боскомб все пялился назад, пока не наткнулся на стол и не включил лампу. Та блестящая штука сверкнула позолотой. Это я еще видел. Потом я уронил голову на руки, мне стало так плохо, что я не в силах был пошевелиться...

Гастингс умолк, судорожно вздрогнув, а затем, переведя дыхание, продолжал-:

– Сам не знаю, что заставило меня поднять глаза. Может быть, я что-то услышал, хотя едва ли был способен обращать внимание на какие-то звуки. Во всяком случае, я поднял глаза и рядом с правой трубой увидел какое-то существо. Кто-то стоял у трубы, неподвижно глядя на меня. Не знаю, был ли это мужчина или женщина, помню только белое пятно лица и на нем – не знаю, как это выразить... – выражение такой злобы, что я ее ощутил почти физически. Одной рукой он держался за трубу. Я чуть-чуть отодвинулся в сторону, и свет, пробивавшийся из окошка, упал на руку этого существа, как раз когда оно хотело скользнуть дальше, в темноту. На руке блестела позолота...

Взгляд Гастингса остановился на сверкающей стрелке, лежавшей на столе. Пауза настолько затянулась, что Хедли спросил:

– Ну? И что же дальше?

Гастингс сделал неопределенный жест рукой.

– Остальное вы уже знаете... Первой моей мыслью было, что Элеоноре нельзя подниматься наверх, нельзя проходить мимо двери Боскомба. Как задержать ее? Можно было спуститься через люк, но мне не хотелось выдавать тетушке Стеффинс тайну наших встреч. Я решил спуститься по дереву, – добежать до входной двери и... Впрочем, не знаю. Скорее всего, мне просто хотелось убежать подальше от того страшного зрелища. До дерева я добрался без затруднений. Помню еще, как перемахнул на него, шорох листьев, а потом дерево как будто опрокинулось – и это все. Когда я пришел в себя, надо мной стоял, наклонившись, какой-то седой старичок – это было уже в комнате Люси. В следующее мгновение, когда я хотел заговорить, словно железные иглы вонзились мне в голову. Но об этом я, по-моему, уже рассказывал Люси...

Хедли бросил пронзительный взгляд на девушку, но та с жестом, который, пожалуй, можно было назвать циничным, опередила его вопрос.

– Разумеется, разумеется, господин инспектор. Теперь вам, конечно, хочется услышать кое-что и обо мне. Не знаю, сколько времени пролежал Дон, прежде чем я его подобрала, не слышала, как он упал... Я читала у себя в спальне – может быть, и вздремнула...

– Вы не слышали, что творилось в доме?

– Нет. Я же говорю, что, наверное, вздремнула, сидя в кресле. – Она замялась и чуть вздрогнула. – Что-то разбудило меня, сама не знаю – что, но я испугалась. Посмотрев на часы, увидела, что уже за полночь. Я продрогла и... короче говоря, у меня не было настроения возиться с камином. Я пошла на кухню приготовить себе перед сном немного пунша. Кухонное окно было открыто, и я услышала во дворе чей-то стон. Я вышла...