— Так точно, северную группу возглавлял армейский полковник, — ответил я, вспоминая составы групп.
— Полковник? И что он сделал? — развеселился почему-то Андерсон и уже на полном серьезе высказал просьбу: — Прошу вас, излагайте, пожалуйста, подробнее.
Взяв небольшую паузу, я постарался осмыслить, насколько подробную историю хочет услышать капитан.
— Сэр, полковник узнал о том, что выполнял приказы лейтенанта уже на базе, и это его рассмешило, как вас сейчас. Он также активно участвовал при вынесении решения по моему дисциплинарному взысканию и поощрению. В качестве поощрения мне была объявлена благодарность за решительность действий и командование в успешной операции. Он также непосредственно участвовал при анализе моих действий и полностью их одобрил.
— А в чем выражалось дисциплинарное взыскание? — перешёл к другой теме капитан, настроение Андерсона беспричинно повышалось.
— Формально в личное дело было занесено «замечание», а фактически меня отстранили от боевых операций на две недели и отправили в гражданский сектор к «штрафникам», — сказал я, сомневаясь, есть ли там ещё какие-либо детали, которые должны заинтересовать Андерсона.
— А кто такие «штрафники», и чем они занимаются? — продолжил расспрос Андерсон.
— «Штрафники» — это жаргон, сэр, прошу прощения. Правильное название — «военные лица, понесшие дисциплинарное наказание». Занимаются штрафники всем, что умеют сами и чем обяжут гражданские службы: ремонт, техническое обслуживание, наладка быта, — покопавшись в памяти, я ничего особого из трудовой деятельности штрафников больше не вспомнил.
— То есть работа — особый вид наказания для военных? — серьёзно уточнил капитан.
— Конечно, нет, — засмеялся я, — реальным наказанием является отстранение от боевых операций, а чтобы не терять попусту время, штрафники всегда брались за работу, помогая гражданским. Эта практика была закреплена и формализована лет двадцать назад, но если честно, то и это не главное, — ответил я.
— Объясните, что вы имеете в виду, — попросил Андерсон. Весь его вид демонстрировал заинтересованность.
— Дело в том, что на период, когда военнослужащие числятся в «штрафниках», приходится основная часть всех супружеских браков и венчаний, сэр, — пояснил я капитану.
— Вот в чём дело, — заулыбался Андерсон, — молодежь, наверное, намеренно стремится в штрафники?
— Сэр, — на моё лицо набежала тень, — теоретически не исключая подобное, я верю, что молодежь к этому не стремится.
Андерсон слегка смешался. Но затем решил уточнить что-то другое:
— Скажите, майор, людям в вашем мире приходится обманывать, чтобы добыть пропитание или кредиты?
— В этом нет никакого смысла: что касается еды, то она всегда предоставляется по наличию всем без исключений, и, сэр, мне незнакомо слово «кредиты», — ответил я, ожидая разъяснений по новому для себя термину.
— Кредиты? — почему-то переспросил Андерсон, ненадолго задумавшись, и ответил: — Это мера стоимости. Все разумные в нашем мире меняются услугами, товарами, отдавая и получая кредиты. Например, чтобы построить фрегат, заказчик даёт изготовителю кредиты, на эти кредиты тот может взять материалы, заплатить рабочим и часть кредитов оставить себе в виде прибыли.
— То есть, если человеку что-то нужно, он не может это получить, не имея кредитов? — уточнил я.
— Именно так, — кивнул головой Андерсон.
— Но где эти кредиты тогда брать? — задал я естественный для себя вопрос.
— Их можно заработать, например, работая в корпорации. Военнослужащие также получают кредиты за свою службу, — судя по неуверенному виду капитана, он сам не был сильным специалистом по кредитам.
Поколебавшись, я упрямо переспросил:
— Сэр, я все ещё не понимаю смысла. Если у вас есть пища, которая мне нужна, вы откажете мне её дать, если у меня не будет кредита?
— Ну, конечно, я конкретно вам не откажу, речь идет об общих… эээ… взаимоотношениях. Если вы встретите незнакомца, который попросит у вас еду, вы дадите ему, майор? — навел ещё большего туману Андерсон.
— Не всегда, — ответил я, вспоминая различные ситуации и боевые задания.
— Вот видите, — ухватился за мой ответ Андерсон. — А если у него будут кредиты, то вы пищей поделитесь.
Я в недоумении уставился на Андерсона, получив задумчивый взгляд в ответ. Мне было непросто представить чудодейственную силу кредитов, ведь, не имея возможности поделиться пищей, я был совершенно уверен в том, что никакие кредиты не заставят меня поступить иначе.
— Возможно, это не ваш случай, — пробормотал Андерсон, словно откликаясь на мои мысли.
— Сэр, — попробовал я зайти с другой стороны, — предположим, что у меня есть кредит, а у вас паёк, который вы согласны за этот кредит отдать.
— Хорошо, — кивнул Андерсон.
— Мы меняемся, теперь у вас есть кредит, но пайка у меня нет, потому что я его съел, — вопросительно я посмотрел на Андерсона.
— Возможно, куплю пищу у кого-то ещё, ведь теперь у меня есть кредит, — сам засомневался в вариантах Андерсон.
— Хорошо, вы тоже отдали кредит и съели паёк, теперь нет кредита ни у вас, ни у меня, но нам нужно есть, мы просто пойдем и найдем пищу, не так ли? — продолжил я цепочку рассуждений.
— Если нет кредитов, можно поискать и найти пищу, — нахмурился Андерсон, сразу уловив, куда я клоню, — но вы не поняли систему. Кредиты можно зарабатывать, не разбрасываясь на поиски пищи, пошив одежды и так далее. Люди делают пищу, одежду и другую продукцию потребления и отдают её за кредиты, поэтому за кредиты вы можете купить всё. И чем больше их у вас, тем больше вы можете купить, к чему и стремятся весьма многие люди.
Эта мысль была для меня новой, система кредитов теперь и впрямь выглядела удобной, но что-то меня продолжало смущать:
— Сэр, но если у кого-то кредитов становится больше, то у кого-то их становится меньше, я не ошибаюсь?
— Хм, да, это так, майор, — кивнул Андерсон.
— Тогда, если люди стремятся к их количеству с равным усердием и сноровкой, то все их усилия опередить остальных будут напрасны и количество кредитов должно распределиться приблизительно одинаково, так? — проверил я собственное предположение.
— Возможно, так, — с сомнением согласился со мной Андерсон.
— Однако, зная, что люди разнородны, при их равном усердии, кредиты распределятся таким образом, что большинство будет иметь их гораздо меньше, чем некое эффективное меньшинство, у вас в мире именно такая ситуация, сэр? — спросил я капитана.
Андерсон не мог скрыть своего удивления:
— Вы правы, майор.
— Но ведь это несправедливо, кроме того, на мой взгляд, стимулирует людей к бессмысленным занятиям и переживаниям, — усомнился я в целесообразности системы кредитов.
— Эээ, майор, думаю, вам лучше ознакомиться с системой подробнее, потому как она в ходу… — задумчиво покачав головой, Андерсон добавил: — В нашем мире.
— Согласен, — кивнул я. Действительно, поскольку эта система практикуется повсеместно, бестолково оспаривать её состоятельность, логичнее принять её, как данность.
Дальнейший разговор с капитаном Андерсоном перешел на другие материи и произвел на меня неизгладимое впечатление. Выяснилось, что люди этого мира существенно отличаются от людей нашего в части мировоззрения, взаимоотношений. Несмотря на исходную схожесть моральных взглядов, практика миров была совершенно различная. Декларируя одно, местные люди могли действовать из противоположных мотивов. Подобное лицемерие я просто не мог себе представить у нас.
В определённые моменты я начинал глубоко сомневаться в честности капитана Андерсона, настолько фантастичные для меня картины рисовал он.
— Вам, майор, будет непросто выжить в нашем мире. Жизнь — это лучшая школа, однако я предупредил вас о тех вещах, о которых смог в формате нашего разговора. Для более быстрой адаптации рекомендую вам ознакомиться с историей, — начал завершать ознакомительную часть нашей беседы Андерсон.