Это, кстати, работало на Стасика. Кто-то говорил: "Представляете: такой-такой и вдруг - такой!"

А другой сообщал: "Или недавно так-так и вдруг - вот та-ак!"

Красиво...

И уж если мамуля считала мужа человеком-компьютером в смысле запрограммированности слов и поступков, то - математики подтвердят! - у любого компьютера бывают сбои, отказы, но они не влияют на работу машины в целом и легко устранимы опытными программистами.

Естественно возникают два вопроса.

Первый. Считать ли нынешнее поведение Стасика сбоем, и, если так, долго ли он продлится?

Второй. Достаточно ли опытный программист Наталья, чтобы с этим сбоем сразиться?

Поживем - увидим...

А пока Стасик оделся в чистое, в добротное, и Наталья обеспокоенно поинтересовалась:

- Далеко?

- На телевидение, мамуль. У меня запись.

- Запись у тебя в двенадцать. - Наталья отлично знала деловое расписание мужа, подчеркиваем - деловое. - А сейчас без четверти одиннадцать. Куда в такую рань?

- А дойти?

- Как дойти?

В обычное время - уже подобная ситуация описывалась - Стасик ответил бы: "Ногами". Но сейчас терпеливо объяснил:

- Мамуля, я не сяду в транспорт, я же говорил.

Наталья заинтересовалась.

- А если у тебя дело где-нибудь, ну, я не знаю, в Ясеневе, например. Тоже пешком?

В Ясеневе, напомним, жила Кошка.

Хочется верить, что названный Натальей район был выбран наугад, только лишь ввиду сильной отдаленности его от центров мировой культуры, иными словами, без всякого подтекста. Но Стасик невольно насторожился.

- Что мне делать в Ясеневе?

- Я к примеру, - подтвердила Наталья наши с вами надежды.

- Ах, к примеру... Полагаю, что туда мне идти не понадобится. Слишком далеко.

- А если понадобится? - настаивала Наталья.

- Пойду пешком! - отрезал Стасик.

Он представил себе, как провожает Кошку домой; он представил себе тонкую и ломкую Кошку, бредущую через всю Москву на высоченных каблуках; он представил самого себя, возвращающегося в родные Сокольники часа в три ночи, - и внутренне содрогнулся. Ноги отваливаются, Наталья - в гневе, утром не встать... Ужас, ужас!

Поэтому дальнейшее обсуждение проблемы пешего хода он быстренько скомкал, заявив:

- Не жди меня к обеду, родная. Могу не успеть, а ты уже уйдешь... До вечера! - И тронулся в свой первый туристский маршрут: по Сокольническому валу, по Сущевскому, направо - на Шереметьевскую и так далее, и так далее...

Сошел с ума Стасик или нет - это еще бабушка надвое сказала, но в прежней точности ему было не отказать. Ни разу пешком в Останкино не ходил, а все рассчитал безошибочно, ровно без пяти двенадцать предъявил постовому у входа на ЦТ декадный пропуск и тут же встретил знакомого, который спросил:

- Старичок, говорят, ты сильно разбился?

Слухопроводимость столичной атмосферы должна рассматриваться учеными как особое физическое явление.

- Насмерть! - ответил Стасик, не любивший сплетен, и устремился в студию.

Молодежная редакция готовила передачу о театре. Не о конкретном театральном коллективе, но о театре вообще, о немеркнущем искусстве подмостков и колосников, о его непростой философии и еще более трудной психологии. Стасика отсняли на прошлой неделе, он наговорил в камеру массу умностей: в умении красиво говорить он давно преуспел, за что его нежно любили телевизионные деятели. В передаче Стасик говорил о своей любви к театру, о самоотверженности профессии, о ее популярности - о ней он имел полное представление, поскольку числился членом приемной комиссии института, - ну, и прочие высокие слова произносил в микрофон.

Однако требовалось кое-что доснять. Стасик, например, хотел по-отечески побеседовать с теми, кто завалил ЦТ письмами с тревожным вопросом: "Как стать актером?".

Текста Стасик не готовил заранее, предпочитал экспромты, тем более что передаче еще клеиться и клеиться, можно будет случайные неточности или благоглупости триста раз переснять. Стасик лишь предупреждал режиссера и редактора о теме выступления, перечислял узловые моменты, а то и просто-напросто вставал перед камерой (или садился - зависело от фантазии режиссера) и начинал изливать душу. Душа его изливалась правильно, в приемлемом русле, мелей и водопадов в течении не наблюдалось. В студии сидела Ленка.

- Здравствуй, птица, - сказал ей Стасик. Всех, кроме мамули, женщин он ласково называл птицами, иногда - с добавлением эпитетов: сизокрылая, мудрая, склочная, красивая, злая - любое прилагательное, подходящее к случаю. Обращение было чужим, заемным, подслушал его в каком-то спектакле или в телевизоре, вольно или невольно взял на вооружение. Удобным показалось. В слове "птица" слышалась определенная доля нежности по отношению к собеседнице, и, главное, оно исключало возможную ошибку в имени. А то назовешь Олю Таней - позор, позор!..

- Здорово, - ответила Ленка. - Премьерствуешь?

- Помаленьку. Ты слыхала, что я вчера утонул, разбился, убит хулиганами и уже кремирован?

Ленка хмыкнула.

- Слыхала. Про "утонул" и про "разбился". Про хулиганов - это что-то новенькое... Но я в курсе: вчера мне звонила Наталья и сообщила каноническую версию.

- Ты не разубеждай никого, - попросил Стасик. - Пусть я умер. Я жажду Трагической славы... Да, кстати, а ты чего здесь?

- Пригласили. У Мананы, - женщина по имени Манана являлась режиссером передачи, - грандиозный замысел: твой монолог заменить нашим диалогом.

Она внимательно смотрела на Стасика: ждала _реакции_.

- Да? - рассеянно спросил Стасик, оглядываясь по сторонам, ища кого-то. - Толковый замысел. Мананка - молодец. А где она?

- Скрылась. Попросила меня сообщить тебе о диалоге и скрылась. Боится.

- Кого?

- Тебя, голуба. Ты же у нас го-ордый! Ты же мог не пожелать разделить славу. Даже со мной, со старым корешом...

- Я гордый, но умный. И широкий. Диалог интереснее монолога, это и ежу ясно. А диалог с тобой - только и мечтать!

Ленка, именно по-птичьи склонив на бок маленькую, под пажа причесанную головку, разглядывала Стасика, пытаясь, как и мамуля, понять: шутит Стасик или нет. Не поняла, спросила:

- Слушай, может, Наталья права?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: