- Даже мне, - сказала Ленка.

Сняла со спинки стула телогрейку, надела ее, аккуратно застегнулась, подхватила за ремень тяжелый ППШ.

- Ну, чао...

- Какао, - ответил Стасик.

И Ленка ушла, как пришла, - _сквозь_ дверь.

Стасик закрыл лицо руками, сильно нажал на глаза - белые круги пошли перед ними! - а когда отпустил, отнял руки, увидел в зеркале Ленку.

Она стояла перед ним в своем точеном костюмчике, в своей воздушной блузочке, в своих туфельках-босоножках с позолоченными цепочками-перепоночками, сорокалетняя женщина-девушка, стояла она так и монотонно приговаривала:

- Ста-асик, Ста-асик, Ста-асик...

- Ты что бубнишь, птица? - спросил Стасик, постепенно приходя в себя, удивляясь, когда это она успела переодеться.

- Я уже целую минуту бубню: Стасик, Стасик. А Стасик спит, как убитый. Устал? Тяжко без машины?.. Ладно, пошли, довезу: такси подано. Я сегодня добрая.

- Спасибо, Ленка, но я пешком.

- Слушай, оставь на вечер свою замечательную принципиальность. Я никому не скажу, что ты ехал. Просто поговорить надо.

Стасик встал, подошел к двери, открыл ее, задержался на пороге.

- Не надо, - сказал он. - Ты же сама запретила.

- Когда?!

- Только что.

- Ты что, сумасшедший?

- Это уже неоригинально, - грустно сказал Стасик и, не дождавшись ответной реплики, вышел из гримуборной, вниз по лестнице, хлопнул дверью, смешался на площади с толпой зрителей - неузнанный в темноте кумир молодых "каштанок", пошел, торопясь, в родные Сокольники: путь неблизкий, а у мамули блинчики простывают.