Босиком, в рваных штанах до колен и в фуражке канальщика, низко надвинутой поверх черных волос на темное, загорелое лицо, она уже не могла сойти за юношу, которого она изображала, пока не округлилась; но заглянув ей в глаза, можно было заметить, что это глаза женщины, которая пробьет дыру в лодке или бочонках любому, кто даст повод для этого даже спустя годы после соответствующего события, когда он крепко и спокойно спит на борту. На реке можно найти более легкую добычу, чем Джонс. Такое чувство у людей появлялось очень быстро. С Джонс обращались по-деловому; тогда хотя бы можно было быть уверенным, что твой собственный груз достигнет места назначения, если у тебя есть одна или две бочки. И если ты честный канальщик, то без всяких можешь попросить Джонс присмотреть за твоей лодкой, пока сам чем-то занят на суше, и тогда никто не причинит твоей лодке никаких хлопот. Если Джонс отправлялась на сушу и оставляла свой скип под присмотром, она брала с собой нож и крюк — два простых инструмента, но речные крысы и канальщики умели пользоваться ими так, что горожане на мостах содрогались, а драчливым типам на лабиринтоподобных пешеходных путях приходилось не один раз хорошо подумать, прежде чем напасть. Канальщики никогда не были богатой добычей, но крик «Полундра!» призывал всякую водяную крысу в пределах слышимости влететь в эту сутолоку, обнажив крюк или нож.
Но это вовсе не значило, что среди канальщиков нельзя найти мерзавцев и головорезов! Они были, и случалось, что трупы тихо соскальзывали в бухту Дета, а лодки были разграблены, особенно маленькие лодки канальщиков, которые не имели партнера и однажды на боковой протоке обнаруживали, что им с обеих сторон отрезан путь к отступлению. Но Джонс была слишком осторожна для этого. Она водила свой скип обычно без использования старого маленького мотора, который и в лучшем-то случае работал с перебоями. Чтобы прокладывать свой путь через плотное дневное движение, она пользовалась шестом и багром, быстро преодолевая узкие места проворными перебежками с борта на борт и ударами шеста. Но ночами она не шла на риск; тогда она предоставляла укромные ниши сборищам и бандам, и причаливалась на ночь обычно у какого-нибудь моста в Верхнем городе, где всегда находила местечко подальше от других людей канала, с краю этого незаметного полуночного скопления ветхих лодок, среди которых некоторые были настоящими рыбацкими лодками, промышлявшими возле устья Дета и за пределами гавани, и по пути на заправку вынужденные ночевать здесь. Но преимущественно это были лодки канала, несколько «котов» или наемных лодок с шестом, или маленьких барж, плюс многочисленные скипы, как у Джонс.
Альтаир и сама немного рыбачила в часы нужды — чаще всего ловила угрей; вода в канале была вредной, но в гавани еще оставалась чистой. Если дела шли вяло после бурь, когда море, кипя, поднималось в Мертвый Порт, в топи и гавань, она заводила чихающий мотор и осторожно проводила лодку вокруг размытой окраины, разжигала на берегу костер из плавника, чтобы застолбить участок, рыбачила и прочесывала покрытый галечником берег Санданса в поисках того, что выбросил прилив, причем иногда это были сети или канаты, время от времени кусок доски или редкая раковина, которыми можно было поторговаться, или кусок брезента, который можно было обменять или продать.
И регулярно — это было единственное регулярное занятие, которому она предавалась — она подплывала к задней двери той или иной таверны, где покупала несколько бочонков; вверх по ступеням на берег канала, потом стук в дверь, и помощник буфетчика отвязывал бочонки и продавал их за несколько пенни, которые были у Альтаир; она продавала потом их дальше вверх по каналу старому Хафизу, пивовару, и транспортировала назад груз пива и виски. Так и шла торговля; она приносила не много и происходила в слишком поздний час, но это давало хлеб в дополнение к речным угрям.
Время от времени Альтаир выполняла другое дело для таверны Моги возле лестницы Рыбного Рынка — Моги был первым и лучшим ее клиентом — несколько бочонков очень хорошего коньяка, которые она вместе с тарой отвозила вверх по каналу к Хафизу. Как Моги вышел на этот товар, было хорошим вопросом, потому что товар приходил издалека, с самых верховьев Дета или даже из Чаталлен. Но у Хафиза были свои клиенты в Верхнем городе, и если этот хороший коньяк спускался по каналу, то тогда большой груз лучшего пива Хафиза шел снова наверх, и с обеих сторон Альтаир перепадали настоящие деньги.
Эта ночь обещала стать как раз одной из таких, потому что в порт Дета пришел речной корабль из Нев Хеттека, а это значило, что в Меровинген поплывет под мостами контрабанда, а также, что хорошие товары появятся в продаже в Верхнем городе. Альтаир Джонс носом чуяла возможный заработок.
И сейчас она плыла в ночной тишине, небрежно толкая шестом свой скип мимо собрания лодок у моста Верхнего Города, как будто искала место для причала. Но потом она двинулась дальше по Большому, Каналу, между опорами лестницы Рыбного Рынка, которая, извиваясь, вела вниз с трехэтажной системы мостов Верхнего Меровингена. Высокие деревянные здания тянулись все дальше вверх, уровень за уровнем; в промежутках тянулись сходни, все серебристо-серые в лунном свете. А через канал тянулся Мост Рыбного Рынка. Он покоился на массивных опорах, которые стояли подобно сырому черному лесу рядом с одним из немногих массивных кусков скалы во всем Меровингене. И среди этой путаницы лежали задние веранды лавки подержанных товаров, склада пряностей, пекарни и опустившейся таверны Моги, где на воде плясал свет одной лампы и приглашал подойти поближе, несмотря на закрытые на засовы ставни и закрытые же двери.
Там, в этом углу веранды Моги, Альтаир ухватилась за подходящую опору и обмотала вокруг нее причальный конец. Течение прижало скип к лестнице, которая вела наверх, к веранде Моги — неприметной и шаткой конструкции из сколоченных гвоздями досок. Но уже положив ладонь на перила, Альтаир замерла, услышав топот ног по доскам, который перекрыл плеск и журчание воды; подняв голову и пристально посмотрев наверх, она увидела острыми глазами движение в лунном свете, наверху, в сети лестниц вдоль самого нижнего уровня трехэтажного моста.
Люди в плащах. Альтаир застыла, крепко прижала скип к опоре и присела пониже рядом с освещенной лампой верандой, потому что было много самого разного сброда, слоняющегося по мостам ночного Меровингена. Альтаир опустила козырек фуражки пониже, чтобы глаза были в тени и не блестели в свете фонаря веранды Моги, и покрепче натянула веревку, чтобы лодка не качалась и не стучала о веранду. Она дрожала от холода и напряжения в руках.
Их на мосту было примерно полдюжины, все в темных плащах, и не слишком далеко от Альтаир. Она услышала бормотание голосов, когда они приблизились к перилам. Замышлялось что-то недоброе, это было ясно. Иногда контрабандисты вели переговоры с Моги о делах, которые хотели сохранить в тайне — это был сорт проблем в себе. Но эти люди своими плащами и капюшонами, и тем, как склонялись под каким-то грузом, который они вместе несли к перилам, производили совсем другое впечатление.
Между ними то и дело виднелось что-то бледное; потом стало видно, что это человек, который вдруг пролетел сквозь ночной воздух и так сильно ударился о черную воду, что Альтаир всю обрызгало. Она глубоко вдохнула и покрепче прижалась к опоре. Сверху послышался смех. Ее напряженные мускулы опять задрожали, течение пыталось двигать лодку из стороны в сторону, но она препятствовала этому постоянным притяжением своих рук.
— Видишь его? — услышала она чей-то слабый голос сверху.
— Нет, — ответил другой, — с ним покончено. Потом фигуры — дергающиеся тени между стойками перил — удалились, и глухие шаги обутых в кожу ног стихли вверху лестницы Рыбного Рынка. Шум стих. Проблемы покинули реку и ушли в Верхний Меровинген, где, возможно, и брали свое начало. У Моги тоже не было видно никакого движения.
Альтаир отпустила опору; движением воды скип все время колотило об нее. Затекшими пальцами она нащупала причальный конец. Сегодня никаких бочонков, ну их к предкам! Дверь веранды Моги сейчас даже не приоткроется, кто бы ни стучал, если за ней хоть что-то слышали о происшедшем; но зато в распоряжении Моги было много других дверей, из которых смело выскочат гориллы, если они что-то слышали, а Альтаир совсем не хотелось давать объяснения. Она отпустила веревку и скатала ее; ей хотелось как можно скорее исчезнуть отсюда.