Она оказалась неожиданно теплой. Я сразу согрелся и вдруг ощутил под ногой затонувшую корягу. Это был ствол дерева, когда-то упавшего в реку с берега. Хорош бы я был, если бы нырнул в этом месте! Однажды я видел, как одного взрослого парня, студента, увезли в город на «скорой помощи». Он нырнул в незнакомом месте и головой ударился то ли о дно, то ли о корягу. Он лежал на берегу живой, в сознании, но не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Потом оказалось, что у него сломана шея и наступил паралич…

Я принялся обследовать затопленную корягу. Ствол утонувшего дерева чем дальше от берега, тем глубже утопал в скользком и вязком иле, и где-то посередине реки я уже не мог его нащупать. Здесь глубина была такая, что вода доходила мне до подбородка.

Я огляделся. Вершины сосен упирались в темное ночное небо. Отражение луны вздрагивало на воде. Сильно пахло речной тиной. Вдруг что-то колючее ткнулось в мою ногу. Я чуть было не выбежал из воды. Но вовремя сообразил, что это, скорее всего, рак, а может быть, и какая-то веточка от коряги неожиданно распрямилась. Я взял себя в руки и сказал в сторону костра:

— Вить, лезь сюда. Вода теплая!

— Толька, немедленно вылезай! — опередив Виктора, отозвалась Татьяна. А Оля продолжала молчать. Тогда я отплыл еще дальше от берега. Они потеряли меня из виду. Я притаился.

— Толь, ты где? — немного погодя тревожно спросил Виктор. Я не откликался. Они сразу забеспокоились. Даже Оля. Когда я увидел, что она встревоженно поднялась на ноги и, прикрывая рукой свет от костра, пыталась разглядеть меня в темноте, я наконец отозвался:

— Чего расшумелись? Я раков ловлю…

Надо сказать, что к этому времени я действительно поймал рака, случайно попавшего мне прямо в руку.

— Держите! — крикнул я и изо всех сил бросил его к костру. Там началась суматоха, а я успел поймать еще одного, уже нарочно шаря рукой под корягой. Я бросил на берег и его. Виктор тотчас же стал раздеваться, и через минуту мы с ним вдвоем принялись обшаривать рачьи норы. Одного за другим мы бросали раков к костру, и девчонки с визгом отпрыгивали от них, боясь взять в руки. Но Женька раков не боялся. Они с капитаном подбирали нашу добычу и складывали черных, уползавших к реке раков в полиэтиленовый пакет.

Через полчаса мы с Виктором, дрожа от холода, но очень довольные собой уже грелись у костра. Девчонки заботливо укрыли нас одеялами. Мы надели на себя все, что у нас было из одежды, и все-таки дрожали мелкой дрожью. Но зато какое пиршество у нас было! Капитан собственноручно сварил раков и, когда они стали красными, вывалил их, дымящихся, из котла на расстеленное у костра полотенце. Каждому досталось по три больших и по четыре маленьких рака. А нам с Виктором в награду дали еще по одному самому крупному раку. Вручала мне эту премию Оля. При этом она сказала:

— С тобой не пропадешь!

И посмотрела на меня одобрительно. Выходит, если даже у человека и нет никаких особых талантов, он все же может кое-чего в жизни добиться! И настроение у меня улучшилось. Даже очень…

Самое вкусное в раке — это клешни и хвост, который почему-то принято называть раковой шейкой. Наверное, мне на всю жизнь запомнится эта картина: лес, ночь, костер и мы, сидя вокруг огня, едим только что сваренных раков. Только ради одного этого стоило идти в поход!

Дремавший возле костра Кучум вдруг поднял голову, прислушался, потом вскочил и, приглушенно рыча, уставился на лес.

— Что там? — шепотом спросил Виктор собаку, и Кучум тотчас рванулся вперед и исчез за стволами деревьев. Несколько минут мы сидели у костра в полном молчании. Лес вдруг взорвался яростным лаем Кучума.

— Медведь… — широко открыв глаза, обреченно сказала Оля.

На этот раз она не играла. Ей и в самом деле было страшно. И мне, честно говоря, тоже. Потому что Кучум лаял так, будто дрался с кем-то насмерть. Я незаметно нащупал в кармане свой большой складной нож. Конечно, какое это оружие против медведя! Но все-таки лучше, чем совсем ничего.

Виктор подбросил сучьев в огонь. Темнота отодвинулась. Мы продолжали сидеть у костра в напряженном молчании.

Но вот яростный лай Кучума стал удаляться. Мы успокоились. Когда запыхавшийся, усталый Кучум вернулся, наш капитан скомандовал готовиться ночлегу.

— Ночью полагается спать! — сказал он поучающим тоном. — Сон снимает усталость и восстанавливает работоспособность.

Было уже одиннадцать часов. И в самом деле пора ложиться. Да и комары, хотя их в августе не слишком много, не давали сидеть спокойно Но и в палатке их оказалось тоже довольно много. Вероятно, они успели, залететь, пока мы вносили вещи. Виктор наполнил алюминиевую сковородку горячими углями, положил сверху травы и мха, поставил сковородку на пустой котел и задвинул это дымящее сооружение в палатку. В панике комары поспешили оттуда убраться через настежь распахнутый вход. Тогда по команде Виктора мы нырнули в наш брезентовый домик, выставили наружу дымокур и плотно застегнули вход. В палатке пахло дымом и слегка ело глаза, но зато ни одного комара не осталось. Сморенные сытной едой и усталостью, мы улеглись на расстеленном ватном одеяле.

Но Виктор, прежде чем лечь, выглянул из палатки и еще раз посмотрел, все ли в порядке с дымокуром, не может ли от него что-нибудь загореться. А ведь он сам перед этим залил его остатками чая! Казалось бы, о чем беспокоиться? Но в лесу обращаться с огнем нужно очень и очень осторожно. Об этом я много раз и по радио слышал, и в книжках читал. Но одно дело слышать или читать, и совершенно другое — увидеть обеспокоенность Виктора. А уж он-то знает толк в этих делах!

Приткнувшись кто где сумел и накрывшись одеялами, все быстро уснули. И только я, лежа у самого входа в палатку, долго еще прислушивался к ночным шорохам леса. Мне все время казалось, что кто-то ходит вокруг нашей палатки. Но ведь там, снаружи, был наш верный Кучум. Разве он допустит, чтобы кто-нибудь незаметно подкрался к нам? Конечно, нет! И успокоенный, я стал засыпать.

Но тут высоко-высоко в ночном небе опять пропел свою песню реактивный лайнер, и сон улетучился. Я стал думать о том, куда летит этот самолет, и какие люди сидят в нем, и как огромна наша страна, если вот сейчас у нас ночь, а где-то далеко на востоке, куда полетел этот лайнер, уже наступает утро. А мы лежим посреди леса в палатке, и пролетающие над нами люди даже не знают, что кто-то внизу, на земле, думает о них, слышит звук самолета. И мы никогда даже не встретимся друг с другом…

И еще я думал о том, что день сегодня какой-то особенный. У меня в жизни еще не было такого удивительного дня. И хотя я много раз до этого купался в реке, ловил рыбу и раков, ходил по лесу с рюкзаком за спиной, было что-то особенное в этом сегодняшнем дне. Что-то очень хорошее, теплое, радостное. Только я не мог понять, что же именно?

Засыпая, я вспомнил испуганно-обреченное лицо Оли. Вот чудачка! Она бы наверное, так ничего и не сделала, чтобы спастись, если бы на нас в самом деле напал медведь. Так бы и осталась сидеть у костра, надеясь только на нас, мужчин. А как бы поступил я? Хватило бы у меня духу защитить ее, отвлечь медведя на себя? Не знаю. Но тогда, в палатке, мне казалось: хватило бы.