Для изготовления таких атомов Гулд применил совершенно новый для тех времен метод оптической накачки. Постепенно до него дошло, что этим путем можно создавать и инверсные среды. Идея вызревала довольно долго, но в начале ноября 1957 г. Гулд понял, что для получения видимого когерентного света нужно подвергнуть оптической накачке атомарный или молекулярный газ, заключенный в трубку с зеркалами на концах. Он осознал также, что для вывода излучения одно из зеркал должно часть света отражать, а часть пропускать наружу. Годом раньше об этом же догадался и Дике, но Гулду это не было ведомо, ведь Дике ничего не опубликовал. Объединив идею накачки с идеей оптического резонатора, Гулд сконструировал (пока лишь в собственной голове) настоящий лазер.

А потом он повел себя необычно. Интересы научной карьеры требовали немедленно написать статью и послать ее в первоклассный журнал. Однако Гулду было уже 37 лет, он все еще числился аспирантом и мог опасаться, что столпы физического сообщества не поторопятся признать его революционное открытие. Будучи с юности склонен к изобретательству, он чувствовал, что именно эта стезя сулит ему максимум жизненных шансов. Поэтому Гулд решил ничего не публиковать, а добиваться патента. Он заполнил девять блокнотных страниц расчетами, объяснениями и рисунками и 13 ноября засвидетельствовал их у нотариуса. Свое изобретение он назвал лазером – так и появился этот термин. На тех же страницах Гулд дал целый список возможностей использования лазеров и в каждой строчке попадал прямо в яблочко.

Это было лишь начало. На следующий год Гулд придумал, записал и заверил еще несколько лазерных изобретений – в частности, метод накачки газообразной среды электрическими разрядами. Однако в Бюро патентов он обратился лишь в апреле 1959 г. Первоначально Гулд почему-то считал, что для получения патента надо представить не только описание изобретения, но и работающий прототип, которого у него, естественно, не было. Такое правило и в самом деле существовало, но было отменено еще в 1880 г., будучи оставлено в силе лишь для изобретателей вечного двигателя. Как ни странно, эта информация дошла до Гулда с изрядным опозданием, так что у него появились серьезные конкуренты. Артур Шавлов пришел к идее зеркального резонатора в конце зимы 1958 г.; в июле он и Таунс подали заявку на новый прибор, а в марте 1960-го получили патент. Гулд же тем временем покинул аспирантуру ради работы в фирме TRG, которая решила заняться использованием лазеров для наведения ракет. Министерство обороны выделило под этот проект почти миллион долларов, однако Гулд не смог принять в нем участие, поскольку ему отказали в восстановлении допуска. Через четыре года он получил место преподавателя физики в Бруклинском политехническом институте, потом стал вице-президентом небольшой компании, разрабатывавшей оптоволоконные приборы, а в 1985 г. ушел на пенсию.

Покончив с лазерным изобретательством, Гулд полностью отдался борьбе за утверждение своих патентов, которая продолжалась почти три десятилетия – своеобразный рекорд. Сначала он неизменно проигрывал, но в конце концов добился своего. В 1977 г. Бюро патентов впервые признало его приоритет в разработке метода оптической накачки. Правда, до патента тогда дело не дошло, поскольку конкуренты немедленно подали апелляцию. Заявка Гулда несколько раз подвергалась повторным экспертизам и была окончательно утверждена лишь в сентябре 1986 г.

После первой победы дела пошли в гору. В 1979 г. Гулду были выданы патенты на лазерную резку, на применение лазеров в фотокопировальных машинах и на лазерный поджог термоядерных реакций. Любопытно, что Гулд догадался о такой возможности еще в 1957 г., когда перспективы управляемого термояда связывались исключительно с магнитным удержанием плазмы. Принято считать, что применение лазерного излучения для нагрева плазмы до термоядерных температур в 1962 г. впервые предложили Басов и еще один будущий академик, Олег Крохин. Как видим, Гулд их значительно опередил. В 1987 г. он получил патент на создание инверсных сред с помощью газовых разрядов, а еще через год – патент на метод снижения поглощения света с помощью закона Брюстера. Он не смог лишь добиться признания своего приоритета на изобретение зеркального резонатора, и с этим пришлось примириться.

Одержанные победы сделали Гулда очень богатым человеком. Гонорары от промышленного использования его изобретений в конце 80-х годов составляли не меньше двух миллионов долларов в год, а со временем достигли пяти миллионов. А вот если бы он получил свои патенты без задержки, они принесли бы ему много меньше денег. Объем лазерного рынка сначала был невелик, и к концу 70-х срок действия патентов успел бы истечь. Именно так случилось с патентом Таунса и Шавлова, который отнюдь не обогатил своих держателей. А в 1991 г. судьба сделала Гулду еще один подарок – его имя внесли в реестр Национального Холла Славы изобретателей. Остается добавить, что Гулд скончался в сентябре прошлого года, через четыре месяца после истечения срока своего последнего патента.

Автор: Борис Кагарлицкий

Название труда Олега Киреева подчеркнуто отсылает нас к другому, немедленно вспоминающемуся заголовку – «Поваренная книга анархиста». Логика понятна. Наступила информационная эпоха. Компьютеры, Интернет, мобильные телефоны, новые коммуникации. На место старомодных анархистов с их бомбами и «коктейлями Молотова» приходят медиа-активисты, подрывающие систему своими собственными, быть может, куда более эффективными средствами: с помощью открытого программного обеспечения, неподцензурных сайтов и самиздата, распространяющегося средствами аудио– или видеотехнологий.

Строго говоря, альтернативные средства коммуникации использовались с тех самых пор, когда возникла пропаганда как таковая. Еретики ходили из дома в дом и рассказывали интересующимся свою трактовку Евангелия еще тогда, когда книгопечатание было далеким будущим. Мощной пропагандистской машине Ватикана, державшего проповедника в каждой деревне, сторонники ересей противопоставляли «тактические медиа» в лице самих себя. Потому-то и приходилось их сжигать, вырывать им языки и ломать кости. Дело не в средневековой жестокости, а в наличных технологических средствах.

Во времена советского самиздата соотношение сил между официальной пропагандой и альтернативной информацией было, пожалуй, самым плохим за всю европейскую историю. ХХ век стал триумфом средств массовой информации, – с одной стороны, очень мощных и эффективных, а с другой – сверхдорогих и недоступных аутсайдерам. Пишущая машинка диссидента не могла противостоять печатному станку, радио– и телепередатчику, находившимся в руках власти. Правда, по мере разложения советской системы все большая часть населения получала доступ к иностранному радио (а в Восточной Германии – даже к западному телевидению). Но получаемая таким образом информация не была тем, что можно назвать «альтернативой». Западные «голоса» тоже выступали орудием официальной пропаганды, только принадлежащей враждебному государству. Они не были стихийным порождением общественного творчества и выплеском гражданской энергии. Они снабжались такими же фильтрами, как и рупоры советской идеологии. Этого наивный отечественный обыватель, радостно избавлявшийся от гипноза родной пропагандистской машины, на первых порах не понимал. И был за это жестоко наказан, попав в ловушки рыночного капитализма.

Были, конечно, аудиокассеты с песнями Галича и Высоцкого, была не понятая, но восторженно принятая музыка «Битлов», несшаяся из сотен тысяч хриплых магнитофонов. Но люди, слушавшие и копировавшие эти записи, очень удивились бы, если б узнали, что являются медиа-активистами. Они даже с диссидентами-самиздатчиками себя не отождествляли.

Новая эпоха начинается с середины 1980-х. Рушатся авторитарные структуры советского государства, тем не менее западный гражданин обнаруживает, что демократическое информационное пространство с каждым днем сужается. Беспрецедентное глобальное торжество формальной демократии сопровождается столь же беспрецедентным выхолащиванием ее содержания.