— Вы очень храбрый, — проговорила Барда. — Я никогда не забуду, что вы для меня сделали.

— Ежели мы выберемся отсюда живыми, — уточнил Крис. — Я вовсе не так уж храбр, а стреляют они куда лучше.

Реппато Пратт тихо спустился к ручью и напился. Встал на ноги, утирая щетинистый подбородок.

— Сейчас они поедят, а после уведут лошадей в лагерь.

Крис внезапно решился.

— Мы пойдем сейчас. Как только они примутся сгонять табун, мы нанесем удар.

Реп заколебался, затем пожал плечами. Крис обернулся к Барде.

— Вы стойте поблизости и, как только мы побежим, тоже бегите со всех ног. Очень может быть, что мы не успеем за вами вернуться.

Маленький отряд двинулся в путь; как только вдали показался неприятель, они остановились и затаились в зарослях, зорко наблюдая за происходящим.

Табун пасся ярдах в трехстах от того места, где поджидали Реп и Крис. Очень скоро двое пеших часовых направились к лошадям, чтобы отогнать их к месту ночлега. Солнце село. Пастухи ни о чем не подозревали; кони медленно и неохотно двинулись прочь от пастбища.

— Езжайте шагом, — прошептал Крис, — пока они не заметят нас или пока мы не окажемся на расстоянии двух сотен ярдов. А тогда пусть получат!

Маленький отряд решительно двинулся вперед сквозь сгущающуюся тьму, сквозь предвечерние сумерки, когда все предметы вокруг принимают расплывчатые, неясные очертания. Держа револьвер наготове, Крис успокаивал полковничьего жеребца:

— Тихо, дружок, тихо!

Лошади сбивались в табун, медленно продвигаясь по узкой тропке, что уводила в лощину, к разбойничьему лагерю.

— Ну, все, — тихо проговорил Крис. — Пора!

Последнее слово он выкрикнул во весь голос; всадники ударили коней пятками и во весь опор поскакали вперед. Вьючная кляча Реппато едва поспевала за ними. Вспугнутые лошади ренегатов вскинули головы и раздули ноздри: прямо на них мчались четыре темные фигуры. Воздух звенел от крика.

Реп выстрелил, один из пастухов закружился на месте, упал, шатаясь, поднялся на ноги, затем снова упал: пуля Криса Мэйо попала-таки в цель. Второй обратился в бегство, нимало не сомневаясь, что на помощь полковнику подоспел кавалерийский отряд. Крича и стреляя, три всадника неслись сломя голову вслед за убегающими лошадьми. С холма донесся выстрел, Крис инстинктивно пригнулся, ощутив легкое дуновение: пуля пронеслась мимо. Еще мгновение — и, гоня лошадей впереди себя прямо на широкую равнину, всадники растворились в темноте.

Крис не верил собственным глазам. Они свершили-таки задуманное; теперь какое-то время бандиты не смогут стронуться с места! Всадники отогнали коней подальше в ночную прерию и отстали только тогда, когда табун понемногу замедлил бег и кони стали разбредаться в разные стороны. Тогда Реп и Крис, не пытаясь согнать коней вместе, просто отпустили их на все четыре стороны, будучи уверены, что немногие найдут дорогу назад.

В лагере Джастин Парли нетерпеливо ждал доклада, и доклад превзошел самые худшие его ожидания.

— Три или четыре всадника, — сообщил часовой, — может, даже больше. Первым выстрелом они уложили Веса Джексона, а Нобль удрал.

— Что лошади?

— Разбрелись по прерии, все до единой, черт бы их подрал! Нам повезет, если вернем хоть с полдюжины.

— А Нобль?

— Ждет своей участи. Говорит, что ничего не мог поделать. Клянется, что это была кавалерия США.

— Трус и дурак. Избавьтесь от него.

Серебряный Дик Контего оторвался от кофе.

— Вы бы обдумали дело со всех сторон, майор. — Когда Дик хотел, чтобы слова его прозвучали особенно убедительно, он всегда величал собеседника по званию. — У Нобля в краю индейцев полным-полно родни. Он сам наполовину чероки, сами знаете, а мы едем как раз к нему на родину. О нем непременно спросят.

Колебался Парли не более секунды.

— Разумеется. Не следует судить людей слишком строго. К тому времени, как мы доберемся до владений племени чероки, очень может быть, что он даст нам повод позабыть о его проступке. Впрочем, почему бы не предоставить ему шанс прямо сейчас? Нобль! — позвал главарь.

Перепуганный здоровяк выступил вперед, отирая обильную испарину. Отвислое брюхо, тяжелая челюсть — настоящий великан!

— Ты допустил, чтобы у нас угнали коней, Нобль, но ты очень хороший человек. Такой хороший, что сам пойдешь в прерию и отыщешь лошадей, ведь тебе не терпится искупить свою вину, правда? Нобль, я хочу, чтобы ты отправился немедленно. Не возвращайся, пока не поймаешь по крайней мере четырех. С их помощью мы вернем остальных.

— Но…

— Немедленно, Нобль. Сию минуту. Я верю в тебя, Нобль. Приведи лошадей назад, вот и все.

Здоровяк потоптался немного, тщетно подыскивая нужные слова, чтобы вырваться из ловушки, но слова на ум не приходили. Он повернулся и горестно побрел ко второму костру, перепуганный не на шутку.

У костра на корточках устроился человек с орлиным носом по имени Мюррей. При виде Нобля он поднял голову.

— Ты вон туда ступай, Пит, — присоветовал он. — Моему серому трава на последней стоянке пришлась очень по вкусу. Он непременно туда вернется, а куда пойдет он, туда и другие.

Пит Нобль благодарно кивнул:

— Спасибо, Мюррей. Я попробую.

Он исчез в ночи. Мюррей допил кофе и встал. Порою, вот как сейчас, он жалел, что не остался в Ганнибале. Шатался бы себе по набережной, оно бы лучше было.

Мюррей подумал о Нобле. Бездарный человечишка; лучше он, Мюррей, прогуляется в прерию, больше толку будет. Он запасся едой и патронами и повернулся к сидящим у костра.

— Лошади нам позарез нужны. Схожу-ка я сам.

Пусть Пит Нобль идет вперед; он, Мюррей, отправится следом. Пусть Пит послужит мишенью. Пит станет отстреливаться, если сможет, а потом он, Мюррей, приведет лошадей.

— А тогда, — вслух объявил Мюррей, — я…

Он не докончил фразы и прикусил язык.

Полковник Томас Маклин бессильно откинулся к пню. Туго стянутые путами запястья невыносимо болели. А вот щиколотки — нет. Бандиты обвязали веревками сапоги, и, представься такая возможность, он бы просто вытащил ноги и был бы таков, но рассчитывать на это не приходилось. За пленником постоянно наблюдали. Впрочем, к пню его не прикрутили — и на том спасибо.

Наконец-то что-то произошло, что-то неожиданное и явно обнадеживающее. Лошадей угнали; на какое-то время ренегаты лишились возможности передвижения. Теперь, если бандиты попытаются покинуть лагерь, они окажутся на открытой равнине, где их за версту заметят: легкая добыча как для высланной на поиски кавалерии, так и для кровожадных индейцев.

Полковник подвинулся, устраиваясь поудобнее. Снова и снова Маклин доказывал бандитам, что он не Шерман, но кое-кто полагал, что пленник врет. Полковник понимал, что ренегаты хотят убить его, предварительно подвергнув пытке; в такой ситуации любое происшествие вселит в душу надежду.

Однако случившееся порядком его озадачивало. В лагере говорили, — а никто не пытался помешать пленнику слушать, — будто лошадей угнали трое-четверо белых. Кто бы это был? Армия США тут ни при чем; армии еще рано. Одного из бандитов нападавшие подстрелили; теперь Парли отослал этого типа Нобля в ночную прерию искать лошадей, а Мюррей увязался следом.

Еще день, может быть, даже два ренегаты не осмелятся сняться с места. Полковник прикинул свои шансы. Бандиты сообщили ему, что телеграфный кабель перерезан, о чем он и сам догадался, и что рельсы разобраны; но это задержки временные. Полковнику было приказано доложить о положении дел не откладывая. Исполнительность и пунктуальность Маклина известны всем; когда сообщение вовремя не поступит, власти немедленно примут меры. Исчезновение поезда будет расследовано с обоих концов магистрали, похищение обнаружено, и несколько кавалерийских отрядов или группы индейцев-разведчиков поспешат на помощь.

Не пройдет и сорока восьми часов, как пленника начнут искать; за эти сорок восемь часов Парли и его ренегаты надеялись добраться до владений чероки и затеряться среди индейцев: там отыскать их непросто или вовсе безнадежно.