Водительское удостоверение отсутствовало. Из удостоверения личности, предназначенного для оплаты товаров чеками, следовало, что владельцу двадцать семь лет.

— Пусто и еще раз пусто, — констатировал Майло.

— Можно посмотреть тело? — спросил я.

Задний дворик, занимавший такую же площадь, как концертный зал, выходил на неровную лужайку; в дальнем конце ее росли редкие березы, отгороженные живой изгородью из фикусов высотой в двенадцать футов. Живой забор прорезала готическая арка, открывающая путь к пятидесятифутовому бассейну, теннисному корту, кактусовому садику, мелкому пруду без рыб и к гаражу на четыре машины, приютившемуся в правом углу в конце участка.

Ни подъездной дорожки, ни какого-либо другого подхода к гаражу видно не было, и я задал Майло соответствующий вопрос.

— Они используют его как склад — старые вещи, одежда, лампы. Тебе следует посмотреть на все это. Я мог бы прожить жизнь, имея то, что они выбрасывают.

— Они оставляют свои машины перед домом?

— Да, и его «Мерседес-600». Во время концертов они паркуют машины на улице. Хотят, чтобы дом выглядел «эстетически чистым». Хорошо живут, а? Пошли.

Он провел меня за гараж, где женщина-полицейский охраняла тело Василия Левича, лежавшее на узкой полоске грязного железобетона. Сзади была еще одна живая изгородь из высоких фикусов; помимо них здесь стояли пять пластмассовых мусорных контейнеров. Свет работающего от батареи прожектора лос-анджелесского управления полиции раздражал. Майло предложил сотруднице полиции пойти отдохнуть, и она, благодарная, направилась к кактусовому садику.

Он отошел в сторону, чтобы я детально рассмотрел труп.

Убогое грязное место. Такие места есть даже в самых больших имениях, но в этом, прежде чем найти его, пришлось пройти сквозь два акра красоты.

Самое лучшее место для убийства в этом хозяйстве. Кто-то посещал это место раньше или был знаком с планом участка?

Я высказал эту мысль вслух. Майло долго обдумывал ее, но ничего не сказал в ответ.

Я подошел ближе к телу, вступив в зеленоватый свет.

В жизни Левич был красивым молодым человеком — этакий золотоволосый мальчик. Его лицо, обрамленное густыми локонами, ниспадавшими на плечи, безучастно смотрело в ночь. Выступающие нос, подбородок, скулы, резко очерченный лоб. Длинные пальцы рук застыли в умоляющем жесте. Под тяжестью его тела смялись фалды визитки. Накрахмаленная белая сорочка, теперь почти темно-красная, была разорвана; сквозь прореху виднелась безволосая грудь. Узкая семидюймовая рана с загибающимися краями прорезала тело от пупка до грудины. В ране я заметил нечто бледное и червеобразное. Завиток кишки.

Белый галстук-бабочка из пике тоже был в крови. Глаза выпучились. Изо рта вывалился распухший язык. Горло окружало кровавое ожерелье.

— Сорочку разорвали младшие медицинские работники? — спросил я.

Майло кивнул.

Осмотрев тело, я отошел в сторону.

— Какие-нибудь идеи?

— Беби-боя зарезали, Джули Киппер задушили, а этому бедолаге досталось и то и другое. Ножевую рану нанесли до или после смерти?

— Коронер говорит, что, вероятно, до смерти. Потом на шее затянули проволоку. Что скажешь? Эскалация серийных убийств?

— Возможно, цель убийцы — удушение, но порой ему приходится отклоняться от плана. Садистам и сексуальным психопатам нравится душить свои жертвы, потому что это нечто глубоко личное, замедленное и удовлетворяет жажду власти со все нарастающей силой. Справиться с Джули было легко благодаря ее миниатюрности. К тому же ограниченное пространство ванной комнаты стесняло ее движения, поэтому убийца начал получать удовольствие сразу же. Левич был здоровым молодым человеком, и его пришлось сначала лишить способности к сопротивлению.

— А что насчет Беби-боя? Насколько мне известно, вокруг шеи у него ничего не было. — Беби-бой был очень крупным мужчиной. Такого задушить трудно. Кроме того, его убили в посещаемом месте, на городской аллее, где мог оказаться любой прохожий. Вероятно, убийца проявил осторожность. Или кто-то спугнул его до того, как он закончил свое дело.

— Интересно сравнить, схожи ли раны Левина и Беби-боя. Я спрошу у Петры. До сих пор мы не думали о том, что эти два дела имеют что-то общее.

Взглянув на меня, Майло покачал головой. Еще раз посмотрел на тело Левича.

— Как бы ни обернулось это дело, Алекс, мне предстоит рутинная работа. Нудно, но необходимо провести идентификацию присутствовавшей на концерте публики, потолковать с соседями насчет подозрительных лиц, просмотреть записи о недавних визитах бродяг. Слишком много для одного благородного рыцаря. Ребята, занимавшиеся этим делом с самого начала, — пара молодых инспекторов, неопытных в раскрытии преступлений. Они утверждают, что хотят приобрести опыт. И кажется, они благодарны дядюшке Майло за его советы. Я нагружу их тяжелой работой, созвонюсь завтра с нью-йоркским агентом Левича и выясню, что можно о нем узнать.

— Удачи, босс, — сказал я.

— Это я, — ответил он. — Президент кровавых дел. Насмотрелся вдоволь?

— Более чем вдоволь.

Мы вернулись в дом, а я все размышлял о том, как Василия Левича оставили умирать рядом с мусорными контейнерами. Как Беби-боя бросили в глухом закоулке и как Джульетта Киппер умерла в туалете.

— Унижение этих людей — вот в чем проблема. Превращение искусства в отбросы, — заключил я.

На следующий день Майло пригласил меня на встречу. В пять часов вечера в задней комнате того же самого индийского ресторана.

— Приду. Есть что-нибудь новое?

— Агент Левича и его мать ничего нового не сказали. Мать в основном рыдала, а агент сказал только то, что Василий был красив и поразительно талантлив. Вот почему я хочу с тобой посоветоваться: по словам Петры, рана Левича — точная копия раны Беби-боя. К тому же коронер сообщил мне, что провод, обнаруженный на Левиче, той же толщины и прочности, как тот, что использовали для удушения Джули. И твоя догадка насчет того, что убийцу Беби-боя могли спугнуть, возможно, верна. Оказывается, в глухом закоулке был свидетель, бездомный бродяга, пьяный в стельку. По этой причине, а также из-за темноты его описание преступника не многого стоит. Но не исключено, что убийца почувствовал его присутствие и дал деру.

— А каково описание?

— Мужчина в длинном пальто. Он подошел к Ли, поболтал о чем-то, а потом сделал движение, похожее на крепкое объятие. Мужчина уходит. Ли падает. Убийца не сделал никакого движения в сторону бродяги — Линуса Брофи, а там кто его знает.

— Убийца не пошел бы к Брофи.

— Почему?

— Из-за своего «пунктика». Мы имеем дело с человеком, преследующим весьма специфические цели.

Собрав свои бумаги, я поехал в кафе «Могул». Та же самая женщина в сари, гостеприимно улыбаясь, проводила меня через весь ресторан к неприметной двери рядом с мужским туалетом.

— Он здесь!

Комната без окон, надо думать, служила когда-то складским помещением. Майло сидел за столом, накрытым на троих. Позади него стоял спальный диван, прислоненный к стене. На диване лежали плотно свернутые постельные принадлежности, стопка индийских журналов и пачка бумажных салфеток. Сквозь потолочную решетку проникал запах карри.

Когда я садился, он окунал некое подобие вафли в сосуд с красным соусом. Соус превращал его губы в нечто похожее на печень.

— Ты, наверное, произвел большое впечатление на нашу хозяйку.

— Я даю хорошие чаевые, и они полагают, что в моем присутствии более защищены. — У них были какие-нибудь проблемы?

— Обычные — надоедают пьянчуги, нежеланные люди со своими предложениями. Пару недель назад, когда я был здесь, какой-то идиот, предлагавший им купить сухие цветы в качестве средства, немедленно погружающего в нирвану, стал неуправляем. Я предпринял несколько дипломатических шагов.

— А теперь ООН требует от тебя соответствующего доклада.

— Ну, этой деревенщине, кажется, нужна помощь. А вот и она. Майло встал, чтобы приветствовать Петру Коннор.