…Ну, кажется, на все твои вопросы ответил. Теперь расскажу, почему я не написал раньше, как было обещано.

Через месяц после твоего отъезда меня здорово избили, опишу тебе всю эту историю с самого начала. Почерк у меня неразборчивый, но ты уж прости – пальцы плохо работают, до сих пор не мог держать карандаш в руке. Да я и сейчас лежу пластом, а Сарра то и дело подносит мне еду, будто призовой телке, которую она откармливала к ярмарке.

После того, как ты уехал, все шло хорошо. Мы не дали выделить Могенса Петри, нас за это арестовали, но суд решил дело в нашу пользу, и после того в союз вступило много новых членов. Фермеры поняли, что с потерей закладных можно бороться, если сплотить ряды; можно и получать ссуды семенами и фуражем, и добиваться моратория на закладные, и тому подобное. Старик Могенс Петри говорил, что второго такого счастливца, как он, во всей Южной Дакоте не найти, ведь мы не позволили шерифу выкинуть его с фермы, где Могенс хозяйничал сорок лет подряд. Он здесь самый первый поселенец, а сейчас работает на союз не покладая рук.

Вот тебе еще один пример: мы решили отпраздновать победу и приехали в субботу в Сэлки, – а ты знаешь, что это центр всего округа, – и провели там весь день. Поставили фургон напротив лавки Милкета и произносили с него речи, а наши ребята продавали в толпе «Фермерскую газету». Хочешь – верь, хочешь – нет, народ съехался со всего округа, все были, у кого только хватило бензину дотащиться до города. Джулиус Боско произнес замечательную речь, а в толпе никто и не думал заигрывать с женщинами, все слушали Джулиуса, слова не проронили. Народу собралось тысячи две – и все больше наших, – и в союз вступило семьдесят шесть человек, в том числе и двое индейцев, чему мы очень рады. Связь с индейцами у нас пока неважная; а их в наших местах много, ведь здесь резервация. Победа большая. Думаю, что ты был бы непрочь увидеть все это собственными глазами. За месяц, который прошел со времени твоего отъезда, наш союз заметно вырос.

Ну, а через неделю нам преподнесли такой сюрприз, какого никто и не ждал. Посбили нам гонору. Слишком уж мы зарвались, вообразили, что трест не осмелится больше выселять народ. Один только Генри Плат смотрел на дело трезво. Говорил: – Распушились вы, как индюки, думаете, только вам и заботы теперь, что попивать содовую. Борьба начинается – они еще лягаться будут. – А ему никто не верил. Ну, теперь-то мы стали умнее.

В субботу вечером, через неделю после нашего торжества в Сэлки, был у нас назначен митинг в одной школе около Бельвиля. На обратном пути между Сиссибелом и Сэлки пришлось остановиться. Видим, посреди дороги стоит несколько машин – штук пять. Вокруг большая толпа. Похоже было, что несчастье случилось, мы остановились – может, помощь понадобится. А ехала наша компания на танцевальный вечер. Настроение у всех было хоть куда, знали, что в Бельвиле предстоит повеселиться. Ехали с нами Джулиус Боско, Курт Уоллес, старик Могенс Петри, Кларенс Шипли и сын Могенса – Джеспер, который только что обручился с Эммой Скарнегел – хорошая девушка, тебе бы она понравилась. Вот бы ты хохотал, увидя меня в новой панаме, за которую отвалил восемьдесят девять центов! И правильно бы сделал – не следовало мне ее надевать. Заважничал я, был такой грех.

Вылезти из машины нам так и не пришлось. Только мы остановились, видим – окружают нас человек тридцать, и все с ружьями. Молчат, как убитые. Окружили машину и наводят на нас ружья.

Я не знаю, что и подумать. Вижу – некоторые знакомые. Не друзья, а просто знакомые. Ну, скажем, вроде как фермеры из округа Хака, или как Джон Бэбек. Некоторых совсем не знаю. Потом уже выяснилось, что они из соседних городов. А есть и шелопаи из Сиссибела, Сэлки, Ист-Бриттерса – все такой народ, которым только и дела, что торчать на углах или околачиваться в салунах да бильярдных. Хотя среди них были и такие важные персоны, как майор Паульсон, начальник местного комитета по оказанию помощи безработным, Питер Тиффлер, секретарь легионеров в Сиссибеле, Джон Сондегард с элеватора и тому подобная публика. Всякий народ тут был, а я гляжу на них и ничего не понимаю.

Потом вижу, стоит шериф из Блэк-Рока, Эмиль Саттер. Думаю, уж не банк ли ограбили, может быть, это застава?

Нут вот – стоим так, они молчат, и мы тоже не знаем, что сказать. Вдруг в толпе кто-то крикнул: – Вылезай из машины, красная сволочь! – У нас просто дух заняло от удивления. Наконец Джyлиуc говорит: – Ты что это, Джонни, пьяный, что ли? (Джулиус маху не дал. Они все были вдрызг пьяные. Должно быть, с самого утра накачались, на такое, грязное дело трезвым не пойдешь. А этот Джонни работает клерком в тресте «Ист-Бриттерс», так что сам понимаешь, как он очутился в такой компании.)

Мы все еще ничего не поняли. Но они нам не долго дали раздумывать. Сондегард подходит к машине с дубинкой в руках – и ветровое стекло вдребезги. Осколки так и посыпались, но хорошо хоть, что кроме Джеспера Петри никому не досталось. Одна стекляшка, круглая, как монета, так и врезалась ему в щеку. Тут все закричали в один голос: – Выходи из машины! Понравилось? – А один какой-то орет: – Слезоточивым газом их угостить! (У них даже бомбы были. Шериф дал.)

Джулиус одним прыжком из машины. Его не запугаешь. После войны он таким уважением у нас пользовался. Ему и не мерещилось, что такое может случиться. Я-то был умнее. Здорово перепугался.

По-моему, ты Джулиуса у нас не видал, он тогда был в поездке, выступал на митингах. Так вот, Джулиус, – большой, плечистый парень. Сейчас ему лет сорок пять. Когда он приехал с войны, Блэк-Рок так им гордился, что в честь него даже хотели назвать зал собраний легионеров. У него было две медали и личная благодарность от президента. Но Джулиус сказал – нет. Назовите, говорит, лучше «Форпост свободы». (Ну, об этом речь дальше будет.)

Джулиус прихрамывает на правую ногу, ему на войне четыре пальца оторвало снарядом. Ты не слыхал, как его папаша Эммет об этом рассказывает? Забавно! Эммет говорит: – Правительство дало Юлигусу (это он его так зовет) медаль в обмен на пальцы, а он, дурень, считает, что сделка не такая уж выгодная. – Для Эммета хуже войны ничего нет. Сам Джулиус теперь такого же мнения придерживается, а раньше смотрел на это по-другому.

Так вот, выскочил он из машины и хватает Сондегарда прямо за рубашку. – Ты что это, Пит, рехнулся, что ли?

Сондегард сплюнул табачную жвачку и говорит: – Мы, Джулиус, честные граждане Блэк-Рока, большевиков мы здесь больше не потерпим. Мы все входим в комитет по охране общественного спокойствия и нарушать законы не позволим. – Как тебе это нравится? – Некоторые из ваших фермеров, говорит, слоняются без дела, налогов не платят и долгов не отдают, да еще суются куда не следует, когда шериф исполняет свой долг. Нам ваш союз не нравится, мы его больше не потерпим.

– Вот оно что? – говорит Джулиус. – Ты, видно, закладными очень интересуешься, Пит. Поэтому тебе наш союз и не по нутру.

Тогда Сондегард толкнул Джулиуса и заорал на него во всю глотку: – Я с тобой, красная сволочь, спорить не буду! – кричит. – Мы вас заставим уважать закон.

– Как же это ты нас заставишь, Пит? – спрашивает Джулиус.

А тот говорит: – Вот как, – и дает два тумака Джулиусу. (Потом уж выяснилось, что он сломал ему шесть ребер.) А в придачу еще кулаком по шее. Джулиус так и рухнул наземь. Я думал – не выдержу. Вот взял бы и уложил на месте эту сволочь.

Джулиус – здоровый детина, а Сондегард еще здоровее. Фунтов двести шестьдесят весит – не меньше. Как дерево в три обхвата. Помню, раз он поспорил с Нильсоном, что с одного удара оглушит телку. И оглушил! Ударил ее в лоб. У телки ноги подогнулись, и конец – будто ее молотом стукнули.

Мы увидели, как он с Джулиусом обошелся, хотели было выскочить из машины, но тут кто-то выстрелил, а остальные двустволками в нас так и тычут. Ну, мы, конечно, дальше не полезли.