Данте отослал Ньюбери, кратко напомнив, что ему платят зарплату за другие обязанности и что это не его ума дело. А сам остался ждать. Девять часов. Десять. Десять тридцать.

Медленно разгоравшаяся ярость наконец захватила его целиком. Факт оставался фактом: Лейла так и не пришла.

Данте не привык сидеть сложа руки и ждать. Черт возьми, во всяком случае, у нее перед ним моральный долг.

Поставив перед собой телефон, он набрал ее домашний номер. Никто не ответил. Он долго держал трубку. Пусть ее нет дома, но куда, черт возьми, девались ее мать и тетка? А что, если несчастный случай? Но тут взгляд его снова упал на газету. Фотографию сопровождала статья. «Все еще не оправившийся от ранения, полученного при взрыве моста, сын выдающегося промышленного магната вернулся домой героем… окруженный семьей и заботой своей возлюбленной Лейлы Коннорс-Ли. На вопрос, можно ли в скором времени ждать свадебных колоколов, улыбающийся Самюэл Флетчер ответил репортерам:

— Полное выздоровление сына — это, очевидно, первое дело. Мы верим, что впереди нас ждет только хорошее».

Что и говорить, несчастный случай. Но его жертвой стал он, Данте Росси! Он вел себя не менее опрометчиво, чем подросток, впервые севший за руль гоночной машины. Он выставил себя на потеху всем, кто видел, как он потерял голову на Пойнсиане.

— Болван! — Ударом кулака он отправил в полет корзинку для бумаг. Сообщения и электронная почта, накопившиеся почти за четыре недели, разлетелись по ковру.

На подписание делового контракта у него уходило больше времени, чем на предложение выйти замуж, сделанное совершенно незнакомой женщине. Такое странное помрачение рассудка можно было объяснить разве что какой-то редкой разновидностью тропической лихорадки. Конечно, рано или поздно он выздоровеет, но жаль, что он успел втянуть свою семью в этот нелепый фарс.

Он знал, что дома ждут его объяснений. И они получат их. Но не сейчас. Пока он еще не может доверять себе. Слишком велика его ярость. Данте предпочел бы умереть, чем показать, что удар нанесен его гордости.

Он подверг себя унижению, действуя как дурак на глазах у многочисленных свидетелей. Проклятие, как он мог совершить такую глупость? Из восьми или девяти недель, что он знал ее, они провели вместе меньше половины.

То, что произошло, не имеет отношения к любви. У этого есть совсем другое название.

Разумеется, ей ближе мир Флетчеров с их родословной и финансовой империей. А он сын простых рабочих. Иммигрантов, вкалывавших до седьмого пота. Людей, которые по-простому живут, по-простому говорят. Правду они не лакируют, потому что от этого не прибавится хлеба на столе или башмаков у детей. Он спутал физическое влечение с любовью, выставил себя круглым дураком. Но ничего, через пару дней он придет в себя и разберется в собственных мыслях.

Но прежде всего — бизнес. Последние восемь лет он вкалывал как раб, чтобы поднять компанию на нынешнюю высоту. Не может же он позволить, чтобы все вылетело в трубу из-за того лишь, что лопнула любовная интрижка.

— Если кто-нибудь спросит, меня нет, — снова потянувшись к телефону, сказал Данте своей помощнице. — Два дня назад вы получили от меня факс из Брюсселя. С тех пор вы не знаете, где я и когда вернусь.

До шести вечера он работал не поднимая головы, пока все вопросы, требующие его внимания, не были решены. А в голове все время билась мысль о ней.

Что, если она заболела? Или ее мать? Или чокнутая тетка? Может быть, есть разумное объяснение статье в утренней газете?

Данте потер горевшие от усталости глаза и включил телевизор, программу новостей. Как раз заканчивалась информация с рынка ценных бумаг.

«А теперь последние сообщения об Энтони Флетчере, — объявил ведущий. На экране появилась вчерашняя сцена в аэропорту. — Флетчер находится дома, — продолжал репортер, —и чувствует себя достаточно хорошо, чтобы принимать визитеров».

Картинка изменилась, и теперь показывали поместье Флетчеров, высокими стенами огражденное от любопытной публики. Но женщину, вышедшую из машины, вооруженный страж моментально узнал и разрешил пройти в ворота. Там ее встретила миссис Самюэл Флетчер, заключила в объятия и повела в дом.

Значит, она не больна. Не лежит с переломанными ногами. Ничего не произошло. Или, точнее, произошло именно то, о чем говорил Ньюбери. Она, охотясь за богатством, карабкается вверх по социальной лестнице.

Ну и черт с ней!

Полтора часа спустя Данте уже ехал в Уистер-Блэкомб и там, на лыжном курорте, провел уи-кенд, бросая вызов смертельной опасности.

Это было в духе Данте Росси.

Из-за утренней тошноты Лейла опоздала на работу. Она пришла, на полчаса позже обычного.

— Лейла, вас не было… в пятницу. — Гейл Уотте протянула ей пачку сообщений. Гейл была секретарем Лейлы и еще двух торговых агентов по заграничным закупкам.

В пятницу Лейла была погружена в собственные заботы и не подумала о том, что ее отсутствие может вызвать беспокойство.

— Я плохо себя чувствовала. Впрочем, это меня не оправдывает. Надо было предупредить вас. Я упустила что-то важное?

— Ничего особенного. — Гейл склонила голову набок и сочувственно оглядела Лейлу. — У вас и сегодня вид далеко не цветущий. Вы уверены, что вам не следовало остаться дома, в постели?

— Сейчас, только переведу дух — и буду в порядке. — Лейла попыталась улыбнуться, скрывая подступавшую к горлу тошноту.

— Конечно. Кофе поможет?

Доктор Маргарет Дирборн, к которой они ездили в пятницу, уверяла, что беременность протекает нормально. Обычно такое состояние длится первые три месяца. Одна мысль о кофе снова вызвала у Лейлы тошноту.

— Нет, спасибо. — Она села, чтобы не упасть, и краем глаза заметила, что кто-то оставил у нее на столе увядшую орхидею.

— Если передумаете, только скажите мне. Ах да, кстати, на случай, если вы не слышали, босс вернулся.

— Данте вернулся? Вы уверены? Я ждала его только к вечеру.

— Я видела его собственными глазами не больше пятнадцати минут назад.

— О, замечательно! — Радость заставила тошноту отступить. Уже на полпути к двери Лейла обернулась: — Гейл, я правда плохо выгляжу?

— Теперь вид уже не такой, будто вас только что выкопали из-под земли, но немножко румян не повредило бы.

По пути Лейла столкнулась с Карлом Ньюбери. Что-то в выражении его лица, какой-то намек на злорадное удовлетворение, поразило ее. Неприятная судорога опять свела желудок.

Она проигнорировала его изучающий взгляд и прошла в крыло, где сидело руководство компании. Помощницы Данте в приемной не было. Только Гэвин Блэк что-то искал в картотеке.

— Босс там, и у него никого нет, — улыбнулся он, кивнув на закрытую дверь кабинета Данте.

Данте сидел за столом и говорил по телефону. Когда она вошла, он чуть вскинул брови, отвернулся к окну и продолжил разговор.

Она не услышала радостного возгласа приветствия, которого ждала. Неудивительно, его мысли заняты другим, подумала Лейла. Примостившись на одном из кресел, стоявших по другую сторону стола, она старалась прогнать растущее чувство неловкости. Праздничное сияние ее глаз казалось совсем неуместным.

Собеседник сказал что-то, вызвавшее гнев Данте. Повернувшись, он стукнул карандашом по столу. Под глазами тени усталости, возле рта углубились горестные складки. Не в силах удержаться, Лейла перегнулась через стол, чтобы убрать волосы у него со лба. Но он резко отпрянул. Отвел глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом. Дурное предчувствие превратилось в тревогу, комом вставшую в груди.

Встав с кресла, она подошла к дальнему окну кабинета. Стояло дивное апрельское утро. Цветущие сливы и тюльпаны сулили скорое наступление знойных летних дней. На севере высились снежные вершины гор. На западе река отражала небо какой-то первобытной голубизны. Лейла постаралась найти объяснение своим плохим предчувствиям. Говорят, беременные женщины порой неадекватно воспринимают окружающее. Данте устал и рассеян. Вот и все. Разве не так? — Ты хотела меня видеть? — вопрос раздался как выстрел.