Когда же автомобиль покатился под горку, я конечно сразу подумал, а что будет, если он разовьет очень большую скорость? И само собой разумеется, решил, что мне надо будет быстро нажать на тормоз.

Так оно и произошло, и я хотел затормозить, но педаль тормоза под моей ногой без всякого сопротивления утопилась, — это может подтвердить Кийлике, он стоял на подножке.

Я схватился за ручной тормоз, но у него сразу отвалилась ручка, — Каур отвинтил от нее гайку, чтобы поставить на карбюратор, там одной гайки не хватало.

Наш классный руководитель учитель Пюкк рассказывал нам, что человеческий мозг в критические минуты жизни работает с удесятеренной быстротой. И это чистая правда. Как только автомобиль помчался между опытными грядками, в голову мне ударила мысль, что его, пожалуй, можно бы остановить, если съехать с садовой дорожки так, чтобы передние колеса оказались по одну, а задние по другую сторону огуречной грядки. Но Кийлике разгадал мой план и заорал страшным голосом:

— Влево нельзя! Влево нельзя! Мы вчера там рыхлили! — И потянул руль вправо, чтобы заставить меня использовать для торможения грядку с редисом, — работа по борьбе с сорняками там еще не проводилась.

Но пока мы боролись, обе грядки промелькнули мимо, впереди оставались только две возможности: или посадки крыжовника, или пруд, где брали воду для полива. И я выбрал крыжовник. Потому что я не знал глубины пруда, а человек в нашем обществе — самая большая ценность и звучит гордо.

Ну вот, я теперь честно рассказал, как оно было на самом деле. И никакой нашей вины тут нет, мы просто хотели проверить, заведется или не заведется машина.

В правилах дорожного движения сказано, что ключ от зажигания нельзя забывать в автомобиле, и это чистая правда. Где халатность, там и несчастье!

А ту штуку, которая крутится под коробкой распределителя, мы отыскали. Кийлике позабыл ее у себя в кармане.

Чтобы объяснить, как все произошло на самом деле, я должен начать с того урока литературы, когда учительница рассказывала нам о Пушкине и о том, как Онегин застрелил Ленского. Он сделал это на дуэли с расстояния двадцати пяти шагов.

После урока литературы у нас был урок труда, мы убирали на школьном огороде корнеплоды. Юхан Кийлике подошел ко мне и заблеял:

— Ме-е, ме-е, ме-е!

Этим он меня оскорбил. И я под влиянием рассказа учительницы по литературе схватил рукавицу Виктора Каура, потому что своей у меня не было, и бросил ее в Кийлике.

Ученик Топп вызвался быть моим секундантом и отмерил двадцать пять шагов. А Виктор Каур стал секундантом Юхана Кийлике и принес нам обоим по помидору.

На поединке или дуэли у противников должно быть одинаковое оружие, это известно каждому, но Каур дал мне зеленый помидор, а Юхану Кийлике — гнилой. Поэтому я не смог стоять во весь рост до конца дуэли и в нужный момент бросился плашмя на землю. Гнилой помидор Кийлике пролетел надо мною и шмякнулся прямехонько об живот нашего классного руководителя, учителя Пюкка, — в эту секунду он подошел к нам посмотреть, как идет работа.

Классный руководитель очень рассердился, потому что на пальто осталось пятно и еще потому, что это нехорошо — швыряться продуктами питания. Меня и Кийлике отправили в школьную канцелярию и заставили там стоять. И это было несправедливо. Ведь гнилой помидор отыскал Каур, а бросил Кийлике — при чем же тут я?!

Вначале мы стояли возле дверей канцелярии, но когда счетовода товарища Мятас вызвали взвесить мясо для нашей интернатской столовой и в канцелярии никого, кроме нас, не осталось, Юхан Кийлике переместился поближе к полке, где лежали иллюстрированные журналы. Я сделал то же самое.

Вот тут-то Кийлике и заметил статью до того интересную, что у нас даже дух захватило. В статье говорилось, что любой незнакомый язык можно без всякого труда выучить во время сна. Надо только записать слова и всякие склонения на магнитофонную ленту и ночью, пока спишь, несколько раз ее прокрутить.

Мы прочли статью два раза подряд. Кийлике возмутился:

— Видал историю! Почему нам ничего об этом не сказали?

Я предположил:

— Может быть, еще не успели.

Но Кийлике не поверил и сказал:

— Нам этого просто-напросто не хотят говорить. Если все начнут во сне без всякого труда изучать языки, учительница английского языка останется без работы. И учительница русского языка тоже. Куда же они тогда денутся, а?

Настоящий пионер не должен желать людям зла, поэтому мы с Кийлике решили никому не рассказывать о новом способе обучения. Но Кийлике слова своего не сдержал. Мне это вскоре стало ясно. Вечером, когда я вернулся после катания на лыжах, в комнате стоял гвалт — ребята рассуждали, где бы раздобыть магнитофон. А Виктор Каур предлагал всем купить у него за пятнадцать копеек учебник по английскому языку, но это, конечно, была шутка.

Я очень рассердился на Кийлике за то, что он выболтал нашу общую тайну без меня. Я сказал:

— Теперь я вижу, как некоторые выполняют свои обещания! Грош цена твоему честному слову! А ты подумал, что будет с учительницей английского языка?

Кийлике возразил:

— С учительницей ничего не случится. Нам вовсе незачем выучивать английский язык сразу до самого конца. Мы станем учить во сне только то, что задано на завтра. А это повысит процент успеваемости в школе, только и всего.

Против высокого процента успеваемости выступать нельзя. И я вместе со всеми стал думать, где достать магнитофон. Вот тут-то мы и вспомнили о магнитофоне, который хранится в шкафу кабинета языков. Да еще с лентами, где записаны отрывки для чтения по английскому языку на целое полугодие. И еще отдельно незнакомые слова из каждого отрывка. Учительница по английскому языку во время уроков заставляет нас слушать эти записи, чтобы мы лучше усваивали произношение. Мы посовещались, быстренько составили план действий. Перво-наперво посмотрели, нет ли кого в коридоре. И отправились в кабинет языков, выяснить, хорошо ли заперта дверца шкафа. Разумеется, мы сделали это тайком, чтобы не нарушать тишины в интернате. Дверца шкафа была заперта на совесть, но Кийлике сказал, что он сын слесаря и внук взломщика, и если немного заглушить голос его совести, то открыть дверцу для него, Кийлике, плевое дело.

Мы стали заглушать голос совести Юхана Кийлике.

— Мы же не воровать идем. Только одолжим нужную вещь ненадолго, — сказал ученик Каур.

— Технику надо использовать с толком, — добавил я.

— Никто никогда не запрещал пользоваться учебными пособиями для учебы — убеждал Юхана Кийлике Каур.

И так далее.

А ученик Топп, который в это время смотрел в окошко, сказал, что вообще-то можно было бы попросить разрешения у воспитателя Рехеметса, чтобы взять магнитофон, но — видите, видите, видите! — именно в эту минуту воспитатель Рехеметс шагает с сеткой в руках в сторону магазина. После сообщения Топпа голос совести Юхана Кийлике окончательно заглох, и Кийлике вытащил из нагрудного кармана гвоздь с загнутым концом.

Бумагу надо экономить, поэтому я не стану описывать, как мы перетаскивали магнитофон в спальню, — мы просто-напросто пронесли его под полою, — а сразу перейду к описанию времени ночного покоя. Ночной покой, как всем известно, по внутреннему распорядку интерната начинается в двадцать два часа тридцать минут.

Когда воспитатель Рехеметс заглянул в нашу комнату, он увидел, что все мальчики спят глубоким сном, но как только дверь за ним закрылась, мы все до одного вскочили с кроватей. Юхан Кийлике взял пять спичек и отошел в угол комнаты. Потом крикнул:

— Жеребьевка-мышеловка! Кто вытянет спичку с головкой, во сне проходит подготовку! — И велел нам тянуть жребий.

Я тянул первым, мне сразу попалась обломанная спичка, поэтому остальные ребята и тянуть не стали. По уговору, дежурил тот, кому попадется спичка без головки, — он должен будет ночь напролет включать и выключать магнитофон. Все, кроме меня, хором сказали: «Кому не везет в игре, повезет в любви» — и юркнули назад в свои кровати. Эти слова относились ко мне, но были слабым утешением.