— Да, и не удивляйтесь, — говорил Кедров, — агитацией. Нужно постоянно вести агитацию, возбуждать среди населения, железнодорожников энергию к самодеятельной работе по восстановлению и укреплению транспорта. В борьбе против саботажа и саботажников используйте силы ячеек РКП(б), помогайте им в создании местных Советов.

В конце своей яркой и страстной речи Кедров потребовал от нас постоянно быть в курсе современной жизни и информировать транспортный отдел и полпредство ЧК о всех событиях на фронте и на транспорте.

Ответив на вопросы (их было немного) чекистов, Кедров отпустил нас, оставив только старшего группы Малышева.

Нам было разрешено пойти домой, собрать все необходимое и собраться в определенное время в условленном месте. В ту же ночь наш поезд отправился на запад, к границе с Грузией. Группа следовала в одном эшелоне с войсковым штабом. В наше распоряжение было выделено несколько вагонов.

Эшелон двигался очень быстро, была одна задержка — белогвардейцы взорвали мост через реку. От Тифлиса вслед за наступающей Красной Армией дошли до Батуми. Были встречи с железнодорожниками, местными жителями. На этих встречах мы полностью оценили значение указаний Михаила Сергеевича. Мне запомнилась встреча со старушкой грузинкой на ее подворье. Смотрит на меня эта старушка и с сильным акцентом говорит: «Какие же хорошие вы, большевики, а нам чего только не говорили о зверствах большевиков. А вы хорошие, добрые люди и не похожи на тех зверей, какими вас изображали».

Пожалуй, после этой встречи и слов старушки я понял слова Кедрова о необходимости завоевания симпатий населения, соблюдения советских законов…

После освобождения Грузии и установления Советской власти наша головная группа влилась в транспортный отдел Закавказской ЧК. Налаживать ее работу помогал полномочный представитель ВЧК М. С. Кедров. Это был деловой человек, до фанатизма преданный революции, строгий и требовательный и в то же время скромный товарищ. Вспоминается такой случай. Еще до отъезда нашей группы в Грузию на Каспийском море задержали судно с контрабандой риса. По правилам того времени полагалось часть контрабанды раздать тем, кто ее задержал, — пограничникам, чекистам. В соответствии с этими правилами составили список для раздачи причитавшейся нашему подразделению части риса. Представили этот список М. С. Кедрову на утверждение. Паек-то тогда был скудным. Кедров список этот утвердил, вычеркнув предварительно из него свою фамилию. Находясь в Закавказье, Михаил Сергеевич отказывался от каких-либо приношений, подарков и приглашений «на хлеб-соль». На сей счет он был человеком весьма щепетильным. Все мы учились у Кедрова скромности, деловитости и чуткости.

Сам Кедров был истинным чекистом, беспредельно преданным делу Ленина, взыскательным к себе и товарищам, в высшей степени организованным работником. И в то же время это был реальный, земной человек, чуткий товарищ, требовательный и заботливый начальник.

Публикуется впервые

Наш отец Христиан Фраучи был общителен, любил молодежь. Летом к нам в Ждани приезжали друзья брата Артура — студенты. Стол всегда был накрыт на 10–12 персон. И отец никогда не высказывал неудовольствия по этому поводу. А многочисленные родственники! Сестры матери с мужьями — Подвойские, Кедровы, сестры Мария и Элеонора. Все всегда с детьми. У Кедровых три сына — Бонифатий, Юрий и Игорь, у Подвойских четверо детей — Олеся, Лида, Лева и Нина. И всех отец принимал радушно.

В период столыпинской реакции, когда прогрессивно настроенные люди и революционеры были вынуждены скрываться от преследования охранки, Н. И. Подвойский и особенно часто М. С. Кедров месяцами скрывались у моего отца.

Михаил Сергеевич был необыкновенным рассказчиком. Его с интересом слушали и мой отец, и вся наша молодая поросль, в том числе и я. Мой отец был выходец из Швейцарии. Приехав в Россию, отец был удивлен несправедливостью строя в царской России. Но он только видел эту несправедливость, а ему хотелось понять, почему это происходит. В Швейцарии он окончил только начальную школу. Но любил читать книги, читал много, всю жизнь, и полюбил русскую литературу. Он внимательно прислушивался к рассказам Н. И. Подвойского и особенно М. С. Кедрова. Эти рассказы и чтение способствовали просвещению Христиана Фраучи.

Но особенно сильное влияние Кедров оказал на моего брата Артура Христиановича Фраучи, студента Петербургского технологического института. В 1916 г. Артур окончил институт и по совету своего учителя, крупнейшего ученого в области металлургии профессора В. Е. Грум-Гржимайло, поехал работать на уральские металлургические заводы, чтобы овладеть специальностью инженера-металлурга. Там, на Урале, он восторженно встретил Февральскую революцию 1917 г. Летом того революционного года по вызову Кедрова Артур Фраучи вернулся в Петроград и окунулся в атмосферу революции.

Кедров был истинный революционер огромного диапазона, самой высокой идейной и моральной чистоты. Вместе с тем это был исключительно интересный человек. В 1934 г., когда я работал дежурным врачом Лечсанупра[74] Кремля, ко мне пришел М. С. Кедров и сказал: «Знаешь, Виктор, доктор Николай Нилович Бурденко сказал, что необходимо ампутировать мне ногу. У меня облитерирующий эндоартериит[75]. Ужасно болят пальцы, и пропал пульс на артериях, и типичная для болезни „перемежающаяся хромота“». Помнится, заболевание он назвал по-латыни.

«Но я не согласился на ампутацию, — продолжал Михаил Сергеевич, — и, представь, вылечил свою ногу». Я внутренне ахнул: ведь Николай Нилович Бурденко — светило, первый хирург страны. Он — главный хирург Советской Армии, первый президент Академии медицинских наук. Его заключение — инстанция последняя: если он сказал, что надо ампутировать, значит, конечность гибнет, спасти ее нельзя. И вот — вылечил! Но как? «А очень просто, — говорит Михаил Сергеевич. — В ногу поступает мало крови, сначала чернеют и гибнут пальцы — стопу надо отнимать, потом приходится ампутировать голень, а далее — бедро, потом — часто сепсис — и смерть. Значит, надо расширять сосуды, чтобы крови в ногу поступало больше. Поэтому я сконструировал каркас для ноги, вмонтировал туда ряд электрических лампочек и каждую ночь всовывал больную ногу в этот каркас и зажигал лампочки. Спать сначала было неудобно, но я вскоре привык. И предстань: через месяц у меня появился пульс на более крупной — задней большеберцовой артерии (он конечно же назвал ее по-латыни), но позднее появился пульс и на более мелкой — тыльной артерии стопы. И вот, я вполне здоров».

Михаил Сергеевич был человек весьма разносторонний. Он писал даже пьесы революционного характера, одну из которых поставили в московском театре со своеобразным названием — «Теревсат» — театр революционной сатиры. Позднее этот театр был переименован в «Театр революции».

Таков был Кедров, этот уникальный человек.

Публикуется впервые

Врачебную деятельность М. С. Кедров начал главным врачом военного госпиталя в городе Кашине Тверской губернии. В декабре 1916 г. по его просьбе он был направлен на борьбу с эпидемиями в Закавказье на Персидский фронт.

В мае 1917 г. М. С. Кедров был вызван в Петроград… Начал работать врачом в статистическом бюро «Союза городов»…

В сентябре 1917 г. М. С. Кедров по заданию партии выехал в Омск. Формально он ехал как врач: «Союза городов» по делам размещения беженцев, в действительности же для установления непосредственной связи с сибирскими большевистскими организациями Омска, Новониколаевска, Томска, Бийска, Барнаула и других городов. В середине ноября 1917 г. он вернулся в Петроград и включился в строительство нового, Советского государства…