Точно так же мне было продиктовано письмо на имя Ф. Э. Дзержинского о положении в АзГПУ.

В ноябре 1921 г. я отвез это письмо в Москву и передал его в ОГПУ для Дзержинского. Было у меня также письмо от отца к Ленину, но о его содержании я ничего не знал. Я его передал в секретариат Ленина…

Кедров Б. М.

Запечатленный образ Ленина.

М., 1986. с. 8—19, 25–37, 49–76, 131–162, 210–212

«Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица — красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта. Не только кто имеет 25 лет от роду, прекрасные усы и удивительно сшитый сюртук, но даже тот, у кого на подбородке выскакивают белые волоса и голова гладка, как серебряное блюдо, и тот в восторге от Невского проспекта… Едва только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем. Хотя бы имел какое-нибудь нужное, необходимое дело, но, взошедши на него, верно, позабудешь о всяком деле. Здесь единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург».

Ах, как писал Николай Васильевич Гоголь! Еще с гимназии запомнились эти слова, — Кедров обладал феноменальной памятью. Он родился в Москве, но действительно «не променял бы на все блага Невского проспекта». Для него проспект тоже «составляет все», он спешит в дом № 110 по Невскому, и нет для него сейчас ничего важнее этого дома и этого проспекта.

Правда, ему не 25 лет от роду, а на три года больше, но у него тоже «прекрасные усы и удивительно сшитый сюртук».

Все верно, вот только в одном ошибся Николай Васильевич. «Взошедши» на Невский проспект, он никогда не мог позабыть о своем деле. Совсем наоборот: всегда показывался там по «необходимости», и его всегда «загоняла» сюда именно «надобность».

Удачно он все-таки подобрал этот дом по Невскому проспекту! Даже самый опытный конспиратор не мог бы ни к чему придраться. Рядом Знаменская площадь, и если не сможешь уйти от шпиков на Невском, то на площади непременно затеряешься. Ну а если уж и на площади от них не оторвешься, то вот он — Николаевский вокзал, а там на любой поезд, и поминай как звали!

А дом 110 каков! Четыре проходных двора с выходом на четыре улицы и две лестницы — парадная и черная — в издательстве и книжном складе. Да и сам он — Михаил Сергеевич Кедров — поселился в этом же доме, имея надежно изготовленный паспорт на имя Иванова…

Казалось бы, чего ему не хватало! Отец — потомственный дворянин, крупный нотариус, имел собственный дом на 1-й Мещанской улице. Мать — музыкально одаренный человек — научила его играть на рояле, как будто предчувствуя, что это очень пригодится. В общем, безбедная, спокойная жизнь ему была написана на роду: путешествие по Европе, музицирование, 2-я московская гимназия, юридический факультет Московского университета и одновременно вольнослушатель в Лазаревском институте восточных языков.

И вдруг — гром среди ясного неба! В 1899 г. его исключили из университета за участие в революционных студенческих выступлениях.

Оказывается, этот красивый и стройный юноша, одетый всегда с иголочки, имеющий собственный выезд, уже давно жил напряженной духовной жизнью, о которой даже близкие не догадывались. В 15 лет он прочел «Преступление и наказание» и заплакал. Особенно поразили и запомнились слова: «Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца».

У него рано возникло убеждение, что никто не должен проходить мимо бесправия, царящего в мире. Каждый человек ответствен не только за собственные поступки, но и за зло, совершающееся на каждом шагу.

Он начал задаваться вопросами: отчего одни счастливы и богаты, а другие бедны и несчастны? Почему это так? Однако он был еще слишком молод и не знал путей борьбы против несправедливо устроенного мира. Но зерна уже были посеяны. Прошло четыре года — и его глаза открылись: Кедров впервые знакомится с марксизмом…

Было еще одно немаловажное обстоятельство, почему Михаил Сергеевич выбрал дом именно на Невском проспекте. Буквально в пяти минутах ходьбы (если идти быстрым шагом) находилась Караванная улица, где его друзья и товарищи организовали первое легальное большевистское издательство «Вперед».

Это было очень кстати. В случае необходимости, убегая от полиции, можно было скрыться на Караванной. И наоборот, «впередовцы» могли у него спрятаться. Получался такой взаимный «обмен» товарищами, преследуемыми охранкой. Да и вообще было легче работать, зная, что совсем рядом надежные и верные соратники по партии, большевики.

Наконец, можно было всегда посоветоваться с руководителем издательства «Вперед» Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем. У того огромный опыт в издательских делах. Кедров пока не имел никакого опыта. Но революционной биографии Михаила Сергеевича мог позавидовать каждый…

…Подкоп велся через баню Таганской тюрьмы. Крайне опасное и очень ответственное дело. Надо было не только обмануть бдительность полицейских, охранявших тюрьму, но и не привлекать внимания окружающих. Центральный Комитет поручил Кедрову принять участие в этой смелой операции по освобождению из Таганской тюрьмы Н. Э. Баумана, В. А. Носкова и других членов Северного бюро ЦК. Шел 1905 год.

Главное — все делать незаметно, чтобы комар носа не подточил. И тогда решили напротив тюремной бани, через дорогу, открыть небольшую лавочку. Поселился в ней одни человек; для полиции и местных жителей лавочник, торгующий хозяйственными мелочами. На самом деле большевик П. А. Красиков, лавочка которого служила для того, чтобы незаметно увозить вырытую землю из подземного хода. Трудились круглые сутки.

Подкоп до конца не довели, так как Бауман и его товарищи были вскоре освобождены из заключения…

В 1905 г. подмосковная дача Михаила Сергеевича стала явкой и надежным убежищем для революционеров. Но лишь немногие знали, что в подвале дачи он хранил оружие, которое приобретал на свои деньги…

Последний раз Кедров шел на Невский, 110, с Караванной улицы. Издательство «Вперед» разгромлено. На прощание Бонч-Бруевич передал ему несколько листков бумаги и сказал:

— Мы хотели выпустить Собрание сочинений Ленина, но не успели. Он составил список своих работ, которые предполагал включить в это издание. Владимир Ильич разрешил передать этот список вам, Михаил Сергеевич. Может быть, вам больше повезет.

Издать легально первое Собрание сочинений Ленина — какая невероятно трудная и ответственная задача! А главное, это очень важное, необходимое для революционного движения издание. Именно сейчас, летом 1907 г., когда революция потерпела поражение и многих охватили растерянность и уныние, выход произведений вождя большевистской партии прозвучит ободряющим призывом, ленинские мысли укажут революционной социал-демократии верный путь. Конечно, он постарается сделать все, чтобы Собрание сочинений Владимира Ильича было выпущено.

С этими мыслями Кедров быстро преодолел расстояние между Караванной и Невским, 110, неся в потайном кармане драгоценный список. Вот и хорошо знакомая вывеска: «Издательство „Зерно“». 11 июля 1907 г. руководитель издательства большевик Михаил Сергеевич Кедров вошел в свой рабочий кабинет на втором этаже в сильно приподнятом настроении…

А в это время с другой стороны Невского, от Знаменской площади, к издательству «Зерно» приближался мужчина неопределенных лет, высокого роста, одетый прилично, но как-то уж очень неряшливо. Обращали на себя внимание его глаза — темные, воспаленные и навыкате; казалось, в них притаилась какая-то идея, словно он что-то замыслил, но никак не может решиться. Мужчина шел в глубокой задумчивости, не замечая прохожих. Не так давно он прибыл из Европы. Работал в «Искре». Сначала ему правились все эти восторженные юноши, которые бредили Марксом, рассуждали о переделке мира, о социализме, коммунизме, о будущей счастливой и радостной жизни.