— Я не хочу, чтобы ты звала меня поросеночком.
Последовала пауза.
— И как мне тебя звать? Паркинтон Уадделл Броутон Пятый?
— Да нет, просто Парком, как меня все остальные зовут.
Снова пауза.
— Это его имя.
Парк встал и подошел к кухонной двери. Ему исполнилось одиннадцать. Она больше не может откладывать ответы на вопросы из-за того, что он слишком маленький и не поймет. Мамина голова нырнула в холодильник, Парку пришлось говорить с ее задней частью. Но это его не остановило.
— Как вышло, — начал он, — я хочу спросить, как так получилось? Отец был во Вьетнаме, когда я родился, потом он вернулся и увидел меня. Как он снова оказался во Вьетнаме, когда его убили? Расскажи, я не понимаю.
Он подождал минуту. Мамина задняя часть не отвечала.
— Я хочу сказать, людей посылали во Вьетнам на год. Это каждому известно. Как же получилось, что папа…
Мать резко выпрямилась.
— Как получилось? А я хотела бы знать, как получается, что ты постоянно ставишь в холодильник пустые пакеты из-под молока. Каждый раз я думаю, что у нас еще есть молоко и…
Она повернулась к сыну и укоризненно помахала перед ним пустым пакетом.
— … и у нас нет молока к завтраку. Сколько тебе лет? Я бы сказала…
Как она умеет менять тему.
Парк забрал у нее пакет и кинул в сторону мусорного ведра. Не попал. Чертов баскетбол. Одного шага хватило, чтобы добраться до другого конца кухни, и пакет очутился в ведре.
— Я схожу куплю.
Она достала кошелек и протянула сыну доллар. Она улыбалась. Парк видел, что мама радовалась, как легко ей удалось уйти от разговора об отце.
— Будь осторожен. Купишь, и сразу домой. Не забудь включить фару, — ее предупреждения неслись вслед за ним все три лестничных пролета. Внизу мальчик схватил велосипед, снял замок, выбежал на улицу, стащив велосипед по ступенькам.
Прежде, чем вскочить в седло, он замер на минутку и глубоко вдохнул. Было прохладно, но сухо и ясно. Неподалеку жгли листву. Он обожал этот запах и то, что в темноте кто-то наплевал на запрет и поджег листву. А что еще прикажете делать, когда огромные дубы раз за разом засыпают хрустящими коричневыми листьями все улицы в округе.
— Эй, мальчик! — на той стороне у фонаря остановилась машина. Парк притворился, что не слышит. Из окна высунулась голова мужчины.
— Прости, — обратился он к Парку, — ты не подскажешь, как проехать к Пресвитерианской церкви?
В машине сидели несколько человек, и, кажется, они были не опасны, потому что спрашивали дорогу к церкви. Водитель улыбнулся мальчику, и в свете фонаря на его плечах блеснули погоны.
— Вы пропустили поворот, — ответил Парк. — Это в ту сторону. Первый поворот направо и дальше через несколько кварталов будет церковь. Не промахнетесь.
Из машины послышался смех.
— Вы слышали? «Не промахнетесь».
— Только там сейчас нет никого. Поздно.
— Нам сказали, что кто-то будет. А то нашим предложили ночевать в спортзале на полу.
Это были ветераны Вьетнама, они приехали на праздник. Парк задрожал от волнения. Водитель стал разворачиваться.
— Спасибо, — поблагодарил он.
Парк захотел рассказать ему. Он хотел рассказать хоть кому-нибудь, кто поймет.
— Постойте, — крикнул он. — Мой отец воевал во Вьетнаме.
Машина поравнялась с Парком.
— Это здорово! — ответил мужчина, сидевший рядом с водителем.
Водитель наклонился вперед и спросил:
— Он возьмет тебя с собой завтра?
— Нет. Его нет, — Парк произнес это торжественно, чтобы они догадались.
— Мне жаль, сынок, — сказал водитель.
— Но ты-то приедешь?
— Да, — Парк улыбнулся. — Да, наверно.
Он вскочил на велосипед и помчал вниз по дороге. Военные погудели ему вслед, отъезжая от обочины. Парк махнул им на прощанье рукой так, чтобы они заметили его в зеркале заднего вида.
Домой мальчик вернулся в решительном настроении. Он заставит маму поговорить, рассказать ему об отце все. Паркинтон Уадделл Броутон IV, покойный. В официальных бумагах это покойный всегда шло в конце, как римские цифры.
— На самом деле он не умер. Фея Моргана наложила на него заклятие, и много лет он спит мертвым сном в замке посреди дремучего леса, куда не проникает ни один луч солнца. И ты был избран, чтобы отправиться на поиски того замка и победить злое заклятие. Ты, его единственный сын. В пути тебя ждут бесчисленные опасности, — он отбросил мысли об опасности. Он должен отправиться в путь. Ради отца. И ради прекрасной дамы.
Перепрыгивая через две ступеньки и размахивая пакетом молока, словно боевым топором, Парк взбежал наверх. Он повернул ключ в замке и распахнул дверь.
— Мам!
Ее нигде не было видно. На секунду он испугался, как в детстве, когда терял ее в толпе в магазине.
— Мам!
— Я здесь.
Она была в спальне. Сидела на краю кровати спиной к двери в темноте. Парк включил свет.
— Что случилось? Почему ты сидишь в темноте?
— Ты убрал молоко? — мамин голос звучал глухо.
Мальчик поставил пакет в холодильник и вернулся в спальню.
— Хочешь, я еще что-нибудь сделаю?
Он хотел подойти и заглянуть маме в лицо, но что-то удержало его на пороге комнаты.
— Нет, спасибо. Я лягу пораньше.
— Мам, — начал Парк как можно мягче, — я про отца…
— Ох, поросеночек, — попросила она, — пожалуйста, я не хочу возвращаться.
— Возвращаться куда? Я просто хочу узнать… — он остановился.
Хочу узнать что? Да все. Совсем все. С чего же начать?
В квартире напротив мистер Кампанелли что-то кричал глухой жене. Тремя этажами ниже на улице гудела машина. Если бы он знал нужный вопрос, вопрос, по которому можно сразу все узнать…
— В другой раз, хорошо? — мама обернулась и попыталась улыбнуться. — Поможешь мне с диваном?
Он кивнул. Еще и восьми не было, но Парк разложил диван, достал из шкафа белье и постелил постель. И постелил ее так, как делал всегда без маминых напоминаний о необходимости красиво и аккуратно заправлять простыню под матрас.
Потом сделал телевизор потише, хотя и не смотрел его. Он даже не воображал, будто преклоняет колена перед королем Артуром или спасает прекрасную девушку из лап дракона.
Он лежал на диване, снова и снова вспоминая разговор с мамой. Что ему надо было сказать? В самом начале, когда он попросил поехать на праздник. Какое право она имеет решать за него? Она ведь все сама решает. «В другой раз, хорошо?» Когда наступит этот другой раз? Давно пора ему все рассказать. Парк хотел узнать, как и почему умер его отец, и главное — когда. Погиб 22 января 1973 года. Вроде все ясно, пока не вспомнишь о часовых поясах. В Америке, наверно, уже был другой день. Или они подумали об этом, когда писали число? Да, его интересовали вот такие мелочи.
Не говоря уже о серьезных вещах. Например, если его, Парка, полное имя Паркинтон Уадделл Броутон Пятый, значит, есть не только четвертый (который погиб), но и третий, и второй, и первый… Значит, где-то живет или жила семья, которая так дорожила этим дурацким именем, что его снова и снова давали новорожденным мальчикам. И они, конечно же, ненавидели это имя, но, став взрослыми, почему-то настаивали, чтобы так же называли их сыновей, хотя такое длинное имя не помещалось ни в одну графу в бланках или в школьном журнале.
Паркинтон Уадделл Броутон Третий, наверно, еще жив. Мальчик вздрогнул от своей догадки. Может, еще жив дедушка, и его зовут точно так же, как Парка. Почему он не знает точно? Не может быть, чтобы дед не захотел увидеть родного внука, который носит его имя.
Парк подложил руки под голову и вытянул ноги. Диван был коротковат, и мальчик мог дотянуться до края кончиками пальцев. Он уже не ребенок — мама не должна обращаться с ним, как сегодня вечером. Он вырос. И не позволит маме вечно удерживать его в своей жизни. Ему придется заставить ее рассказать об отце и о его семье. Вот только как? Он не может видеть, как воспоминания искажают ее красивое лицо и оно в один миг стареет.