Выше на горе находился ещё один внушительный дом, его обшивка из кедровых досок представляла собой узор «в ёлочку». Параболическая антенна была обращена в сторону широкой просеки, вырубленной в лесу. Надпись на табличке гласила: «Правый склон… Дэл и Ардис Уилбанк».

Дорога к Соколиному Гнезду взбиралась всё выше и выше, прижимаясь к утёсам, с которых деревья, потеряв опору, причудливо нависали над асфальтом.

На каждом повороте Коко громко мяукал, а Юм-Юм отчаянно урчала, когда их кидало то влево, то вправо, то влево, то вправо…

Дом появился внезапно, будто повиснув на вершине скалы. Шум на заднем сиденье сразу прекратился, а Квиллер смотрел сквозь стекло, не веря своим глазам. Он ожидал увидеть более радостную и приветливую картину. «Тип-Топ» оказался тёмным, угрюмым и негостеприимным строением, выкрашенным в серо-зелёный цвет, верхний этаж дома был обшит такого же цвета дранкой. Окна нижнего этажа закрывала серо-зелёная веранда, а окна второго этажа и мансарды заслоняла низко нависающая крыша.

– Великолепно, – проворчал Квиллер, ставя машину на стоянку под чёрным навесом, где места хватило бы для десятка машин. – Не выходите, – велел он своим пассажирам, томящимся в корзине. – Я сейчас вернусь.

Он всегда проверял, нет ли опасности, прежде чем выпустить сиамцев в новом для них месте. Медленно, отмечая каждую мрачную деталь, он направился к серой каменной арке, на которой мозаикой из тёмного галечника были выложены слова: «Гостиница "Тип-Топ" – 1903». Отсюда широкая каменная лестница – он насчитал восемнадцать ступеней – вела в саму гостиницу, а семь деревянных ступеней, окрашенных в защитный цвет, вели на веранду.

Открыв застеклённую створчатую дверь главного входа, Квиллер вошёл в тёмный холл – широкий, он тянулся во всю длину здания, заканчиваясь опять-таки застекленными створчатыми дверьми. Стеклянные створки мало помогали освещению холла, и Квиллер включил свет – три люстры и шесть настенных бра. Он включил свет и в соседних комнатах – в похожей на пещеру гостиной, в столовой на двенадцать персон и в кухне, большой, как и положено быть в гостинице, – радуясь, что плата за электричество включена в аренду.

Затем он открыл окна, чтобы впустить свежий воздух, и обнаружил, что на них нет сеток, которые не позволили бы сиамцам, любившим посидеть на подоконнике, принюхиваясь к ветерку, отправиться на прогулку в горы, – существенный недостаток этого дома. Проветривая помещения, приспустил рамы на окнах и во всех остальных комнатах. После чего принёс кошек в кухню, быстро накормил их сёмгой из банки и показал, где находятся миска с водой и «удобства» (он поставил всё в буфетной).

Для себя Квиллер принёс кофеварку, без которой никогда не уезжал из дома. Он бросил пить, милая женщина-врач из Пикакса убедила его не курить, но отказаться от кофе он не мог – он любил пить его крепким и часто. Вот и теперь с чашкой в руках, извинившись перед сиамцами за то, что оставляет их одних в кухне, он пошёл бродить по дому, критически осматривая своё временное пристанище.

Работая в газетах и кочуя из отеля в отель, он мало интересовался обстановкой комнат, в которых ему приходилось останавливаться, но изменившиеся обстоятельства дали ему возможность понять, что значит приятное жилище. Интерьер этого дома, хотя и явно обновленный, удручал серым однообразием: серый плюшевый ковер, шторы из серой камчатной ткани, серого цвета панели на стенах. Часть массивной мебели образца 1903 года хотя и подходила огромным комнатам с потолками высотой около четырёх метров, но сама по себе была нелепа. Более привлекательными выглядели диваны, стулья и столы, приобретённые последующими владельцами, и всё-таки комнаты казались унылыми, словно из них специально убрали все декоративные мелочи. Пьедесталы для скульптур стояли без скульптур, подставки для цветов – без цветов, книжные шкафы – без книг, витрины – без антикварных безделушек, шкафы для фарфора – без фарфора и столики для светильников – без самих светильников. От картин на стенах остались только крюки и выцветшие прямоугольники.

«И за это, – подумал Квиллер, – я плачу тысячу долларов в неделю!» Уцелела только одна картина – горный пейзаж, висевший в холле над охотничьим шкафчиком, на котором стоял телефон и лежал телефонный справочник. Он нашёл номера домашнего телефона и офиса Лесморов и, позвонив в оба места, оставил одинаковые сообщения: «"Тип-Топ" ограбили!» Быстрый осмотр шести спален и комнаты отдыха подтвердил его догадку. Все три камина были разобраны.

Пока шёл осмотр, из кухни доносились нетерпеливые крики.

– Простите, простите! – извинился он перед разбушевавшимися сиамцами. – Ну а теперь ваш черёд заняться исследованиями. Надеюсь, вам всё это понравится больше, чем мне.

Коты осторожно вошли в гостиную, крадучись забрались под стол в поисках крошек, хотя дом пустовал уже год. Потом Юм-Юм обнюхала невидимое пятно на ковре перед массивным буфетом, а Коко грациозно и бесшумно запрыгнул на него. Квиллер представил, как некогда буфет ломился под тяжестью блюд с жареными фазанами, подносов с горячими омарами и чаш с пуншем объемом в восемь галлонов. Это происходило почти столетие назад, но, судя по всему, не являлось секретом для Коко.

Юм-Юм обнаружила в холле лестницу с перилами и принялась носиться по ней взад и вперёд, напоминая пианиста, упражняющегося в гаммах. Коко привлёк горный пейзаж, и он прыгнул на шкафчик, чтобы потереться мордочкой о край рамы.

– Пожалуйста, не двигай горы, – умолял Квиллер, поправляя картину. Он никогда не мог понять, был ли Коко тонким ценителем искусства или у него просто чесались зубы.

Широкая лестница хорошо вписывалась в просторный холл, в котором у камина стояло несколько удобных стульев. По обе стороны от входа он увидел старомодные вешалки с помутневшими зеркалами, пару изношенных зонтов и несколько массивных тростей для прогулок по лесу. Однако самым заметным предметом в холле всё-таки был тяжелый и уродливый охотничий шкафчик. Рядом с ним стояла пара стульев времён королевы Анны, из одного гарнитура с теми десятью, которые находились в гостиной. Притягивал внимание и горный пейзаж.

«Таинственный, почти мистический, как сами горы», – подумал Квиллер.

Устав от упражнений, Юм-Юм проникла в гостиную и улеглась в кресле в позе, которую Квиллер называл позой Клеопатры. Коко последовал за нею, но направился прямо к высокому секретеру с пустыми книжными полками. Вытянув шею, он что-то забормотал, будто спрашивая, где же книги, – он слыл ярым библиофилом.

– Ну, пойдём дальше! – Квиллер хлопнул в ладоши, подзывая котов к себе. – Давайте пойдем наверх и посмотрим, где вы, ребятки, будете спать.

Ни один не обратил на него ни малейшего внимания. Недолго думая, он подхватил сиамцев под мышку и вышел из комнаты. Но едва он приблизился к лестнице, как Коко выскользнул из рук и потрусил в дальнюю часть холла. Вначале он изучил стул в стиле королевы Анны, обнюхивая его ножки, а затем раму стеклянной двери, видимо, недавно покрашенную.

– Хватит. Пойдём, – настаивал Квиллер. – У тебя будет три месяца, чтобы насладиться запахом краски.

На втором этаже, в дальнем конце, находились две спальни, куда по утрам заглядывало солнце, а вид из окон был такой, что дух захватывало: девственные сине-зелёные холмы, ещё не обезображенные цивилизацией – ни рекламных щитов, ни линий электропередачи, ни радиотелебашен. В одной из комнат стояла огромная кровать, письменный стол внушительных размеров и пара удобных кресел. Спальня напротив – это для сиамцев.

Постелив себе постель и повесив полотенца в ванной комнате, Квиллер осмотрел верхний холл, некогда служивший гостиной. Наверное, постояльцы здесь лили утренний кофе. Серые стены холла покрывали старинные документы и фотографии (воры, грабившие дом, явно не интересовались семейной хроникой). Со старых выцветших фотографий (1903 года) смотрели, застыв в официальных позах, мужчины в костюмах-тройках и котелках и женщины в длинных, до щиколоток, платьях и огромных шляпах; на некоторых фотографиях мужчины сидели на крыльце в креслах-качалках, в то время как женщины играли в крокет на лужайке. В узких чёрных рамках висели фотографии знаменитостей с автографами, адресованными «Дж. Дж».