– Здравствуйте.

– Здравствуйте. – Блэр не узнала собственного голоса. Нервно сглотнув слюну, она еле выдавила из себя это слово.

– Я хочу предложить вам заключить мир. Пожалуйста, простите меня за то, что произошло днем, – произнес он тоном кающегося грешника. Она молча смотрела на цветы в его руке.

– Нужно обязательно поставить их в воду, – мягко сказал он и шагнул вперед. Блэр, как лунатик, отступила, пропуская его в комнату. Когда он проходил мимо, его рука нечаянно коснулась ее груди.

– У вас есть ваза?

– Да… кажется… в кухне, – пробормотала она и пошла к кухонному шкафчику.

Там она нашла красивую стеклянную вазу; налив в нее воды, Блэр принесла ее в гостиную и поставила на кофейный столик.

Шон развернул букет и осторожно поставил цветы в вазу, стараясь покрасивее расположить их. Казалось, его руки слишком велики для такого тонкого дела, но Блэр знала, какими они бывают нежными.

– Готово, – сказал он, сминая оберточную бумагу. – По-моему, превосходно. – Он подошел к кухонному столику, открыл дверцу и выбросил комок бумаги в мусорную корзину.

– Похоже, почти все расставлено по местам, – заметил он, оглядывая комнату.

Лампа светила неярко, так что уголки, где Блэр еще не навела порядок, не были видны. Она согласилась, что действительно комната приобретает жилой вид.

Стены гостиной были окрашены в нежно-розовый цвет, а оконные рамы, двери и плинтусы – в белый. Окна – высокие и широкие, на них – белые жалюзи.

– Вы еще не опробовали ваше ложе? – спросил Шон, показывая на диван.

– Нет, – покачала головой Блэр. – Я там все устроила днем, но… полежать не было времени.

– Надеюсь, вам будет удобно, – сказал Шон, очень внимательно разглядывая не диван, а рот Блэр. – Покупая мебель для этой квартиры, я хотел, чтобы вещи были простыми и удобными.

– Все здесь очень хорошо.

– Я рад этому.

Несколько томительных секунд они смотрели друг на друга, потом оба почувствовали неловкость и опустили глаза. Шон первый нарушил молчание.

– Я очень сожалею о том, что произошло днем. – Когда Блэр снова посмотрела на него, он продолжил: – Поймите меня правильно, я не жалею ни о том, что было, ни о том, что видел вас без одежды и касался вас. – Его низкий голос чем-то напоминал звучание хорошей виолончели. – Я виню себя только в том, что поставил вас в неловкое положение. Я сыграл с вами плохую шутку, и вы, безусловно, вправе сердиться на меня.

Блэр решила не обращать внимания на его слова о том, что он видел и к чему прикасался, и сосредоточиться лишь на его обмане и своем праведном гневе. Какой же он хитрец! Она заготовила множество обвинительных и весьма нелестных слов, но разве можно ими воспользоваться, если Шон так смиренно просит прощения? А может, это его новый подвох?

– Да, я была вне себя от ярости.

– Обещаю в следующий раз сделать вам массаж только с вашего согласия.

– Я… – Блэр готова была взорваться, но осеклась, не решившись сказать ему, что никакого следующего раза не будет.

– Какая странная фотография, – удивился Шон, глядя куда-то через голову Блэр.

Она повернулась и увидела, что он смотрит на художественную фотографию «Руки» работы Харви Эдвардса.

– Ее нужно повернуть, – заметила она. Блэр подошла к фотографии в бронзовой рамке, прислоненной к стене, и поставила ее горизонтально. – Вот так. У меня не было времени ее повесить.

– О, теперь другое дело, – кивнул он. – Интересно, не правда ли?

– Я люблю ее, как, впрочем, почти все работы Эдвардса.

На фотографии был запечатлен изогнутый торс балерины, который поддерживали мужские руки, сильные и вместе с тем чуткие.

– Эдвардс обычно снимает танцоров. А вот еще одна его работа. – На черном бархате стояли старые, видавшие виды розовые балетные туфельки. – Это называется «Балетные туфли».

– Он подбирает хорошие названия для своих работ, правда? – Блэр заметила, что когда Шон улыбается, у него вокруг глаз появляются маленькие морщинки. – У вас тоже есть такие туфельки?

Она рассмеялась:

– Очень много.

– Как вы ухитряетесь завязывать ленточки вокруг лодыжек так, чтобы туфельки крепко держались на ногах?

– Это вопрос сноровки. Ленточки надо правильно пришивать.

– Я этого не знал.

Эти ничего не значащие фразы прикрывали их внутренний поединок. Они походили на соперников, желающих иметь полную информацию друг о друге.

Блэр заметила, что его хорошо причесанные волосы уложены как-то не так, усы красиво изгибаются над верхней губой, а ложбинка, пересекающая подбородок и напоминающая восклицательный знак, подчеркивает его мужественность.

От Шона не укрылось, что Блэр, нервничая, время от времени высовывает кончик языка и облизывает губы; когда же она жестикулирует, ее руки совершают плавные движения, свойственные только балеринам; а ее длинные черные ресницы просто завораживают, особенно, когда она их опускает.

– Скажите, вы голодны?

Этот внезапный вопрос прервал размышления Блэр и вернул ее к реальности.

Помешкав секунду, чтобы собраться с мыслями, она выпалила заготовленную на этот случай фразу:

– Мистер Гаррет, я не расположена пообедать у вас. Ценю вашу любезность, но…

– Не хочу быть чем-либо обязанной своим соседям, – завершил он за нее.

– Что ж, это так. И кроме того…

– Вы боитесь, что я задумал против вас какую-нибудь новую каверзу и начну приставать к вам?

– Нет…

– Так вы опасаетесь, что я не буду приставать к вам?

– Нет! – раздраженно воскликнула она.

Взгляд его пронзительно-голубых глаз действовал на нее обезоруживающе. Сейчас он был устремлен на ее грудь. «Почему я не надела лифчик? – подумала Блэр. – Конечно, я ничего не боюсь, – подбадривала она сама себя, – но все же…»

– Сплетни? Вы боитесь, что этот обед может повредить вашей репутации? Вы правы. В этом маленьком городке ничего нельзя утаить от посторонних людей. Но, уверяю вас, я рискую больше, чем вы. В отличие от вас меня здесь все знают. И если уж меня не волнуют сплетни, вас они совсем не должны волновать.

– Сплетни меня не волнуют. – Блзр наконец-то овладела собой. – Я взрослая женщина, мистер Гаррет, и много лет прожила одна в Нью-Йорке. Я ни от кого не завишу, и мне плевать, что обо мне думают.

– Тогда у вас нет причин отказываться от обеда со мной. Вы готовы?

– Вы, наверное, меня не поняли?

– Прекрасно понял, но все это – пустые слова. Так вы готовы?

Блэр подняла руки, как бы сдаваясь на милость победителя.

– Ну что ж, – вздохнула она, – пойдемте обедать.

– Заметьте, как легко я этого добился, – добродушно улыбнулся Шон. – Вперед! – воскликнул он, распахивая перед ней дверь.

– Одну минуту. Мне нужно причесаться.

– Вовсе не нужно. Ваши волосы выглядят просто замечательно.

– Но туфли-то, по крайней мере, я могу надеть?

– Ноги, истоптавшие столько пар балетных туфель, вполне заслужили отдых. Ступайте босиком.

– Что ж, отлично. – Блэр решила не возражать. – Пойдемте.

– Минуту. Нам осталось кое-что еще.

Блэр вопросительно посмотрела на него.

– Вы забыли выключить свет, а ведь я оплачиваю ваши счета за коммунальные услуги. Помните об этом.

Он выключил лампу, стоявшую на столике возле дивана, и комната погрузилась во мрак. Только сквозь жалюзи чуть пробивался свет уличного фонаря. Блэр уже взялась было за дверную ручку, как вдруг почувствовала легкое прикосновение к своим плечам. Шон повернул ее к себе лицом. Сердце Блэр забилось неровно, и дыхание стало прерывистым.

– Мы не все еще сделали, Блэр.

– Не знаю, что вы имеете в виду, мистер Гар…

– К черту мистера Гаррета! Если вы хоть раз еще так меня назовете, мне придется напомнить вам о том, как близки мы были сегодня, – прорычал Шон. Даже в темноте его глаза сверкали. Его теплое дыхание касалось ее лица. Пальцы, обхватившие ее руки у плеч, были сильными и властными, но вместе с тем теплыми и мягкими.