– Погляди, занавески насквозь прожгло, – громким шепотом выговаривала тем временем мужу Татьяна на кухне. – А букет из бессмертников… Один сор. Сколько раз говорила: не пои, кого ни попадя.

– А чего он заладил: «Колдун, колдун!» – оправдывался хозяин. – Так бы и сказал: язвенник. Хотя для язвы самогоновка – самое первое лекарство.

Роман вернулся на кухню.

– Да ерунда все, – успокоила гостя Татьяна. – Убытку, считай, никакого. Занавески старые были, бахрома вся повылезла. Я давно их поменять хотела, да жалко было выбросить: к старым вещам сердцем прирастаешь.

– Сейчас поправим, – сказал господин Вернон и плеснул водой на занавески.

Волна воды побежала вверх, к потолку, вспенилась и опала. Ткань переменилась – из обгорелой сделалась яркой, новенькой, легла пышными складками. Бахрома, в самом деле поредевшая, стала вновь густой, заблестела золотом.

Господин Вернон полюбовался работой, потом плеснул в сторону пострадавшего шкафчика, на полке которого чернела залепленная пеплом вазочка с несколькими обугленными ветками – все, что осталось от зимнего букета. Вода брызнула, и вновь засияли помутневшие стекла, следы сколов, ожогов, царапины – все исчезло на деревянных полках и створках, вазочка вытянулась, блеснула новенькой синей эмалью, а на черных ветках закачались разноцветные стеклянные колокольчики. Несколько штук, правда, тут же сорвались с тонюсеньких веточек и разбились. Не бесследно, значит, тот стакан в желудок ухнул. Да, не бесследно – в голове у Романа до сих пор позвякивало.

Огненный у дядя Гриши самогон.

– Сойдет? – спросил Роман, ставя ведро на пол.

– С-сойдет, – ухмыльнулся хозяин, поднялся, потрогал колокольчики в вазе. Они зазвенели.

– Совсем и не было нужды беспокоиться, – покачала головой Танюша. – Силы на наши бессмертники и занавески тратить. Силы вам еще самому пригодятся, для более важных дел.

– Фокусы у тебя, конечно, хорошие, как у этого заграничного Копперфильда, но тебе еще над собой работать придется. Надо же, как тебя от самогоновки перекосило, – пробормотал дядя Гриша. – Вот только одного я тебе не забуду, что этих сволочей водой смыл, а я им зубы не выбил все за их хулиганства.

Явный прогресс. Прежде дядя Гриша хотел мучителей резать на кусочки. Теперь речь шла только о зубах.

Хозяин налил себе полный стакан, опрокинул, запил клюквенным морсом, и лицо его прояснилось немного.

Хозяйка поставила перед гостем чашку с горячим душистым чаем, принесла толстый домашней вязки плед и накинула колдуну на плечи. Роман не испытывал холода, но отказываться не стал, чтобы не обидеть хозяйку. Она время от времени вздыхала, но плакать боялась. Колдун глотнул чаю. Чувствовалась все та же чистая колодезная вода.

– Давай, во второй раз попробуем. Может, со второго раза приживется питие? – не унимался хозяин. Себе он уже налил. А также имел большое желание налить гостю.

– Не надо его мучить. Ему полежать надо, выспаться, – запротестовала Татьяна.

Колун ответить не успел – в дверь постучали.

– Кто это? – спросила хозяйка и сама же ответила: – Вадим Федорович приехал. Как Машеньку привезли, я ему сразу позвонила.

– Зря! – мотнул головой дядя Гриша. – Не след Вадиму Машеньку сейчас видеть.

– Кто этот Вадим Федорович? Машенькин жених? – спросил Роман, помня, что дядя Гриша называл жениха Вадимом.

– Он самый, солидный человек. – В голосе Татьяны послышалось неподдельное уважение.

Не ошиблась хозяйка, Вадим Федорович пожаловал.

А колдун ошибся – ожидал он увидеть молодого бритоголового парня, но на кухню вошел человек лет сорока, может, даже и больше, но моложавый, хорошо одетый – костюм-тройка, галстук, все неброское, но видно, что не в Суетеловске куплено. Его можно было разглядывать, как картину: белизна сорочки безупречная; запонки старинные, золотые. Волосы коротко остриженные, но гостю это шло. Бронзовый загар и полоска темных усов придавали жениху вид заправского щеголя. Ожидалось, раз он из новых русских, то начнет «ботать по фене». Но ничего подобного не последовало.

– Добрый вечер, Григорий Иванович. Добрый вечер Татьяна Васильевна. – Гость поставил на стол литровую бутылку водки. У хозяйки ручку поцеловал. – Я только что узнал обо всем. Потрясен. Как она?

– Спит. Ничего вроде. Но не соображает, что и как. Ее какой-то дрянью пичкали. Ополоумела девка. Э-эх… – сообщил дядя Гриша.

– Могу на нее посмотреть?

– В щелку только. А то побеспокоите. – Будущий тесть уважительно обращался к жениху «на вы».

– Одним глазком, – согласился Вадим Федорович. – Как только подумаю… – Он не договорил – стиснул зубы. – Машенька в своей комнате?

– Ну конечно. Спит.

Вадим Федорович вышел, Татьяна побежала за ним.

– Серьезный мужик, – прокомментировал дядя Гриша. – Но хулиганистый – страсть. Не представляешь даже, что может учудить. Ночами на мотоцикле с шантрапой всякой гоняет. Затянется в кожу, на коня железного вскочит – и погнал. Он с Машенькой-то как познакомился? Подъехал, шлем не снял, предложил до дому довести. Она и уселась – я ж ее тоже часто на мотоцикле возил. Домчал, значит, снимает шлем, смеется. А она возьми его и поцелуй. Сам видел. У ворот и поцеловала. Ну и все. Завертело их обоих.

Вадим Федорович вернулся. Лицо его было мрачно.

– Едва узнал. – Он налил себе стакан до краев, выпил стоя.

– Васька, мой крестник, советует ее в больницу положить. А вот он, колдун темногорский, – дядя Гриша кивнул на Романа, – предлагает память ей смыть, чтоб у нее про эти дни ничего в голове не осталось.

Вадим Федорович внимательно посмотрел на господина Вернона. Роману стало не по себе от этого взгляда. И еще – он почувствовал вроде как вину перед гостем. За что – неведомо.

– Что значит – смыть? – Вопрос задал, будто гарпун бросил.

Роман с удивлением отметил, что не может ничего сказать в ответ. Ну, не может, и все. Вопрос вроде бы простой, но из головы все ответы как водой смыло. Вернее, самогоном. Никогда прежде с Романом подобного не бывало. Ну, спасибо, дядя Гриша, удружил. Перед надменным, уверенным в себе Вадимом Федоровичем почему-то особенно не хотелось выглядеть деревенским неотесанным дурачком, который двух слов связать не может.

Роман выпрямился, откинулся на стуле и зачем-то растянул губы в дурацкой ухмылке:

– Да так вот просто, память стереть, чтоб ничего не осталось.

– Роман Васильевич – большой хулиган. Это он Машеньку нашел, – пояснил дядя Гриша. – Ему от меня за то поклон до земли, на всю жизнь благодарность.

– Лучше смыть, – решил за всех Вадим Федорович, садясь за стол. – О таком помнить никому не надо.

Татьяна суетилась вокруг него, выставляя закуски. Дядя Гриша глянул на нее мрачно. Не нравилось ему, что жена вольно или невольно заискивает перед женихом из боязни, что тот Машеньку теперь бросит. Сам дядя Гриша кланяться никому не желал, не имел такой привычки.

Хозяин налил гостю полный стакан, себе тоже набулькал. Роману больше не предлагал, наученный горьким опытом. Колдун тем временем пытался справиться с противной пустотой в голове. Э-эх, слова-словечки, и куда ж вы все подевались?

– А вы чем занимаетесь? – спросил Роман, не придумав ничего лучшего. – Торговлей, верно? – Он не знал, почему спросил про торговлю. На торговца гость похож не был. Но дух богатства и власти ощущался.

– У Вадима Федоровича магазины в Суетеловске. Даже в Питере фирменный магаз есть, – отвечал вместо жениха дядя Гриша.

– Почему же вы в Питере не живете?

– Я здесь отшельничествую. – Вадим Федорович улыбнулся. Властительно. Так простые люди не улыбаются. Только повелители, если подданные их от тяжких дум отвлекут и развеселят. Если Вадим Федорович вот так при первой встрече с Машей улыбнулся, сидя на своем «Харлей-дэвидсоне», то в один миг девчонку свел с ума.

Властитель? Да… Он будто стенкой от всех был отгорожен.

– Мне Маша помогает. Мы с нею оба отшельники. Я – добровольно от мира отстранился, она – из любви ко мне. Можете меня Отшельником называть, это близко к истине.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: