— А где удобно? — Шариф сам же и ответил, четко и раздельно выговаривая каждое слово. — Нет здесь такого «удобного места».

— Поблизости нигде нет кремня. А издали не могли они возить кремень: тогда у них не было не только самолетов или автомашин, но даже прирученных лошадей. Им приходилось пользоваться такими камнями, какие находили.

— Ведь верно! — воскликнул Махмут, уже забыв о своей обиде. — Правда же! Как же это я сам не додумался до этого! А ведь по-другому и быть не может!

Он поднялся с места. Накинул на себя плащ и пошел искать тот камень, который бросил. Догадавшись о его намерении, Шариф быстро достал прожектор и посветил ему дорогу.

Аккуратно завернув найденный камень в бумагу, вместе с другими положили в рюкзак и выключили прожектор.

Вскоре тлеющий костер загорелся последний раз и скупо осветил спокойные лица спящих, крепко прижавшихся друг к другу ребят.

Махмут проснулся: с него сполз плащ. Шалаш протекал. «Сейчас короткие ночи, почему все еще не наступает утро? — подумал Махмут. — А зачем нам день? В пещере же все равно, что днем, что ночью».

Он мягко погладил друга по голове:

— Шариф, Шариф!

Шариф что-то бормотал.

— Шариф, проснись-ка! Который час?

Шариф приподнялся и стал шарить в карманах. Махмут разыскал прожектор.

Было половина третьего.

— Шариф, послушай-ка. Может быть, пойдем? Там же все равно.

— Где все равно?

— В пещере…

Шариф полежал немного, как бы раздумывая, встал и начал одеваться.

Не прошло и пяти минут — они были уже готовы. Подъем на верхний этаж пещеры был долгим. На крутых стенах глубоких колодцев, по которым они поднимались, им пришлось молотком долбить уступы. А раз случилось такое, что Махмут из-за своего неосторожного движения поскользнулся по наклонной гладкой стене. Если Шариф не успел бы укоротить веревку, которой они были связаны, могло быть большое несчастье. А так Махмут отделался только испугом, но компас в его кармане разбился.

Наконец, они поднялись в узкий коридор, который, извиваясь, привел их в просторный зал.

— Смотри-ка, Шариф! — показал Махмут на углубление в стене, напоминающее кресло. — Природа не только создала трудный путь, но позаботилась и о том, чтобы после тяжелого подъема человек мог посидеть и отдохнуть.

— Точно! Айда, садись!

Ребята достали из авоськи завернутый в кусок клеенки свой завтрак.

Здесь было немного суше, чем на нижних этажах. Махмут увидел под ногами странные кристаллы, в форме длинных призм и похожие на иголки.

— А это арононит, — пояснил Шариф, — естественный карбонат кальция.

Скоро они очутились в таком огромном зале, какого они еще ни разу не встречали. Для внимательного осмотра пришлось сменить в прожекторе лампочку на более мощную.

Махмут определил размеры зала: высота — двадцать шесть метров, а ширина — сорок с лишним метров.

— Пятиэтажный большой дом может вместиться здесь!

Стены разукрашены молочно-белыми сталактитами, разноцветно мигают кристаллы. На середине зала величаво, как хозяин, сидел огромный сталагмит. Высота его равнялась трем метрам, а диаметр основания доходил до восьми метров. Махмут несколько раз сфотографировал его, используя магниевую вспышку.

В дальнем углу зала показалось наклонное разветвление. Ребята решили его осмотреть. Это был коридор, не широкий, но очень высокий. Шариф посветил стены, и ребята не поверили своим глазам: тут были барельефные изображения каких-то гигантских деревьев и стада слонов между ними.

«Не творенье ли это рук человеческих?! Вот как неожиданно!» Нет, это были не рисунки, а очаровательная шутка природы. Ребята надолго задержались у этих сложных узоров, образованных кальцитовыми отложениями.

Дальнейшая дорога шла вверх по наклонному коридору и вывела в следующий зал. Он был намного меньше предыдущего, и ничего привлекательного в нем не бросалось в глаза. Ребята обратили внимание только лишь на то, что здесь было сухо, как ни в одном зале, осмотренном до этого.

Шариф уже пошел было дальше.

— Постой! — остановил его Махмут. — Видишь!

— Что?

— Здесь тоже есть рисунок!

— Где?

— Не видишь разве? Посмотри на эти линии! — Махмут приблизился к стене. — Вот!

— Да нет же! Тебе кажется. Это простые пятна.

— Смотри повнимательнее!

Шариф повернул рычажок прожектора. Светлый круг на стене уменьшился, но зато он стал намного ярче.

— Лошадь! Да, настоящая лошадь. Это уже не работа природы, а нарисовано человеком.

— Ты серьезно? Неужели вправду? Гляди-ка! Э-эй-й! Вот еще! Голова быка! Видишь? А ну-ка, я их… — Махмут, волнуясь и торопясь, перезарядил кассеты фотопластинками. Для этого не понадобилось никакого искусственного затемнения, достаточно было выключить прожектор.

Пока Махмут фотографировал рисунки, Шариф исследовал другие стены.

— Еще один рисунок!

— Шариф! Скажи-ка мне: не во сне ли все это? А когда ехали сюда, как я мечтал об этом!

— Но я и не представлял, что это будет так просто. Как замечательно получилось, а? Нет уж, я это предчувствовал, действительно предчувствовал. Нет, это было даже не предчувствие, а предвидение!

«Ну, ты что уже лишнее загнул!» — поду мал Шариф.

— Как же иначе! — сказал он с иронией. — Зря, что ли, ты всю жизнь занимался крупными научными исследованиями в этой области!

Однако Махмуту было не до иронии.

— Говорил же я, что такие рисунки должны быть не только в пещерах Западной Европы, но и у нас. Если их нет в пещере Карякэ, то где же еще они могут быть?

Долго возились ребята в этом зале. А когда пошли было уже дальше, Махмут еще раз остановил друга.

— Слушай! А не окажется так, что на той стене рисунки сделаны так же, как и слоны, в результате…

Они вернулись к рисункам. Шариф очень внимательно осмотрел один из рисунков.

— Охра же это! Охрой нарисовано! Ее изготовляют из глины или извести, смешивая с окисью железа и с жиром или даже просто с водой.

Эти слова заметно успокоили Махмута. Он хотел выяснить, сколько времени прошло с тех пор, как были нарисованы на стенах пещеры эти рисунки. Не решив этот вопрос, как они расскажут об открытии своим одноклассникам?

— Рисунки нарисованы как тени животных.

Значит, они относятся к первому периоду жизни человека кроманьонского типа, а именно: к эпохе ориньякской культуры. Стало быть, рисункам, найденным нами, столько же лет, сколько рисункам в Западной Европе.

— Ты не торопись с такими выводами, насоветовал Шариф.

А я и не тороплюсь. Здесь вывод сам напрашивается. Логика тут очень простая. Если бы рисунки были нарисованы не как тени, а лицом к нам, то они относились бы к культуре солютрэ. Солютрэ — это позже, чем ориньяк. Затем — мадлен. Этой культурой заканчивается древнекаменный век. Начинается новокаменный. Он…

— В твоей «простой логике», — прервал Махмута Шариф, — непонятно вот что: совпадает ли время развития древних культур на Южном Урале со временем развития западноевропейских культур?

От прямого ответа Махмут уклонился:

— Это надо уточнить… — а сам подумал: «Уточнить… проверить…». Нашли камни — надо проверить: есть ли поблизости кремень. Да пещера сама еще как следует не изучена. Будут возникать все новые и новые вопросы. А их только двое. Вот если бы они были тут всем классом, человек тридцать!

Вдруг Махмута осенило:

— Шариф! Давай дадим телеграмму!

— Кому? О чем?

— Нашим! Пусть немедленно приезжают сюда! Дела всем хватит. Вот это был бы класс!

Шарифу мысль понравилась.

— Обязательно пошлем, Махмут! Я думаю, по такому поводу сюда и сам директор школы вместе с нашими ребятами приедет.

— И в газетах о нас напишут!

— Конечно, напишут!

Но было ясно, что сегодня они не успеют дать телеграмму. Поэтому договорились, что до конца дня они будут в пещере, а завтра рано утром пойдут в Акбаштау.