Уединенну жизнь как мне ни выхваляли,
Я вижу, что о том пустое мне болтали.
Возможно ли Москву с деревнею сравнять?
Там нет полей и рощ, а есть где погулять.
Вовеки не могу я к жизни сей привыкнуть,
Приятности ее не в силах я проникнуть.
Свирелей нежный глас не мил моим ушам:
В Москве я живучи, привык к колоколам.
Уж три дни, как я здесь, в угодность господину,
Скучаю, рвусь, бешусь, кляну мою судьбину,
Не ведая, зачем приехал он сюда.
Никак пришла ему взбеситься череда!
Не знаю, для какой приятной здесь награды
Оставил он Москву, где балы, маскарады
Имеют полну власть из ночи делать день,
Из солнечных лучей ночную делать тень.
Что сделалося с ним? Что сделалось со мною?
Неужель мы навек расстанемся с Москвою?
Тому, кто так, как он, беспечно жизнь ведет,
Казалось бы, на ум деревня не пойдет:
Он молод, и богат, и счастлив в нежном поле —
Чего ж ему еще желать осталось боле?
Но нет!… Он прежде сам веселу жизнь любил,
Теперь стал весь не тот: печален и уныл;
Жестокая тоска его тревожить стала;
Она одна сюда на почте нас примчала.
В деревню отроду приехав в первый раз,
За целые сто лет считаю всякий час…
Пойду теперь, пойду, спрошу я господина:
Какая бы его тоски была причина?
Пойду, пойду к нему… Но что ж я оробел?