— Англию? — спросил он. — Что такое Англия?

— Но ведь это часть Англии! — воскликнул я.

— Это Велибитания, — заверил он меня. — Я ничего не знаю об Англии, а я живу здесь всю жизнь.

Я довольно быстро догадался о происхождении Велибитании. Без сомнения, это искаженное Великобритания — название, в прошлом обозначавшее гигантский остров, включавший Англию, Шотландию и Уэльс. Впоследствии мы слышали, как это название произносили Велибритания или Валибритания.

Затем я попросил его указать нам путь в Рид или Портсмут; но он опять покачал головой и сказал, что не знает таких стран. А когда я спросил, есть ли какие-нибудь города в этой стране, он не знал, о чем я говорю, поскольку никогда не слышал слово «город».

Я объяснил как мог лучше, сказав, что это место, где много людей живут вместе в домах.

— А, — воскликнул он, — так это лагерь! Да, здесь есть два огромных лагеря, Восточный лагерь и Западный лагерь. Мы из Восточного лагеря.

Употребление слова «лагерь» для того, чтобы описать скопление жителей в одном месте, навело меня на мысль о войне, и я спросил, кончилась ли война, и кто победил.

— Нет, — был ответ на этот вопрос. — Война еще не кончилась. Но она скоро кончится, а кончится как всегда тем, что западные убегут. Мы, восточные, всегда побеждаем.

— Нет, — сказал я, поняв, что он говорит о мелких межплеменных войнах своего острова. — Я говорю о Великой Войне, войне с Германией. Кончилась ли она и кто одержал победу?

Он нетерпеливо помотал головой.

— Я никогда не слышал ни об одной из этих стран, что ты говоришь.

Это было невероятно, но все же это было именно так. Люди, живущие там, где проходила война, Великая Война, не знали о ней ничего, хотя мы даже через двести лет после нее знали, насколько она была для них чудовищна, и живо интересовались ее событиями по ту сторону Атлантики.

Передо мной был житель острова Уайт, никогда не слышавший ни о Германии, ни об Англии! Я внезапно обратился к нему с новым вопросом.

— А какие люди живут на большой земле? — показывая рукой направление, спросил я.

— Никто не живет, — ответил он.

— Давным-давно, говорят, наши люди жили там по ту сторону воды, но дикие звери их так пожирали, что они перебрались сюда на бревнах и плавнике верхом, и никто не осмелился вернуться обратно из-за ужасных тварей, которые живут в этой страшной стране.

— А другие люди когда-нибудь приплывали к вам на кораблях? — поинтересовался я.

Он никогда не слышал слово «корабль» и не знал, что это такое. Но он уверял меня, что до того, как появились мы, он думал, что кроме велибитанцев, то есть восточных и западных жителей древнего острова Уайт, людей на свете больше нет.

Уверившись в нашем дружелюбии, наши новые знакомые повели нас в свою деревню или, как они ее назвали, лагерь. Там было около тысячи обитателей, ютящихся в грубо сделанных хижинах, пищей которых служила добытая на охоте дичь и те продукты моря, что можно было раздобыть недалеко отходя от берега. Ведь у них не было лодок, да они и не подозревали о существовании таких средств.

Оружие у них было самое примитивное, просто грубо обработанные пики с грубо заостренными кусочками металла, прикрепленными к концу. Они не знали ни литературы, ни религии, а единственный закон, который они признавали, был закон силы. Огонь они получали с помощью кремня и огнива, но большинство питались сырой пищей. Брак им был неизвестен, и зная слово «мать», они не знали того, что я подразумеваю под. словом «отец». Особи мужского пола сражались за женскую благосклонность. У них было распространено детоубийство и уничтожение стариков и физически неполноценных.

Семья состояла из матери и детей, а мужчины жили то в одной хижине, то в другой. Благодаря их кровавым дуэлям, их в численном отношении всегда было меньше, чем женщин, так что хижин на них на всех хватало.

В деревне мы провели несколько часов, причем стали объектом величайшего любопытства. Жители изучали нашу одежду и все наши вещи и задавали бесчисленные вопросы о стране, из которой мы прибыли, и о способе передвижения.

Я расспрашивал их об исторических событиях, но их знания ограничивались пределами их острова и их собственной дикой, примитивной жизни. О Лондоне они и не слыхивали и уверяли меня, что на большой земле я людей не встречу.

Очень опечаленный увиденным, я покинул их и мы втроем вернулись к катеру, сопровождаемые сотнями мужчин, женщин и детей.

Когда мы отплыли, раздобыв нужные ингредиенты для нашего химического топлива, велибитанцы в молчаливом изумлении от нашей изящной лодки, танцующей на сверкающей воде, выстроились вдоль берега и следили за нами до тех пор, пока мы не исчезли из виду.

Утром 6 июля 2137 года мы вошли в устье Темзы — впервые, насколько мне известно, за двести двадцать один год киль судна с Запада разрезал эти исторические воды!

Но где же буксиры, лихтеры, баржи, плавучие маяки и бакены, все те бесчисленные приспособления кипучей жизни древней Темзы?

Ушло! Все ушло! Только тишина и запустение там, где когда-то было средоточие мировой торговли.

Я поневоле сравнивал этот когда-то в прошлом великий водный путь с гаванями близ нашего Нью-Йорка, или Рио, или Сан-Диего, или Вальпараисо. Они стали такими, каковы они сейчас за двести лет ненарушаемого мира, который у нас, военных, принято проклинать. Что же за тот же период лишило воды Темзы их былого величия?

Будучи военным, я мог найти только одно объяснение — война!

Я опустил голову и уныло отвел глаза от пустынных и удручающих окрестностей, и в молчании, которое никто из нас явно не собирался нарушить, мы продолжали плыть по обезлюдевшей реке.

Мы добрались до места, где согласно моей карте, должен был быть когда-то Ирит, где я увидел небольшое стадо антилоп, причем недалеко от берега. Поскольку у нас опять закончились запасы мяса, а я оставил все надежды найти город на месте древнего Лондона, то я решил высадиться и подстрелить несколько штук.

Подумав, что они должны быть робкими и пугливыми, я решил поохотиться на них один и велел парням сидеть в лодке и ждать, пока я их не позову оттащить туши.

Осторожно пробравшись сквозь заросли и остерегаясь скрытой ловушки, я как раз почти добрался до добычи, как в этот момент увенчанная рогами голова вожака внезапно поднялась и замерла, а затем все стадо как по сигналу медленно двинулось в глубь острова.

Поскольку передвигались они не торопясь, я решил за ними последовать, пока они не остановятся покормиться.

Я шел за ними не меньше мили, пока, наконец, они вновь ни остановились и принялись пастись на густейшей, роскошной траве. Все время, что я шел за ними, я держал глаза нараспашку и уши на макушке, чтобы не упустить появление Felis tigris, но пока никаких признаков зверя не было.

Я стал поближе подбираться к антилопам, собираясь выстрелить в большого оленя, как вдруг увидел нечто, что заставило меня забыть о добыче.

Это была фигура гигантского серо-черного создания, чьи плечи высились в двенадцати-четырнадцати футах над землей. Никогда в жизни я таких животных не видел, да и не сразу узнал: настолько в жизни оно отличалось от тех чучел, что были выставлены в наших музеях.

Но все же я догадался, что это могучее животное должно быть Elephas africanus или, как их обычно описывали в старину — африканский слон.

Антилопы на громадного зверя не обращали ни малейшего внимания, а я настолько увлекся зрелищем мощного толстокожего, что забыл выстрелить в оленя, а затем это стало и невозможно.

Слон, шевеля своими громадными ушами и помахивая коротким хвостом, объедал нежные побеги каких-то кустов. Антилопы шагах в двадцати от него продолжали пастись, когда внезапно совсем рядом с ними раздался ужасный рык и я увидел как огромное желто-коричневое тело буквально вылетело из скрывавшей его зелени позади пасущихся животных и одним прыжком оказалось на спине маленького оленя.